Поцелуй пирата - читать онлайн книгу. Автор: Тереза Медейрос cтр.№ 56

– Абсолютно! Потому что теперь игра пойдет по моим правилам и у меня на руках главный козырь.

Он снова подошел к поручням и устремил вдаль задумчивый взгляд. Вопрос только в том, хватит ли у него духу, чтобы использовать этот козырь к своей выгоде.

* * *

Люси металась, как птица в клетке, в запертой каюте. Само сознание, что ее бесцеремонно впихнули сюда и лишили свободы, вызывало в ней безысходную ярость. Она несколько раз все обошла, не найдя ни одной лазейки, чтобы выбраться отсюда, ни одного укромного уголка, где можно было бы спрятаться, кроме крошечного чуланчика, приспособленного под умывальную. Люси нашла там таз, ведро с водой, ковшик и кусок мыла, приятно пахнущего лавандой.

Большую часть каюты занимала широкая кровать. Люси с ненавистью посмотрела на массивное сооружение из красного дерева, изукрашенного резьбой. Кому пришло в голову затащить такую вызывающую роскошь на корабль, где так ценится каждый дюйм пространства? А как им это удалось? Не иначе, пришлось разбирать переборку каюты. Ах нет, со злостью решила она, они просто построили корабль вокруг этого чудовища!

У Люси тоскливо сжалось сердце при мысли о том, что скромный телохранитель по имени Морис Клермонт, которого она знала, навсегда потерян для нее. Хуже того, он и существовал-то только в ее наивном воображении. А ведь совсем недавно он произнес фразу, от которой закружилась ее глупая голова: «Если бы в моей власти оказалась такая женщина, как вы, я бы ее никогда не отпустил».

Люси сжала пальцами ноющие виски. Господи, она только и думает о себе, бессовестная эгоистка. И это когда ей стали известны оскорбительные обвинения в адрес обожаемого отца!

Нужно успокоиться и как следует порыться в памяти, чтобы потом бросить этому наглецу в лицо простые, но неоспоримые доказательства невиновности Люсьена Сноу в приписываемых ему злодеяниях.

Усевшись на пол, Люси прислонилась спиной к двери и погрузилась в воспоминания.

Ей было двенадцать лет, когда отец получил ту роковую рану, оборвавшую его военную карьеру. Люси отлично помнила бурные дни, нарушившие привычную тишину и покой большого дома. Отец разрешал ухаживать за собой только Смиту, и весь дом сотрясался от раздраженных криков адмирала, требующего непрерывного внимания. Бедняге Смиту едва удавалось на ходу перекусить, а удавалось ли ему поспать, неизвестно.

Слуги испуганно перешептывались и вздрагивали при каждом окрике хозяина. И почему-то в доме целыми днями находились какие-то незнакомые люди. Одни шныряли по комнатам, другие жались у входа, третьи настойчиво стучались в двери. Неужели это и в самом деле были кредиторы, которые воспользовались тем, что из-за болезни адмирал не может покинуть жилище, и явились востребовать свои деньги?

Предательская память услужливо подсунула Люси новую картинку из уже более позднего времени. Вот отец, затянутый в свой безукоризненно выглаженный мундир, чопорно прощается с ней перед очередным совещанием в Адмиралтействе. Она медленно поднимается в свою комнату, чтобы провести в одиночестве еще один длинный тоскливый вечер, который помогали скрасить только рисование да уход за цветами глоксинии. Поздний, очень поздний час. Она лежит в своей постели и с трепетом и надеждой прислушивается к тяжелым шагам отца. Нет, он снова не заглянул к ней, в который раз обманув ее робкие ожидания…

В первый раз Люси вдруг подумала, что, вероятно, и жизнь ее матери протекала в таком же холодном и безнадежном одиночестве. Внезапно слезы обожгли ей глаза, и на этот раз она не мешала им изливаться.

«Не ешь так быстро, Люсинда… Колени вместе, Люсинда… Следи за осанкой, Люсинда». Только резкие замечания отца вспоминались ей и ни одного ласкового слова, как она ни напрягала память. Неужели Морис прав? Что, если репутация отца как человека, известного строгими моральными устоями, только мыльный пузырь? Что, если он и в самом деле тайно предавался порокам, прикрываясь нетерпимостью к якобы безнравственному поведению своей жены, перенеся свое отношение на оказавшуюся беззащитной дочь?

В сердце Люси, которое только что щемило от боли, поднялась волна возмущения. Всю жизнь она смиренно подавляла свои чувства в ожидании любви единственного родного человека. Но это было совершенно бесполезно, потому что отец просто не любил ее. Более того, он едва переносил ее присутствие, нетерпеливо отсылая прочь, как только переставал нуждаться в ее услугах.

Но разве ее вообще кто-нибудь любил? А Морис! Воспользовался ею как… как отмычкой, чтобы проникнуть в тайны отца, а когда это не получилось, хладнокровно запер ее здесь в ожидании нового шанса использовать в качестве приманки для своего врага. Смит? Да, пожалуй, только Смит тепло относился к ней, но врожденная сдержанность не позволяла ему проявлять свою доброту, которой ей так не доставало.

Нестерпимая жалость к себе заставила Люси снова расплакаться, благо ее никто не видел. Она долго плакала, как маленькая, утирая слезы рукавом, пока они наконец не иссякли. Несколько раз судорожно вздохнув, Люси успокоилась и с удивлением обнаружила на душе какую-то необъяснимую легкость.

Что ж, внезапно подумалось ей, разве остался в мире хоть один человек, которого она побоялась бы огорчить своим поведением? Да нет же, нет! Она больше не обязана лезть из кожи, чтобы быть пай-девочкой и заслужить сдержанный одобрительный кивок отца. Она может есть, не обращая внимания на его сварливые замечания, и сидеть в такой позе, которая устраивает ее, а не подчинившись раз и навсегда выработанным нелепым правилам приличия.

Горький смех вырвался из ее груди, когда она подумала о странной иронии судьбы. Чтобы обрести себя, ей пришлось потерять все, что было у нее дорогого!

В середине дня Морис решил проведать свою пленницу. Вынул засов и отперев дверь, он распахнул ее и тут же уткнулся лицом во влажную полупрозрачную кисею, которая оказалась всего-навсего нижней юбкой Люси, повешенной для просушки на потолочной балке. Рядом с юбкой невинно свисали ее розовые чулочки, с которых еще капала вода. Он нерешительно отвел в сторону импровизированный занавес из кружев и шагнул вперед, собираясь отпустить какую-нибудь шутку по поводу ее самоуправства, но так и застыл с открытым ртом.

Учиненное Люси разорение заслуживало уже не шутки, а хорошей взбучки! За какие-то несколько часов она превратила его святилище в невообразимую смесь прачечной с будуаром. По всей каюте была развешена и разложена выстиранная одежда, что заставило его невольно задуматься, а в чем, собственно, осталась сама девушка. Дверцы его гардероба были открыты, а его содержимое частично вывалилось на пол, частично беспорядочной грудой высовывалось из ящиков. Весь стол был усыпан крошками от крекера, как будто здесь похозяйничала прожорливая крыса.

Точнее, не крыса, поправил Морис себя, а Мышка с розовыми ушками и серыми глазками.

Письменный стол не избежал общей участи. На нем громоздились развернутые морские карты, лоции и таблицы, а рядом на полу валялась раскрытая книга. Морис еле сдержал возмущенный вопль. Это была его любимая вещь – первое издание «Капитана Синглтона» Дефо!