В то время ему еще не был нанесен удар саблей по лицу, который, лишив храбреца одного глаза, увековечил его отвагу, хотя и без того ее никто никогда не думал оспаривать.
Князь обладал громким именем, недурным состоянием, дворцом на Кьяйе. Увидев Луизу, он влюбился в нее, попросил герцогиню Фуско быть посредницей между ним и ее молодой подругой, но получил отказ.
Катаясь по Кьяйе и улице Толедо в прекрасном экипаже с великолепными лошадьми, подаренными опекуном, Луиза не раз встречалась с очаровательным всадником лет двадцати пяти, не более, представлявшим собою в Неаполе одновременно и Ришелье и Сен-Жоржа. То был старший брат Николино Караччоло, с которым мы познакомились во дворце королевы Джованны, — герцог Роккаромана.
На его счет носилось множество слухов; они, пожалуй, не сделали бы чести человеку в наших северных столицах, зато в Неаполе, стране легких нравов и снисходительной морали, только придавали ему больший вес и возбуждали зависть неаполитанской золотой молодежи. Говорили, будто он был мимолетным любовником королевы, из числа тех, которых фаворит первый министр Актон позволял ей иметь, как разрешал это Потемкин Екатерине II, с тем условием, что сам он остается любовником постоянным; говорили, что не кто иной, как королева, оплачивает и великолепных лошадей, и многочисленную челядь князя, ибо собственное его состояние, будучи весьма значительным, все же не позволяло ему таких расходов; но говорили также, что герцог, если сердце его и не вполне свободно, все же в любовных делах может добиться всего, чего пожелает.
В один прекрасный день герцог Роккаромана, не зная, как войти в дом Сан Феличе, приехал к нему от имени наследного принца Франческо, при котором он состоял в Должности главного конюшего. Он привез грамоту на звание библиотекаря его высочества; то была своего рода синекура, которую принц даровал Сан Феличе за его известные всем заслуги.
Сан Феличе отказался: не оттого, что не мог стать библиотекарем, а потому, что его пугала необходимость подчиняться множеству мелких условностей этикета, связанных с придворной должностью. На другое утро коляска принца остановилась у ворот Дома-под-пальмой, и принц лично повторил Сан Феличе предложение, переданное ему главным конюшим.
Отказаться от такой чести, предложенной самим наследником престола, было невозможно, и Сан Феличе только попросил осуществление этой милости отложить на полгода, ведь через шесть месяцев Луиза должна была стать либо его женой, либо женой кого-нибудь другого. Если она выйдет за другого, он сам будет нуждаться в развлечениях, если же за него, то это откроет ей доступ в придворные круги и он сможет доставить ей удовольствие.
Принц Франческо, человек умный, влюбленный в серьезную науку, согласился на такую отсрочку, сказал Сан Феличе несколько любезных слов по поводу красоты его воспитанницы и удалился.
Зато теперь дверь была открыта для Роккаромана, который целых три месяца напрасно расточал перед Луизой сокровища своего красноречия и обаяние своей особы.
Подходило время, когда судьба девушки должна была решиться, а Луиза, несмотря на все окружающие ее соблазны, по-прежнему придерживалась твердого решения выполнить обещание, данное родителю. Тогда Сан Феличе почел себя обязанным представить ей точные сведения относительно ее состояния, с тем чтобы отделить это состояние от своего и таким путем сделать Луизу, хоть она и будет его женою, полной хозяйкой своего капитала. Он попросил банкиров Беккеров, которым пятнадцать лет тому назад было вверено пятьдесят тысяч дукатов, представить ему то, что на банковском языке называется балансом. Андреа Беккер, старший сын Симоне Беккера, явился к Сан Феличе со всеми документами, относящимися к этому вкладу. Хотя Луиза и не проявляла особого интереса к подробностям отчета, Сан Феличе пожелал, чтобы она присутствовала при их разговоре. Андреа Беккер никогда еще не видел ее вблизи и был ошеломлен этой дивной красотой. Чтобы снова побывать у Сан Феличе, он сослался на то, что некоторых документов недостает; он стал приходить часто и в конце концов признался Сан Феличе, что без ума влюблен в его воспитанницу. В случае женитьбы он намерен изъять из банка отца миллион, пустить в оборот полмиллиона франков Луизы и за несколько лет увеличить этот капитал в два, четыре, шесть раз. Тогда Луиза станет одной из самых богатых женщин в Неаполе, сможет соперничать в элегантности с высшей аристократией и затмить всех знатных дам роскошью, как уже затмила их красотой.
Луиза не дала ослепить себя этой блестящей будущностью. Сан Феличе был бесконечно доволен и горд тем, что ради него она отвергла и знатность князя Молитерно, и остроумие и изящество герцога Роккаромана, и богатство и роскошь Андреа Беккера. Последнего он пригласил бывать у него сколько ему вздумается, но с условием, что молодой человек безусловно откажется от мысли посещать его дом в качестве жениха.
Четырнадцатого декабря 1796 года истек срок обещания, данного Сан Феличе умирающему князю Караманико, и в очень скромной обстановке, без малейшей торжественности, Сан Феличе и Луиза Молина были обвенчаны в храме Пие ди Гротта в присутствии одного лишь принца Фран-ческо, пожелавшего быть свидетелем у своего будущего библиотекаря.
Сразу же после свадьбы Луиза попросила своего супруга вернуться к тому укладу в доме, какой был прежде; ей хотелось жить так же просто, как она прожила здесь четырнадцать лет. Поэтому кучера и лакея отпустили, лошадей и коляску продали; отставили только Нину, молоденькую служанку, которая была, казалось, искренне предана своей госпоже; старухе-домоправительнице, все еще сожалевшей о своем Портичи, определили пенсию, и она уехала туда, радуясь, как изгнанник радуется возвращению на родину.
Из всех знакомых, что появились у нее за девять месяцев светской жизни, Луиза сохранили лишь одну подругу: то была герцогиня Фуско, богатая вдова, как мы уже говорили, на десять лет старше ее; в отношении герцогини даже самое изощренное злословие было бессильно; не одобряли ее лишь за то, что она чересчур громко и свободно осуждает политические действия правительства и частную жизнь королевы.
Вскоре подруги стали неразлучны; их два дома составляли некогда одно владение и были обособлены друг от друга лишь при семейном разделе. Теперь же было решено дверь, забитую тогда, снова открыть, чтобы беспрепятственно видеться в любое время дня и даже ночи. Об этом намерении сказали кавалеру Сан Феличе, и он, не видя тут ничего дурного, сам нанял мастеровых. Он мог только радоваться за жену, что у нее подруга такого положения, такого возраста и с такой репутацией, как герцогиня Фуско.
С тех пор приятельницы стали неразлучны.
Целый год длилось безоблачное счастье. Луизе пошел двадцать второй год, и, быть может, вся жизнь ее протекла бы тихо и безмятежно, если бы несколько неосторожных слов, сказанных герцогиней Фуско насчет Эммы Лайонны, не были переданы королеве. Каролина не шутила, когда дело касалось ее фаворитки: министр полиции предложил герцогине на некоторое время удалиться в свое поместье.
Она взяла туда с собою одну из своих иршпельниц — Элеонору Фонсека Пиментель, также скомпрометированную, причем Элеонору обвиняли не только в том, что она сказала что-то неугодное двору, но и написала об этом.