Все же правильно она поступила, дав Айше надежду, не отказав резко. Помимо спасения собственной шкуры вот прямо сейчас, нужно еще и о другом подумать. Кёсем-султан не вечна, и влияние Хадидже-первой, очевидно, разобьется вдребезги вместе со смертью нынешней валиде. Слишком много Хадидже связала с Кёсем, слишком много для нее сделала. Такое не забывают и не прощают.
Что, если Кёсем-султан падет до того, как Айше выйдет из милости султана? До того, скажем прямо, как султан поменяется? В этом случае за жизнь Ибрагима ломаного медного дирхема нельзя будет дать, а самой Турхан срочно придется у кого-то искать покровительства, пускай и временного. В этом случае мудрым будет укрепить отношения с Айше, оказать ей пару мелких услуг. Пускай думает, что Турхан переметнулась на ее сторону.
Главное, чтобы другие в случае, когда Айше падет сама – а она неминуемо падет, ее век недолог, – подобных глупостей не думали. Вот об этом Турхан придется позаботиться самой.
Что ж, если надо – значит, надо.
Турхан улыбнулась и вновь сосредоточилась на описаниях бабочек.
Глава 7
Время лицедейства
«Иногда случается, что страждущие целиком поглощены необоснованными мыслями о грозящем несчастье, боязливы, угнетены, подавлены, обеспокоены своей дальнейшей судьбой и будущим своих родных. Сетуют, что тоска ломит им душу, печаль камнем лежит на сердце. Призывают Аллаха в свидетели, говоря о незаслуженности обрушившегося на них несчастья. Требуют к себе жалости и внимания.
Также бывает обратное: страждущий убежден в величии своего предназначения, в своей мудрости и могуществе, в верности всех своих поступков. Надобно понимать, что это тоже болезнь.
И в первом, и во втором случае больные нередко изъявляют желание быть кем-то другим или же утверждают, что таковыми уже сделались. При этом они проявляют искусство, недоступное даже опытным лицедеям».
Книга о неистовстве и слабости
Денек сегодня у Картала выдался – просто оторви и выбрось. Сначала он на ровном месте – вот буквально на ровном месте, ничего не предвещало! – поругался с Марты. Ну и сказали друг другу все то, чего лучше бы мужу и жене не говорить. Марты – она тоже своенравна, что дикая кобылица: думаешь, что объездил, а не тут-то было, взбрыкнет – и собирай потом кости по буеракам!
Поневоле задумаешься, правильно ли поступила она, отказавшись появляться во дворце, но в их истанбульское «гнездо» все же приехав. Право слово, лучше бы, раз так, уж и во дворце побывала. Вместе с ним. И с Кёсем.
Иной мог бы даже задуматься и о том, не лучше ли живется в семьях, где муж любое возражение жены может заткнуть оплеухой… Картал, впрочем, ни о чем таком не задумывался. Твердо знал: хуже в таких семьях живется.
Башар, проходившая мимо, во дворе, перед любопытствующими взглядами родни и гостей, скандал затевать не стала, но зыркнула на Картала так, что к ворожеям не ходи, без того ясно: ждет сегодня вечером дорогого зятя серьезный разговор.
В сердцах Картал рыкнул на Тургая, собиравшегося ко двору. И то сказать, не к приятелю закадычному уже идет, а к великому султану Блистательной Порты, затрапезную одежду надевать негоже. Кроме того, султан-то нынче… вот Аллах свидетель, тут еще трижды подумаешь, а не был ли покойный Осман предпочтительней! И для клана Крылатых, и для Оттоманской Порты, будем уж совсем честными… Вот решит великий Мурад, что бывший друг (Да, бывший! И нечего обиженного из себя корчить – у султанов друзей не бывает, это всем известно!) его величие подобной одеждой желает оскорбить, – и полетит голова глупого мальчишки, вообразившего, что он не иначе как у Аллаха за пазухой сидит!
Все так, но стоило, наверное, доносить это до жаворонка-Тургая помягче, поспокойней. А то зря парня разобидел, да еще и напугал мимоходом…
О том, что в большинстве семей с детьми церемонятся куда меньше, чем с женами, Картал тоже не задумался даже на миг. Ну да, скверна жизнь вокруг, а что мир нуждается в лечении, так эта мысль в голову не только целителям приходит. Но это вокруг. А в клане все иначе, чем под кровом соседних домов и даже дворца Топкапы; то есть не «даже», а «особенно». Вот этой инакостью и держимся.
Впрочем, Тургай, младшенький, тоже ведь уже не мальчишка на самом деле. Юнец – да, но вовсе не такой ребенок, каким до сих пор кажется родительскому взгляду. Всегда надо помнить об этом.
Вдобавок ко всему дурные вести принесли с границы. Ладно, война – она как жизнь и смерть, никуда от нее не деться, тут-то Высокая Порта ничуть не хуже своих врагов. Была до сих пор, во всяком случае. До того момента, как Мурад провозгласил новые указы. Из-за этого обмен пленными и без того затруднился, ну ладно, на то мы и мастера своего дела. Но тут вдруг еще и человечек попался жадный, султана в этом не обвинишь… Короче, не состоялся обмен. И гадай теперь: убиты те, кого рассчитывали вернуть в Порту, проданы куда или можно еще дело поправить? Ехать самому решать дела или поостеречься?
В общем, не задался денек, как ни крути.
Понятное дело, настроение у Картала было этому дню под стать. С таким то ли на эшафот идут, то ли шайтану душу продают за ломаную акче. Ну ладно, с Марты он не вечером, так ночью помирится, а с обменом что делать? Да и выговор от Башар терпеть, не взрываясь, почти невозможно, уж больно невестка на язык ядовита в последнее время стала. С Доганом заранее поговорить, что ли? Только поддержит ли он брата, когда тот неправ?
Вот почему, увидев Кёсем-султан прямо во дворе у себя, явившуюся без приглашения и без охраны, Картал не обрадовался, а лишь пуще насторожился. Не бывает в мире таких чудес! Да и злое это чудо, если вдуматься: Кёсем сейчас во дворце должна находиться безвылазно, приглядывать за Ибрагимом, спасать его и несчастных девиц, вознамерившихся было стать хасеки, от беспощадного гнева султана Мурада… Что-что, а гневался султан нынче часто и по любому поводу. Так что не могла Кёсем-султан теперь оказаться во дворе клана Крылатых, не могла – и весь сказ!
Тогда что она делает тут? Может (тут у Картала сердце пропустило удар), во дворце очередной переворот, которого никто не ждал, и на Кёсем-султан выписана особая фетва, дозволяющая султану ее задушить? А что, нынче шейх-уль-исламы стали мягче воска, каждому не голова, так карман дóроги, выпишут фетву и на брата, и на отца, и на мать… Да нет, Мурад в фетве не нуждается – ни для матери, ни для братьев. Против него и так при дворе или в провинциях голоса возвысить никто не осмеливается.
Но и в случае переворота Кёсем просто так не сбежала бы из дворца! Не тот она человек. Уж своих-то «девочек» не бросила бы. Да и шахзаде Ибрагима тоже.
Хотя того могли уже убить…
Картал, укрывшись в тени абрикосового дерева, наблюдал, как плавной, неспешной походкой идет Кёсем-султан по двору, еле заметными кивками отвечая на поклоны встречных, и новые подозрения зароились в его голове, сформировавшись наконец в простую и убийственную мысль: это не Кёсем.