– Хорошо. Слушай дальше. Я разрешу тебе прийти к нему, и султан, я полагаю, разрешит. Но он это сделает не из любви к брату, а чтобы испытать шахзаде. Если тот провалит испытание, будет казнен. Моргни, если поняла.
Еще один взмах пушистыми ресницами. А умненькая девочка. Умеет в нужный миг собраться и делать то, что должно!
Может, со временем из нее даже получится хорошая хасеки, а там и до валиде недалеко… Кёсем-султан могущественна, но не вечна.
Хадидже не собиралась изменять своей повелительнице, но… это гарем, и никогда не знаешь, кого завтра укусит ядовитая змея, а кого найдут удавленным шелковым шнурком. И кто в конце концов будет честно унесен старостью, как та никогда не виденная ею «бабушка Сафие», которую Кёсем-султан до сих пор почитает своей наставницей.
Позаботиться о будущем – это ведь не только предавать направо и налево, как делала в свое время Айше. Иногда это просто делать кому-то добро, надеясь, что этот кто-то добра не забудет и в свою очередь придет на помощь. Сделаешь добро десяти – отплатит один, сделаешь сотне – глядишь, уже можно составить собственную небольшую партию.
Может, так и возвысилась Кёсем-султан? Надо будет обдумать эту мысль на досуге. Как только он выдастся, этот самый досуг.
– Очень хорошо, Турхан. Теперь слушай особенно внимательно. Если поступишь, как я говорю, и сама выживешь, и шахзаде Ибрагиму жизнь сбережешь. Забудь о том, чему тебя учили в гареме. Забудь о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Сама забудь и шахзаде Ибрагиму подскажи забыть.
Турхан внимала, затаив дыхание. Бедная девочка. Но неужели же и она не видит, что перед ней не Кёсем-султан? Впрочем, видит или нет – дело десятое, лишь бы поступила так, как должно.
– Вы просто друзья, – тихо говорила Хадидже. – Вы маленькие дети, играющие в детские игры. Ничего более. А если это «более» и существует… никто не должен знать. Совсем никто! Поняла меня?
Турхан с очень серьезным видом моргнула.
– Ты смышленая девушка, я рада за тебя. Если поступишь, как я велю… нет, я не могу обещать, что все будет хорошо. Этого никто, кроме Аллаха, всемилостивого и всемогущего, обещать тебе не сможет. Но ты сумеешь выиграть время и себе, и шахзаде Ибрагиму. А время – это нынче очень, очень ценная вещь, Турхан.
– Да, госпожа, – пробормотала девушка.
– Ну вот и хорошо. – Хадидже отпустила Турхан, встала, небрежно отряхнула платье, расправила тяжелые складки. – Ступай, дитя, и да пребудет с тобой благословение Аллаха, всемилостивого и всемогущего. Скажешь, что я разрешила тебе повидать шахзаде Ибрагима, твоего старинного друга. А пустят ли тебя в его покои – то не мне решать. Все в руках султана, да хранит его Аллах.
– Да хранит Аллах нашего султана! – эхом отозвалась Турхан. – Все мы – лишь пыль под его царственными ногами.
– Воистину так, – согласилась Хадидже, старательно скрывая улыбку.
Вообще, улыбаться было нечему, ведь если вдуматься, то Турхан сказала чистую правду. Султан был властен и в жизни их, и в смерти. В любой момент Мурад мог отдать роковой приказ. Но Хадидже почему-то было весело.
Пыль, говорите? Но Хадидже давным-давно доводилось наблюдать пыльную бурю, когда не разглядишь даже пальцев вытянутой вперед руки, когда пыль сметает города, погребает под собой равно и правителей, и бедняков. И не приведи Аллах никому оказаться на пути этой пыли!
* * *
– И что мой брат? – Султан Мурад небрежно ткнул носком туфли соглядатая, распростершегося возле его ног. Носок с честью выдержал испытание, не погнулся. Хорошая кожа, крепкая. Нужно будет велеть отправить мастеру соответствующую награду. Слишком многие нынче забывают, каково это – честно исполнять свои обязанности, честно делать то дело, к которому приставил тебя Аллах.
Соглядатая Мурад не помнил. Много чести – вспоминать, как зовут неприметного человечка с лицом столь же невыразительным, как кожура дыни. Много дынь на базаре, и не отличишь одну от другой. Так же и соглядатаи – их лица бесконечно похожи одно на другое. Не дело султана запоминать слуг, это слуги должны изо всех сил ублажать султана.
Пальцы Мурада ласково погладили янтарную рукоять кинжала. Все-таки до чего изысканное оружие! На всем белом свете не найти другого такого. Если бы оружейник жил в наше время, Мурад приказал бы выдать ему золота по его весу. Хотя нет, не ему, его семье, а самого оружейника упрятать в самое глубокое подземелье, чтобы никогда и никому больше не сделал он оружия столь же совершенного. А лучше всего – убить оружейника. Да, так было бы куда разумнее.
В общем, хорошо, что создатель этого дивного кинжала уже давным-давно мертв. Воистину, Аллах каждому посылает свою меру и свое место под солнцем.
Человечек у ног Мурада пошевелился, напомнив толстого жука с расплющенными крыльями. Ответил, не поднимая головы:
– Шахзаде Ибрагим встретился со своей подругой по имени Турхан. Они целый день играли в бабки.
– В бабки? – Мурад недоуменно хлопнул глазами. Подобного доклада он никак не ожидал.
– Да, о великий султан. Играли в бабки, смеялись и пели песни.
– Какие? Какие песни? – От нетерпения Мурад больно заехал носком туфли в бок человечку.
Тот, впрочем, не выказал ни боли, ни даже страха, ответил тем же почтительно-невыразительным тоном:
– Детские, о повелитель вселенной. О мальчике и корове, о трех зайцах на лугу…
Мурад задумчиво покачал головой. Вот уж и впрямь его брат тронулся рассудком! С детства был не в себе, а сейчас и подавно Аллах лишил его остатков разума.
Девицу по имени Турхан султан помнил очень смутно. Ну да, крутилась какая-то подле Ибрагима, совсем еще ребенок… Но раз уж она попала в гарем, то отыскали в ней строгие евнухи потаенные прелести, которые наверняка расцвели в свой срок. Иначе не бывает, ведь в султанский гарем со всего мира свозят лучших из лучших! И, стало быть, эта самая Турхан красива.
Играть с красивой девушкой в бабки! Петь с ней детские песенки! О Аллах, да разве для этого ты создал женщин?
Сейчас Мурад почти жалел глупую Турхан, которая, по слухам, рвалась повидать шахзаде с определенными намерениями (в чистоту помыслов девицы султан совершенно не верил – невинные дурехи в гареме не выживают!), а вместо этого вынуждена была целый день играть с привлекательным юношей в бабки. В бабки – и больше ничего!
А ничего ли? На всякий случай Мурад уточнил. Но соглядатай твердо стоял на своем:
– Нет, повелитель вселенной, ничего более между этими двоими не было. Клянусь в этом бородой Пророка, мир ему!
– Что ж… – Мурад усмехнулся. – Да пребудет борода Пророка – мир ему! – в целости, и да не знает она равных по шелковистости своей… Ступай.
Человечек исчез, словно и не было его тут никогда. А Мурад все усмехался, задумчиво качая головой.
Целый день играть с красивой девушкой в бабки! Братец Ибрагим определенно спятил. Можно оставить его в живых на радость матушке. Она так печалится о смерти двух других братьев…