— Вы не устали, а разочарованы в жизни не больше, чем всякий человек. По всем правилам из вас должна была получиться такая же избалованная, распущенная девчонка, как ваша сестра. Но произошло чудо. Вся честность и немалая часть мужества в вашей семье достались вам. И не надо вам ничьей доброты.
Я повернулся, пошел в кухню, достал бутылку шампанского из холодильника, хлопнул пробкой, быстро налил два плоских фужера и один из них выпил. От шипучей остроты на глазах выступили слезы, но я осушил фужер.
Налил его снова. Потом расставил все на подносе и потащил в гостиную.
Линды не было. Саквояжа не было. Я поставил поднос и открыл входную дверь. Я не слышал, чтобы ее открывали, и у Линды не было машины. В кухню вообще не донеслось ни звука.
Потом сзади раздался ее голос:
— Идиот. Неужели вы решили, что я удрала? — Я закрыл дверь и обернулся.
Она распустила волосы и надела на босые ноги домашние туфли с пушистыми помпонами. Шелковый халат был цвета заката с японской гравюры. Она медленно подошла ко мне с неожиданно застенчивой улыбкой. Я протянул ей бокал. Она взяла, отпила пару глотков и отдала обратно.
— Очень вкусно, — сказала она.
Потом очень спокойно, без всякой игры или притворства, обняла меня и, приоткрыв рот, прижалась губами к моим губам. Кончик ее языка коснулся моего. Спустя долгое время она откинула голову, но руки ее по-прежнему обвивали мою шею. Глаза сияли, как звезды.
— Я все время об этом думала, — сказала она. — Нарочно упрямилась. Не знаю, почему. Может быть, просто нервы. Вообще-то я совсем не распущенная. Это плохо?
— Если бы я так о тебе думал, я бы начал к тебе приставать еще тогда, в первый раз, у Виктора. — Она медленно покачала головой и улыбнулась.
— Вряд ли. Потому я и здесь.
— Ну, может быть, не тогда, — сказал я. — Тот вечер принадлежал другому.
— Может быть, ты вообще не пристаешь к женщинам в барах?
— Редко. Свет слишком тусклый.
— Но масса женщин для того и ходит в бары, чтобы к ним приставали.
— Масса женщин и по утрам встает с той же мыслью.
— Но спиртное вызывает желание — до известного предела.
— Врачи его рекомендуют.
— Кто тут вспомнил врачей? Где мое шампанское? — Я поцеловал ее еще раз.
Это была легкая, приятная работа.
— Хочу поцеловать твою бедную щеку, — сказала она и осуществила свое желание. — Она прямо горит.
— А вообще я замерзаю.
— Не правда, дай еще шампанского.
— Зачем оно тебе?
— Выдохнется, если мы его не выпьем. И мне нравится его вкус.
— Хорошо.
— Ты очень меня любишь? Или полюбишь, если я лягу с тобой в постель?
— Возможно.
— Знаешь, тебе не обязательно со мной спать. Я не так уж настаиваю.
— Спасибо.
— Где мое шампанское?
— Сколько у тебя денег?
— Всего? Откуда мне знать? Около восьми миллионов долларов.
— Я решил с тобой переспать.
— Корысть взыграла, — заметила она.
— За шампанское платил я.
— К черту шампанское, — сказала она.
Глава 50
Спустя час она протянула голую руку, пощекотала меня за ухом и спросила:
— Тебе не приходит в голову на мне жениться?
— Это будет брак всего на полгода.
— О господи, — заявила она, — пусть даже и так. Разве не стоит попробовать? Ты что, хочешь в жизни застраховаться от любого риска?
— Мне сорок два года. Избалован свободой. Ты немножко избалована деньгами — правда, не слишком.
— Мне тридцать шесть. Иметь деньги не стыдно и жениться на них не стыдно. Большинство из тех, у кого они есть, не заслуживают богатства и не знают, как с ним обращаться. Но это ненадолго. Опять будет война, и после нее денег ни у кого не останется — только у жуликов и спекулянтов. У остальных все съедят налоги.
Я погладил ее по волосам и намотал прядь на палец.
— Может, ты и права.
— Мы полетели бы в Париж и чудно бы там повеселились. — Она приподнялась на локте и посмотрела на меня. Я видел, как блестят глаза, но не понимал, какое у них выражение. — Как ты вообще относишься к браку?
— Для двух человек из сотни это прекрасно. Остальные кое-как перебиваются. После двадцати лет брака у мужа остается только верстак в гараже. Американские девушки потрясающие. Американские жены захватывают слишком много территории. Кроме того…
— Я хочу еще шампанского.
— Кроме того, — сказал я, — для тебя это будет очередное приключение. Тяжело разводиться только в первый раз. Дальше это просто экономическая проблема. А экономических проблем для тебя не существует. Через десять лет ты пройдешь мимо меня на улице и станешь вспоминать — откуда, черт возьми, я его знаю? Если вообще заметишь.
— Ты самоуверенный, самодовольный, ограниченный, неприкасаемый мерзавец. Я хочу шампанского.
— А так ты меня запомнишь.
— И тщеславный к тому же. Сколько тщеславия! Хотя сейчас и в синяках. Ты считаешь, я тебя запомню? Думаешь, запомню, за скольких бы мужчин я не выходила замуж или спала с ними? Почему я должна тебя помнить?
— Извини. Я наговорил лишнего. Пойду тебе за шампанским.
— Какие мы милые и разумные, — язвительно заметила она. — Я богата, дорогой, и буду неизмеримо богаче. Могла бы купить весь мир тебе в подарок, если бы его стоило покупать. Что у тебя есть сейчас? Пустой дом, где тебя не встречает даже ни собака, ни кошка, маленькая тесная контора, где ты вечно сидишь в ожидании. Даже если бы я с тобой разошлась, то не позволила бы тебе вернуться ко всему этому.
— Как бы ты мне помешала? Я ведь не Терри Леннокс.
— Прошу тебя. Не будем о нем говорить. И об этой золотой ледышке, жене Уэйда. И о ее несчастном пьянице-муже. Ты что, хочешь стать единственным мужчиной, который от меня отказался? Что за странная гордость? Я сделала тебе самый большой комплимент, на какой способна. Просила тебя жениться на мне.
— Ты сделала мне другой комплимент, это важнее. — Она заплакала.
— Ты дурак, абсолютный дурень! — Щеки у нее стали мокрыми. Я чувствовал, как по ним бегут слезы. — Пусть это продлится полгода, год, два года. Что ты теряешь, кроме пыли в конторе, грязи на окнах и одиночества в пустой жизни?
— Ты больше не хочешь шампанского?
— Хочу.
Я привлек ее к себе, и она поплакала у меня на плече. Она не была в меня влюблена, и мы оба это знали. Она плакала не из-за меня. Просто ей нужно было выплакаться.