Бледное лицо Генриха вспыхнуло.
– Это правда, но дело давнее. Я понимал, какие препятствия это создает, поэтому получил разрешение папы, который одобрил мой брак с Анной. Но два года назад парламент издал акт, признающий папские разрешения незаконными, если они противоречат воле Божьей. Джейн, Кранмер утвердил мой брак. Он никогда не выражал по этому поводу никаких сомнений. И я всегда полагал, что он не противоречит воле Господа. Но может быть, это препятствие непреодолимо. Я должен поговорить с Кранмером.
Джейн задумалась, захочет ли Кранмер отменять брак, который так сенсационно объявил законным и правомочным. Но она слышала, что этого господина называют ручным зверьком короля. Люди шептались, что по просьбе Генриха он найдет теологическое обоснование любому деянию, каково бы оно ни было. Если Генрих пойдет к Кранмеру и представит ему убедительные обоснования своего желания расторгнуть брак, тот вполне может проявить сговорчивость.
Джейн собралась с духом:
– Сэр, вам не кажется, что если вы расстанетесь с королевой, то сможете вновь обрести благоволение Господа? Тогда вы будете вольны заключить брак с другой женщиной, способной родить вам сыновей.
К ее удивлению, Генрих кивнул:
– Я уверен в этом, дорогая. Это также облегчит путь к дружбе с императором и заставит умолкнуть моих противников. Анна не популярна. Она средоточие постоянной бури, вот почему мне так приятно умиротворение, которое я нахожу в вас. Скажу вам, что в прошлом году, незадолго до смерти вдовствующей принцессы, я для пробы задавал вопросы о вероятности аннулирования брака. Мои советники высказались в том духе, что это будет расценено как признание, будто я совершил ошибку, отстранив от себя Екатерину. И от меня станут ожидать возвращения к ней, а любой новый брак посчитают противоречивым, так как половина христианского мира признавала ее моей законной супругой.
Вот это новость! Оказывается, Генрих уже обдумывал возможность развода с Анной.
– Я уже не молод, Джейн, – продолжил король, – и не могу позволить себе тянуть с надеждами, что Бог пошлет мне сына. Я должен поговорить с Кранмером. – Он взял ее за руку. – Вы дали мне дельный совет. Я так люблю вас, Джейн. Взгляните, у меня есть для вас подарок. – Он вынул из кармана бархатный сверток.
Она развернула ткань и увидела изумрудную подвеску и в пару к ней кольцо с крупным камнем. Джейн ахнула. Какие ценные вещи он ей преподносит!
– Изумруды символизируют чистоту и веру, – сказал Генрих.
– Не знаю, как и благодарить вас, ваша милость. Они великолепны. Вы так добры ко мне. У меня нет слов, чтобы выразить, как я вам признательна.
Он склонился к ней и нежно поцеловал в губы, а потом сказал:
– Я бы отдал вам весь мир. И… Джейн, когда мы с вами наедине, вот как сейчас, не называйте меня «ваша милость» или «сэр». Я – Генрих, ваш покорный слуга.
Она обвила руками его шею:
– Да, сэр, то есть Генрих. – (Они оба засмеялись, но его глаза оставались печальными.) – Что мне сделать, чтобы вам стало лучше? – спросила Джейн.
Он посмотрел на нее жаждущим взглядом и сказал:
– Утешьте меня. Помогите забыть о боли, которую я чувствую.
Защитная стена таяла. Джейн стало ясно, что нужно постараться сильнее привязать Генриха к себе, проявив теплоту и сердечность, а не держаться с холодной отчужденностью. Она крепче обняла его:
– Как я могу сделать это?
Вместо ответа он жадно приник к ее губам и пробормотал:
– Пойдемте в постель.
Несколько лет назад Джейн спрашивала мать, что будет происходить с ней в свадебную ночь.
– То есть я знаю, что случится, но как мне вести себя, вот о чем я беспокоюсь, – призналась она.
– Вам ничего не нужно делать, – со смущенным видом ответила мать. – Ваш супруг все будет знать, а вы следуйте за ним.
– Это больно? – спросила Джейн.
– Немного, сперва, но это быстро проходит. Не тревожьтесь, дитя мое. Все будет хорошо.
Пока Генрих отпускал стражников, с безучастным видом стоявших у дверей, и вел ее через замерзший личный сад во дворец, а потом в верхнюю часть пристроенной к стене башенки – туррета по потайной лестнице в свою спальню, Джейн вспомнила этот разговор и улыбнулась. Тогда она не понимала, что происходящее между мужчиной и женщиной диктуют инстинкт и желание. Сидя в объятиях Генриха в капелле, она почувствовала, что настало время отдаться ему, и именно это побудило ее оказаться здесь этим вечером.
Закрыв дверь, Генрих повернулся, взял лицо Джейн в ладони и жадно поцеловал в губы:
– Дорогая, вы даже не представляете, как это важно для меня. Я думал, что погрузился в пучину ада и оттуда нет выхода, а потом вы осветили мне путь. О Джейн! Был ли на свете мужчина, столь благословенный? – Он прижал ее к себе.
Припав к его груди, она почувствовала себя уверенной и любимой. Желания, которые она столько лет подавляла, расцвели буйным цветом.
– Боюсь, я совершенно невинна в вопросах любви, – прошептала она.
Он приподнял ее лицо:
– Тут нечего бояться, Джейн. Уверяю вас, это будет большим удовольствием для нас обоих. Идемте, позвольте мне побыть вашей фрейлиной.
Король ловко помог ей расстегнуть крючки на платье и расшнуровать киртл, потом попросил лечь на кровать, а сам стал стягивать чулки, одновременно лаская ее ноги. Она лежала на постели в одной сорочке, пока он снимал одежду. Краем глаза она увидела его нагим в свете свечей – мускулистое тело зрелого мужчины. И вот он уже с ней в постели, крепко обнимает, отдавшись на волю желания. Когда она ощутила, что он вошел в нее, возникла резкая боль, но вскоре все ее страхи смыло волной удовольствия, которое она наконец познала. В двадцать девять лет, а это зрелый возраст для девицы, какой восторг отдаваться мужчине, которого желаешь! И когда все закончилось, он лежал, накрытый ее руками, и плакал слезами, в которых смешались радость и печаль.
Глава 18
1536 год
Она проснулась перед зарей, ощутив губы Генриха на своих губах и его тело, требовательное, настойчивое, овладевающее ею. Он был сильным и крепко сложенным, а она – маленькой и хрупкой; и Джейн вновь изумилась, как прекрасно они подходят друг другу. Она растворилась в его объятиях. Вчера вечером он пришел к ней в ужасном отчаянии, и их любовное соитие оказалось крайне эмоциональным опытом, но этим утром Генрих совладал с собой, взял чувства под контроль, и его властность испугала ее.
После, когда он заснул рядом с ней, сомнения начали заползать в ее разум. Ночью она была абсолютно уверена, что поступает правильно. В ее действиях не было никакого расчета; она просто улучила нужный момент. И то, что происходило, не ощущалось как уступка, но было слиянием по обоюдному согласию. Однако теперь Джейн занервничала. А что, если Генрих бросит ее, как многих других женщин? Ну и ославится же она в глазах тех, кто возлагал на нее надежды! А вдруг она забеременела? Осознав, что такое вполне вероятно, Джейн перестала дышать. В голове у нее пронеслась картинка: вот она с позором едет домой, в Вулфхолл, и живет там, всеми презираемая.