Ранним утром на княжеском дворе дружинники занялись обучением новобранцев. Решив размяться, Левашов тоже присоединился к товарищам. Достаточно поупражнявшись, княжич присел неподалёку и с интересом наблюдал за потешным поединком Ерёмы и Богдана Ивановича. Несмотря на молодость, парень уверено отражал удары умудрённого опытом воина, чем и заслужил его похвалу. Но на одобрительные слова седоусого Ерёма, хорохорясь, самоуверенно заявил:
– Это я ещё вполсилы тебя бью, а вот если в полную ударю, так запросто и одолеть смогу!
– Ну давай, попробуй, – снисходительно усмехнулся Богдан, и противники вновь сошлись.
Явно желая «загнать» старика, Ерёма вертелся лаской, но Богдан, словно не ощущая усталости, не позволял мальчишке себя «достать». Понаблюдать за поединком собралась целая ватага детворы, да и девки подошли ближе и, стреляя глазами в молодцев, перешёптывались и хихикали. Похоже, присутствие девушек ещё больше распаляло парня, и он с показной удалью красовался пред зрителями. В очередной раз бросив взор в сторону молоденьких селянок, юный гридень поймал взгляд огромных синих глаз: красавица, не смущаясь, смотрела прямо на него.
– Ну что, Ерёмка, бахвалиться проще, чем бывалого вояку победить? – хохотнула она.
Парень недоумевал: он первый раз был в городе, откуда девушка могла его знать? Правда ему показалось, что он уже видел красавицу, но никак не мог сообразить, где? На какое-то мгновение Ерёма замешкался, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Богдан выбил из его рук саблю и приставил к груди клинок.
– Ну что, витязь, подвела тебя твоя самонадеянность. Нечего на девок пялиться, – хитро прищурился седовласый.
Таяна расхохоталась:
– То-то же! Ты, Ерёмка, лишь языком чесать горазд! – воскликнула она и, лукаво улыбнувшись, развернулась и пошла прочь.
Парень растеряно почесал затылок:
– Откуда она меня знает? – обвёл он непонимающими взглядом товарищей.
– Столько дней за спиной её возил, а не признал? – засмеялся Левашов.
– Как за спиной? – захлопал глазами Ерёма и его вдруг осенило. – Так то ж Трофимка?! Вот ведь! А я потешался над ним. Над ней…
Перекинув через плечо коромысло, Таяна степенно ступала по тропинке, ведущей к колодцу, и мужчины провожали её восхищёнными взглядами. Русая коса с вплетённой синей лентой спускалась до пояса, голубой шёлк сарафана волнами колыхался у ног девушки, и казалось, она не идёт, а парит над землёй. «Лебедь белая», – промелькнула восторженная мысль в голове Евсея, и он, ревниво зыркнув в сторону открывшего рот Ерёмы, вышел со двора.
Набрав полные вёдра, Таяна смущённо взглянула на подошедшего к колодцу княжича. Все следы побоев на её лице окончательно прошли, и Левашов тут же отметил, насколько девушке идёт женский наряд. «Просто ослепительно хороша» – прошептало его сердце.
– Дашь испить водицы, красавица? – улыбнулся Евсей.
– Так пей. Разве мне воды жалко, – повела плечом Таяна.
Левашов приник губами к ведру, а напившись, проговорил:
– Сладкая водица у тебя.
– Обычная, княже.
– Нет, с твоих рук особенная, – взглянул он на девушку и заметил, как она покраснела. – Давай помогу, – предложил Евсей и потянулся к ведрам.
– Нет! Где ж это видано, что б князь за девкой воду таскал? – подхватывая коромысло, возмутилась Таяна.
– А что, князь разве не человек?
– Человек. Да только что люди скажут? – потупилась она. – Не боишься, что засмеют? Да и обо мне злословить начнут, – вздохнула девушка.
– Ну, хоть проводить тебя позволишь?
– Я что, дороги не знаю? – проронила Таяна и, развернувшись, «поплыла» над тропинкой.
– Ух, какая ты строгая стала! – засмеялся Евсей и пошагал рядом. – Не тяжело самой? Хочешь, работу тебе в тереме найду несложную, будешь жить и горя не знать.
– Спасибо, Евсей Фёдорович. Только не хочу я сама в холопки записываться. Я птица вольная, – гордо взглянув на мужчину, задорно улыбнулась Таяна.
– Да… не думал, что из малой пичуги такая горлица вырастет, – не спуская глаз с девушки, проговорил Евсей.
– Всё шутишь, – вновь смутилась она.
– Даже не думал, – прошептал он.
– Ну всё, пришла я, – проговорила Таяна и поспешно скрылась за дверью.
Поставив вёдра на лавку, девушка, обессилев, прижалась к косяку. Душа бедняжки дрожала, а сердечко металось так, будто она бежала наперегонки с зайцем. «Да что же это, – стараясь успокоиться, приложила Таяна ладонь к груди. – Что же он делает со мной… Зачем только подошёл?» Дрожащей рукой девушка убрала прядь с лица и осторожно взглянула за дверь. Евсей уже шагал обратно, и она, любуясь статью мужчины, тяжело вздохнула.
На следующий день весь городок собрался в церкви. Левашов, возвышаясь на почётном месте, смиренно слушал священника и примерно накладывал на себя положенные знамения. Завершив службу, к князю подошёл батюшка:
– Евсей Фёдорович, сегодня селяне Купало праздновать намерены. Ты бы приструнил их. Не божеское это дело через сатанинские костры скакать. Грех это.
– Так как же я их приструню, ежели они даже тебя, отче, не слушают? Да и в чём грех? Испокон веков на Руси праздник в почёте был. Как же запретить, если в нём душа народная заложена? Это себя забыть придётся, разве это господу угодно?
Священнослужитель скривился, недовольно крякнул, но не в силах ничего исправить, вернулся в храм. У ворот церкви Левашова дожидался Ерёма.
– Евсей Фёдорович, а ты сегодня на гуляние пойдёшь? Девки вон уже венки плетут, а парни для кострища траву на поляне косят.
– Ох, Ерёма, – лукаво прищурился княжич. – Не боишься, что потом жениться придётся?
– Так я только посмотреть, – забормотал гридень. – Никто ж не заставляет венок у красавицы принимать и с ней за ручки через костёр сигать.
– Сходим, полюбуемся, – снисходительно улыбнувшись, пообещал Евсей.
Парень помчался к дружинникам, а Левашов, увидев Таяну, мелькнувшую синем сарафаном в тени леса, зачем-то направился за ней.
Залитая янтарным светом берёзовая роща звенела щебетом птиц. Под ногами мягким ковром стелился изумрудный шёлк травы, расцвеченный алыми каплями сочной земляники. Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь тонкий ажур листвы, шаловливо вспыхивали то тут, то там, раскидывая повсюду золотые трепетные веснушки, а покрытые угольными письменами белоснежные стволы стройными колоннами устремлялись ввысь. Поникнув изящными ветвями, деревья напоминали скромно потупившуюся юную деву, грациозно покачивающую нефритовыми монистами. Чарующая неброская красота русской природы касалась невидимых струн души, заставляя сердце дрожать восторженными трелями, а лес, наполненный солнцем, чистотой и запахом ягод, вызывал желание вздохнуть полной грудью, широко раскинуть руки и попытаться обнять всю бесконечную ширь, впитать всё безмерное величие и всю безудержную мощь родной земли.