Станцуй со мной танго - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Абалова cтр.№ 13

— Пароль!

— Это у вас дочка целуется с директором?

— Нет, наша давно спит.

У Глаши отхлынула кровь от лица, когда она увидела с каким серьезным видом мама села за стол и положила перед собой исписанный листочек. Анастасия Кирилловна дождалась, когда муж торопливо придвинул свой стул ближе к дочери, сразу обозначив тем, что он всецело на стороне подсудимой. Строго взглянув на встревоженные лица родных, мама вдруг широко улыбнулась.

— Гладя, дыши ровней. Твой директор не помнит, с кем целовался.

Глафира расстроилась.

Анастасия Кирилловна, списав поникшие плечи дочери на испытываемую ею неловкость, ведь личную жизнь взрослой, бывшей замужем, женщины разбирают родители, поспешила успокоить:

— Ну, случилось у человека, выпил, увидел красивую женщину, и захотелось ему ее поцеловать, бывает. Ты тут ни в чем не виновата. Теперь надо помочь Леониду Сергеевичу выйти из неловкого положения. Директор все-таки, а тут такой казус.

— Казус? — хмыкнул папа. — Я же когда выпью, не лезу целоваться со всеми подряд.

Плечи Глаши поникли еще больше. Она чуть ли не лбом задевала столешницу.

— Не перебивай! — строго прицыкнула мама. — Мы с Марком Альбертовичем нашли решение, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Не стоит из-за ошибки одного, другому терять хорошую работу. А тут дело обстоит именно так.

Шумно отпив из чашки, мама продолжила.

— Ваш Скворцов запомнил красное платье. Помощник приготовил ему список всех женщин в красном, куда кроме тебя, Гладя, вошли еще трое. Директор также затребовал фотографии с твоего дня рождения.

— Фотографии? — Глаша вспомнила, что в ее телефоне их целая дюжина. Снимались в самом начале вечеринки, когда помады на губах еще не были съедены, а прически не растрепали веселые танцы.

— Марк покажет Скворцову ту, где все танцуют ламбаду.

Дочь, вспоминая дикий танец, хлопнула ладонью по лицу.

— Да не переживай ты так, — по своему поняла мама и, полистав в галерее телефона, нашла присланную помощником директора фотографию. — На, смотри, там лиц не разобрать. А тебя почти полностью загородил какой-то хлыщ в коротких штанишках.

— Это Марк и есть.

— А по голосу вполне солидный мужчина… — растерялась мама.

— Списки, фотографии — ерунда какая-то! — возмутился папа. — Я сам пойду к вашему Скворцову и скажу, что за свои поступки надо отвечать, а не выставлять девчонку виноватой!

— Тише ты, — махнула на него мама. — План Марка Захаровича в том, чтобы убедить директора, что той женщины в красном, с которой он целовался, в их коллективе нет. Кроме завода в этот день в кафе гуляли еще две организации, а туалет-то один. Мало ли на кого Скворцов нарвался. Поэтому и посоветовал тебе помощник директора одеться поскромней, да губы красной помадой не красить. Иначе уволят. Кому охота каждый день встречаться со своей ошибкой?

— Не так уж часто мы с ним встречаемся, — буркнула Глаша, когда папа, достав свои старомодные очки, напялил их на нос дочери.

— Смотри, мать, небольшая деталь, а как все меняет. Гладю в очках и я бы не признал.

Нечесаная, в халате, с тяжелой черной оправой на носу, Глафира чувствовала себя несчастной. В душе поднимался протест. Хотелось надеть красное платье, намазюкать губы, накрасить бесцветные ресницы черной тушью, сделать дерзкий высокий конский хвост и заявиться в кабинет директора, грозно стуча каблуками. Наклониться, притянуть его к себе за галстук и … поцеловать. Чтобы дух перехватило. А потом громко хлопнуть дверью, чтобы Скворцов пожалел, что расстался с таким ценным работником.

Но работа была нужна. На шее родителей сидеть стыдно, а муж объелся груш, перейдя в разряд бывших.

И потом, уволься она, на встречах со Скворцовым, пусть и случайных, можно ставить крест. Нет, Глафира не хотела, чтобы их отношения, если и завяжутся, начались с пьяных поцелуев. И так напортачила, нечего еще раз в пекло лезть.

Папа, уходя, сделал вид, что плюнул на ладонь, после чего пригладил челку дочери на манер гитлеровской.

— Не дрейфь, Гладя, ты же Глазунова.

— Я воль, — браво ответила Глаша и приложила два пальца к верхней губе, к тому самому месту, где у мужчин растут усы.

Леонид сидел в кабинете и пялился в монитор, где на увеличенной фотографии, присланной Марком, извивался в ламбаде весь заводской коллектив.

— Прав Дриз, прав, — шептал Скворцов, сканируя каждую фигуру в красном по десятому разу. — Нет среди наших той женщины. И быть не может.

Стрелка мыши прошлась по лицу юрисконсульта. Молодящаяся худосочная «баба-ягодка» была одета как певичка кабаре. Обтягивающее блестящее платье, голые плечи, золото браслетов на руках, высокие каблуки, делающие конечности похожими на ноги фламинго, у которых кто-то безжалостно вывернул коленки в обратную сторону. Начесанные волосы собраны на макушке в пальму.

— Привет из девяностых. Еще бы челку «поставила».

Если юрисконсульта можно было охарактеризовать знаком минус, перевернутым вертикально, то следующая lady in red была жирным плюсом. Она единственная осталась сидеть за столом. Банан в пухлых пальцах материального бухгалтера в купе с отрытым в предвкушении ртом выглядел неоднозначно.

Ее фигуру, запакованную в красный бархат, Скворцов определенно не забыл бы. «Просто задушила бы своей грудью».

Третья дама была хороша. И лицом, и фигурой.

Леониду нравились ямочки на ее щеках, поэтому всякий раз, проходя через заводскую проходную, где медсестра с алкотестером наперевес встречала рабочих, интересовался: «Дунуть?», после чего несколько секунд наслаждался смущенной улыбкой.

— Почему не она? — с сожалением спросил самого себя Скворцов, поскольку праздничный наряд стройной женщины совсем не соответствовал тому, который Леонид запомнил. Брюки отличались от платья кардинально: их он не смог бы задрать до пупа, желая добраться до соблазнившей его попы.

Вздохнул еще раз. К медсестрам у него особое отношение.

Четвертая — судя по списку та самая Глафира Степановна, танцуя с Марком, в приступе смеха так высоко задрала голову, что невозможно было не только ее рассмотреть, но и определить, какой она национальности. Раскрасневшееся лицо, глаза — узкие щелочки. «Якутка что ли?»

Растопыренные руки Марка, похабно выгнувшегося в характерном движении ламбады, не позволили толком увидеть фигуру «якутки».

«Надо бы как-нибудь заглянуть в лабораторию», — сделав заметку в памяти, Леонид отключил компьютер.

Посмотрел на часы. По давнему распорядку в воскресенье «мамин день». Неявка засчитывалась уважительной только по причине заграничной командировки, тяжелой болезни и безвременной кончины. Похмелье в любой форме в расчет не принималось.