– Это плохо, Джейн. Я не могу сконцентрироваться. Сегодня случилось кое-что еще, и я должен с вами поделиться.
Она смотрела на него в тревоге:
– Что же это?
Генрих колебался:
– Я вам скажу, но строго конфиденциально, Джейн. Обещайте никому не передавать моих слов.
– Обещаю, – сказала она.
– Благодарю вас. Мастер Кромвель чувствует себя лучше и вернулся ко двору. Сегодня ближе к вечеру он пришел ко мне с депутацией членов Тайного совета. Я удивился, так как не мог догадаться, зачем они явились. Все нервничали, и неудивительно! – Его голубые глаза сузились. – Кромвель сказал, что получены тревожные сведения о поведении королевы. Дальше он заявил, что первые подозрения вызвал у него составленный во Фландрии гороскоп, который предсказывал, что мне грозит опасность со стороны самых близких людей.
Джейн задрожала. Казалось, ее худшие опасения сбывались.
– Они так беспокоились из-за простого предсказания? – спросила она.
Вероятно, Кромвель сгустил краски ради каких-то своих целей. Господь знает, у него были на то причины. Значит, все действия против Анны на его совести, Джейн тут ни при чем.
– Нет, – мрачно ответил Генрих. – Лучше бы на том все и закончилось, однако у них были данные под присягой показания людей, которые представили свидетельства дурного поведения королевы, и они доказывают, что она замышляла покушение на мою жизнь.
Рука Джейн невольно подлетела ко рту. Такого и вообразить нельзя было.
– Но это измена! – прошептала она.
– Да, и те, кто проверял эти свидетельства, тряслись от страха, когда стояли передо мной на коленях. Они заявили, что по долгу службы не могли скрыть это от меня, и поступили абсолютно правильно. Они благодарили Господа, что Он уберег меня и не дал свершиться коварным замыслам. Клянусь святой мессой, я едва избежал смерти! Подумать только! Похоже, я вскормил змею у себя на груди!
Последние слова были сказаны с жаром.
Джейн ужаснулась. Неверность – это одно; но злоумышлять против короля – совсем другое. Конечно, Кромвель не мог зайти так далеко, чтобы придумать подобное обвинение на пустом месте, даже если чересчур серьезно воспринял слова Марка Смитона.
– Доказательства убедительные? – спросила Джейн.
– На первый взгляд представленное мне свидетельство убийственно, но этого недостаточно, чтобы выдвинуть обвинения. Я приказал провести дальнейшее расследование и буду ждать его результатов. Если утверждения очевидцев окажутся верными, это, разумеется, будет иметь влияние на вопрос наследования. О Джейн! – Он уткнулся лицом в ладони.
Она взяла Генриха руками за плечи и пробормотала ему в ухо:
– Мне так жаль, очень, очень жаль.
Король поднял взгляд. Глаза его были холодны как лед.
– Даже если новых доказательств не появится, я решился отделаться от нее. Кранмеру придется отыскать какой-нибудь способ.
– Молюсь, чтобы вам не пришлось ничего больше делать, – сказала Джейн.
– Я сделаю все, что понадобится, – заявил Генрих. – Я не допущу, чтобы измена оставалась ненаказанной. Иначе это будет расценено как слабость. – Он издал глубокий вздох. – Когда-то, услышав такое, я был бы убит горем, но теперь… Уязвлена моя гордость, но не сердце. Я скорее зол, чем опечален. Но мне придется повременить с окончательным решением. – Он встал. – Простите, милая Джейн, сегодня я не могу быть приятной компанией. Не хочу впутывать вас в это, но весьма благодарен вам за то, что вы меня сочувственно выслушали. Вы мудро подходите к жизни, видите суть проблем, и это помогает мне самому смотреть на вещи яснее.
– Я всегда к вашим услугам, если понадоблюсь, Генрих, – ответила она, беря его за руку.
Король наклонился и поцеловал ее:
– Я скоро снова приду, и вы опять будете моей.
После ухода Генриха Джейн разволновалась. Она ужасалась деяниям королевы и одновременно радовалась углублению понимания между ней и Генрихом. Это давало надежду, что, когда придет время – если оно придет, – можно будет просить короля о милости к Анне. И хотя она ненавидела ее, но не желала нести на сердце вину за ее кровь.
Вошел посыльный в королевской ливрее:
– Госпожа Сеймур, господин секретарь Кромвель просит вас явиться к нему, как только это будет вам удобно.
Джейн затрепетала.
– Я пойду к нему сейчас же, – сказала она.
Мужчина вежливо кивнул и проводил ее в палату, где заседал Совет. В комнате находились только сам Кромвель и сэр Уильям Фицуильям, который сидел в дальнем конце стола с кипой бумаг. Джейн сделала реверанс, когда оба мужчины встали, и церемониймейстер закрыл за ней дверь.
Кромвель улыбнулся и знаком показал, чтобы она села напротив него.
– Это ненадолго, госпожа Джейн. Его милость знает, что вы здесь.
К ней обратился Фицуильям. У него было узкое лицо с резко очерченными скулами и отрывистая манера говорить.
– Мы расследуем некоторые обвинения, выдвинутые против королевы, поэтому все, что вы скажете за этим столом, останется в строжайшей тайне. Вы понимаете?
– Разумеется. – Джейн надеялась, что дознаватели не заметят, как она нервничает.
– Находясь на службе у ее милости, вы не видели и не слышали ничего такого, что вас обеспокоило бы? – спросил Кромвель.
– Нет, ничего, – ответила она.
– Ни намека на неверность королю?
– Нет. – Они не могли не поверить ей; из всех людей у нее, Джейн, больше всего причин желать, чтобы Анну убрали с дороги.
– Проводила ли она время наедине с джентльменами в своих покоях?
– Я такого не помню.
– Проявляла ли она особую привязанность к какому-нибудь одному джентльмену?
В памяти всплыло красивое лицо Норриса.
– Нет, – ответила Джейн.
– Даже в такой форме, какую вы могли бы интерпретировать как простую дружбу?
– Ее милость близка со своим братом, конечно, и она оказывает милости многим джентльменам из своего круга, но в этом нет ничего неподобающего.
Кромвель потянулся вперед:
– Что вы имеете в виду, когда вы говорите о милостях?
– Она ведет себя приветливо и проявляет снисходительность к ним. Играет с ними в карты, музицирует и развлекает. Это все было невинно. Ничто в ее поведении не поражало меня как неуместное или неприличное.
– Она флиртовала с ними? – спросил Фицуильям.
Джейн насторожилась:
– Я не вполне понимаю, о чем вы, сэр?
– Она игриво перешучивалась с ними, строила им глазки, прикасалась к ним?
– Она довольно открыто поддерживает шутки, иногда игриво гримасничает, но прикасаться – нет, она брала их за руку только во время танцев в ее покоях.