Проклятие королевы фей - читать онлайн книгу. Автор: Тереза Медейрос cтр.№ 21

Она с мольбой взглянула на отца. Тот отвернулся от Холли, ясно давая понять, что от него ждать помощи нечего.

Холли попыталась презрительно фыркнуть.

— Я не езжу верхом.

Гавенмор скрестил руки на груди.

— Тогда ты можешь ехать вместе со мной.

Холли поспешно направилась к ближайшей неказистой лошади.

— Я научусь.

Необходимость впервые в жизни сесть верхом на лошадь была гораздо менее пугающей, чем перспектива провести долгие часы прижатой к широченной груди мужа. Ощущать стриженым затылком его пахнущее дыхание или, что еще хуже, быть вынужденной обнимать его, сидя у него за спиной, прижимаясь ноющей грудью к его спине. В такой близости будет совершенно невозможно сохранить маскарад. И добродетельную невинность.

Холли осторожно приблизилась к самой низкорослой из лошадей. В сравнении с огнедышащим драконом, на котором восседал Гавенмор, гнедая казалась крошечной, но по мере того, как девушка приближалась к ней, тело лошади, казалось, увеличивалось до все более внушительных размеров.

Холли протянула руку к поводьям, жалея, что у нее нет ни яблока, ни морковки, чтобы задобрить животное.

— Ну же, лошадка, — засюсюкала она. — Хорошая лошадка.

Донесшееся из-за спины фырканье никоим образом не принадлежало представителю лошадиного племени.

Как только Холли схватила поводья, гнедая, тряхнув гривой, предостерегающе заржала и попятилась назад. Путаясь в пышных юбках, девушка неуклюже шагнула следом, не выпуская обретенные с таким трудом поводья. Вцепившись в кожаную луку, она, издав неприличествующий воспитанной девушке клич, попыталась взобраться в седло. Лошадь осела на задние ноги, сбросив ее на землю, и Холли порадовалась засунутому под юбки тряпью, смягчившему падение. Не обращая внимания на насмешливые советы, донесшиеся сзади, она поднялась с земли и отряхнулась.

Решительно стиснув зубы, Холли снова приблизилась к лошади. Не родилось еще существо мужского пола, которое она не могла бы очаровать или перехитрить, и это относилось и к капризному гнедому жеребцу. Предвосхищая то, что он снова отпрянет назад, Холли схватилась за луку седла и бросилась плашмя коню на спину.

Тот не сдвинулся с места ни на дюйм. Холли плюхнулась животом на седло, получив прекрасную возможность осмотреть брюхо животного. Неудивительно, что ее очарование и ум не возымели нужного действия. Она взобралась не на жеребца, а на кобылу, в чем Холли смогла достоверно убедиться. Холли едва успела подхватить вот-вот готовый свалиться под копыта коварного животного венок из колокольчиков.

Сухую похвалу отца Натаниэля она, если сказать честно, ожидала. Но полной неожиданностью явились сильные мужские руки, сомкнувшиеся вокруг ее талии и усадившие боком в седло, таким образом, что пышные юбки упали на круп лошади. Руки задержались на стройной талии, и у Холли перехватило дыхание.

Гавенмор, нахмурившись, взглянул на нее, и его прищуренные глаза превратились в узкие щели.

— На самом деле вы легче, чем кажетесь, миледи. Не тяжелее чертополоха.

Холли настолько резко отпрянула, пытаясь высвободиться из его объятий, что едва не свалилась в противоположную сторону. Она вцепилась в луку седла и попыталась собраться с мыслями.

— Лишь ваша безграничная сила, сэр, причиной тому.

Гавенмора, похоже, нисколько не убедила эта лесть, но на время он решил удовлетвориться ею.

Холли скованно сидела в седле, а тем временем ее вещи распределялись по остальным лошадям. Девушка взяла с собой самое необходимое — лишь те платья, которые успела перешить работавшая не покладая рук Элспет. В конце концов, если цель ее — отвратить от себя мужа, зачем ей золотые обручи, украшающие белизну ее лба? Расшитые корсеты, подчеркивающие ее стройную талию? Гребни из слоновой кости, необходимые для укрощения черного, как вороново крыло, шелка ее волос? Броши с аметистами, оттеняющими цвет ее глаз? Холли грустно вздохнула.

Единственной ее уступкой тщеславию был крошечный флакон с миррой, который она засунула в чулок, единственной уступкой сентиментальности — позолоченное зеркальце, подаренное ей матерью на день рождения в пять лет.

Сожаление от расставания с привычными вещами поблекло перед острой болью, пронзившей Холли, когда подошел отец, чтобы попрощаться с ней.

Холли склонилась с седла к нему, готовая выслушать произнесенный вполголоса упрек, еще одно осуждение ее глупой выдумки, приведшей к таким мрачным последствиям.

Отец приложил губы к ее уху, понизив голос до заговорщического шепота:

— Девочка моя, не полагайся на то, что твой маскарад отпугнет его. Просто будь сама собой.

После этого таинственного наставления граф де Шастл хлопнул лошадь по крупу, и та пустилась рысью. Холли пришлось вцепиться в луку и в поводья, чтобы удержаться в седле, но она не могла не бросить через плечо последний долгий взгляд на отца. Тот поднял в прощальном жесте руку… и девушке захотелось отдать даже драгоценный флакон с миррой, лишь бы узнать, блеснули ли его глаза знакомой искоркой, или же на них навернулись слезы.

Холли угрюмо смотрела на спину мужа, завидуя тому, с какой непринужденностью тот сидел на своем огромном скакуне. Вместо того чтобы беспомощно болтаться в седле при каждом ударе конских копыт, рыцарь держался с изящной легкостью, слившись со скачущим животным, словно легендарный кентавр. Холли наморщила лоб, пытаясь вспомнить наставления отца Натаниэля, не входило ли в привычки кентавров учинять насилие над нимфами? Или этим отличались сатиры?

Убедившись украдкой, что никто на нее не смотрит, Холли перекинула ногу через спину гнедой. Никто и словом не обмолвился по этому поводу.

Холли настолько привыкла к тому, что постоянно находится в центре внимания, что теперь, когда все избегали смотреть в ее сторону, она испытывала ощущение свободы. Элспет, убежденная, что валлийский рыцарь, раскрыв обман, сразу же обезглавит их всех и оставит трупы гнить в лесу, смотрела прямо перед собой. Гавенмор и его слуга, наверное, испытывали отвращение от внешнего вида своих спутниц.

Только отец Натаниэль, бросив на Холли украдкой взгляд, похлопал себя по подбородку, чтобы напомнить девушке о необходимости подставлять лицо последним лучам клонящегося к закату солнца. Священник заверил Холли, что все мужчины находят загорелую кожу грубой и непривлекательной. Девушка послушно вскинула голову. Она была готова на многое, лишь бы избежать необходимости постоянно терзать свою нежную кожу крапивой. Неведомое ей доселе ощущение солнечного тепла оказалось настолько приятным, что Холли отдалась ему с жадностью, удивившей ее саму.

Солнце зашло, уступив место луне, накрывшей лужайки покрывалом росы. Холли изнывала от усталости. Зад ее, онемев от нескончаемой тряски, стал бесчувственным. Каждый шаг лошади отзывался невыносимой болью в туго перетянутой груди. Однако не было видно никаких признаков того, что Гавенмор собирается останавливаться на ночлег. Когда веки Холли стали настолько тяжелыми, что она уже с трудом могла держать их открытыми, она склонилась на луку седла, не в силах собрать остатки гордости, безразличная к тому, что может вот-вот упасть с лошади.