— Он так достоин быть счастливым, — сказала Луиза, протягивая руку своему мужу.
— Счастье не всегда даруется достойным, — заметил Чирилло. — А сейчас до свидания, кавалер, ибо я надеюсь, что мы увидимся. Счастливого пути! Служите своему принцу. Я же, я останусь в Неаполе и постараюсь служить моей родине.
Затем, соединив в своей руке руки мужа и жены, доктор сказал:
— Хотел бы я быть святым Януарием, и не для того, чтобы совершать чудо два раза в год, что, впрочем, не так уж и плохо в наш век, когда чудеса стали редкостью, но затем, чтобы одарить вас счастьем, как вы того заслуживаете. Прощайте!
И он быстро вышел.
Сан Феличе проводил его до подъезда и на прощание помахал рукой; потом, вернувшись, сказал жене:
— В десять часов карета принца заедет за нами.
— Я буду готова к десяти, — ответила Луиза.
И действительно, она была готова. Сказав прости дорогой ее сердцу комнате, попрощавшись с каждой вещью, которую она там оставляла, отрезав локон своих прекрасных белокурых волос и привязав ими к подножию распятья записку, в которой было пять слов: «Мой брат, я люблю тебя!», Луиза оперлась на руку мужа и, безутешная, как Магдалина, но чистая, как дева Мария, поднялась с ним в карету принца.
Микеле стал на козлы.
Нина дрожащими от радости губами поцеловала руку своей госпоже.
Дверца кареты захлопнулась, и экипаж покатил.
Мы уже говорили о том, какова была в тот вечер погода. Дождь, град и ветер били в окна экипажа, и залив, который, несмотря на мрак, просматривался до самого горизонта, казался лишь пеленой пены, вздымаемой морскими валами. Сан Феличе с ужасом взглянул на это яростное море, которое Луиза, измученная другой бурей, неистово бушевавшей в ее душе, даже не заметила. Кавалера страшила мысль об опасности, которой должно было подвергнуться сейчас это единственное в мире дорогое ему существо. Он посмотрел на Луизу. Она сидела в углу кареты, бледная и неподвижная. Глаза ее были закрыты, и из них по щекам струились слезы, которые она, полагаясь на темноту, даже не старалась удержать. Тогда впервые Сан Феличе пришла мысль, что его жена принесла ему какую-то великую жертву, о которой он ничего не знал. Он взял ее руку и поднес к губам. Луиза открыла глаза и улыбнулась ему сквозь слезы.
— Как вы добры, мой друг, и как я вас люблю! — сказала она.
Кавалер обнял Луизу за шею, прижал ее голову к своей груди и, откинув капюшон шелковой мантильи, которой она была укутана, коснулся ее волос дрожащими губами, на этот раз более чем отеческим поцелуем.
Луиза не смогла удержать стона.
Кавалер не подал вида, что он его услышал.
Карета остановилась у спуска к набережной Витториа. Лодка с шестью гребцами уже ждала, с трудом удерживаясь на волнах, которые выталкивали ее на песок.
Едва гребцы увидели остановившуюся карету и поняли, что там, внутри, те, кого они ждут, они закричали:
— Скорее! Море неспокойно! Мы еле справляемся с лодкой!
И действительно, Сан Феличе было достаточно бросить один взгляд на небольшое судно, чтобы убедиться, что оно и все, кто взойдет на него, подвергнутся гибельному риску.
Сан Феличе шепнул что-то вознице, потом Микеле, взял Луизу на руки и спустился с нею вниз.
Они не достигли еще берега, как морской вал, разбившись о песок, окатил их пеной.
Луиза вскрикнула.
Сан Феличе обнял ее и прижал к сердцу.
Затем, знаком подозвав Микеле, сказал жене:
— Подожди. Я спущусь в лодку, потом Микеле и я поможем тебе.
Отчаяние Луизы достигло того предела, за которым следует полный упадок сил и безволие. И она перешла, почти не замечая, из рук мужа в объятия своего молочного брата. Кавалер решительными шагами приблизился к лодке, которую двое гребцов с помощью багра удерживали если не на месте, то, во всяком случае, близко от берега, прыгнул в лодку и крикнул:
— Отчаливай!
— А синьора? — спросил хозяин лодки.
— Она остается, — ответил Сан Феличе.
— Да уж, в такую погоду с женщинами на море небезопасно, — отозвался хозяин. — Дружнее, ребята, дружнее, разом! И живо!
В одну секунду лодка уже была на расстоянии десяти саженей от берега. Все это произошло так быстро, что у Луизы не было времени догадаться о решении мужа и воспротивиться ему.
Но когда она увидела, что лодка удаляется, крик вырвался из ее груди.
— А как же я?! — твердила она, пытаясь освободиться из рук Микеле и броситься вслед за мужем. — Как же я? Значит, вы меня оставили?
— Что сказал бы твой отец, которому я обещал беречь тебя, если бы он увидел, какой опасности я тебя подвергаю? — отвечал Сан Феличе, повышая голос.
— Но я не могу оставаться в Неаполе! — кричала Луиза, ломая руки. — Я хочу ехать, хочу следовать за вами! Ко мне, Лучано! Если останусь — я погибла!
Кавалер Сан Феличе был уже далеко. Порыв ветра донес его слова:
— Микеле, поручаю ее тебе!
— Нет, нет! — кричала Луиза в отчаянии. — Никому, кроме тебя, Лучано! Ты же ничего не знаешь! Я люблю его!
И, бросив Сан Феличе эти слова, в которые она вложила свои последние силы, Луиза почувствовала, что душа ее отлетает.
Она потеряла сознание.
— Луиза, Луиза, — повторял Микеле, тщетно пытаясь вернуть к жизни свою молочную сестру.
— Ananke! — раздался голос за спиной Микеле. Лаццароне обернулся. Перед ним стояла женщина: при свете молнии он узнал албанку Нанно — это она, видя, что кавалер уехал в Сицилию, а Луиза осталась в Неаполе, произнесла по-гречески таинственное и грозное слово, которое мы сделали заглавием настоящей главы, — Рок.
В то же мгновение лодка, увозившая кавалера Сан Феличе, исчезла за мрачной громадой Кастель делл'Ово.
КОММЕНТАРИИ
Одно из самых выдающихся произведений Дюма, роман «Сан Феличе» («La San Felice»), — история трогательной любви молодой неаполитанки из семьи, близкой к королевскому двору, и французского офицера-республиканца, итальянца родом, — разыгрывается на фоне революции 1798 — 1799 гг. в Королевстве обеих Сицилии.
В основу романтической линии книги положены подлинные отношения прототипов его героев, но значительно измененные и идеализированные. В то же время историческая канва романа воспроизводится автором чрезвычайно точно, и это не удивительно, поскольку Дюма основательно изучал историю Неаполитанского королевства в самом Неаполе.
Дело в том, что Джузеппе Гарибальди, в знак признательности за помощь, оказанную ему Дюма летом 1860 г. в борьбе против неаполитанских Бурбонов (а у писателя был к ним особый счет, как это становится ясно из романа), назначил его на почетный пост директора раскопок и музеев Неаполя. Дюма жил в Неаполе с осени 1860 г. по весну 1864 г. и даже издавал здесь двуязычную (на итальянском и французском языках) газету «L'Indipendente» // «L'Independent» («Независимый»). Получив возможность знакомиться с государственными архивами, он написал на итальянском языке многотомную хронику «Неаполитанские Бурбоны» (I Borboni di Napoli, 1862 — 1863). Эти архивные материалы были использованы автором в исторических отступлениях романа «Сан Феличе» и примыкающего к нему романа «Воспоминания фаворитки» («Souvenirs d'une favorite», 1865).