Выход - читать онлайн книгу. Автор: Кори Доктороу cтр.№ 81

Мир сух, скуп, жесток и подвержен тряске. Как будто трясешь коробку с хлопьями: маленькие хлопья опускаются на дно, большие – пробиваются наверх. Мы очень большие хлопья.

Он улыбнулся. Его очаровательный коронный номер.

– Я знаю, что ты об этом думаешь, что я обманываю сам себя. Я слышал, что ты говорила об уникальных снежинках. Я знаю все твои доводы. И я с ними не согласен. Ты не знаешь моих доводов. Ты считаешь, что нашла более подходящий способ. Ты думаешь, что бродяги могут достичь чего-то в этом мире без лидеров, без больших и малых хлопьев.

Об этом я и хочу поговорить. Ты должна знать кое-что о своих друзьях, о чем, возможно, тебе будет тяжело слушать. Ушельцы говорят, что самое плохое, что может быть в жизни, – это обманывать самих себя. Я хочу показать тебе, как ты обманывалась насчет них. Их не так трудно раскусить. Там, где есть ушельцы, всегда будут ошиваться продажные твари, которые рады получить даровую пищу и бесплатный секс, но которые также жаждут денег и могут получить и то, и другое, и третье. С тех пор, как ты ушла, я знал обо всем, что происходит в этом твоем маленьком мирке. У меня есть видеоролики. Я был в ваших сетях. У меня есть анализ трафика.

Конечно, это было правдой. Почему вдруг Джейкоб Редуотер перестал следить за ней, в ее ушельской жизни, когда он постоянно следит за ней в дефолтном мире? Ее не покидало чувство, будто за ней кто-то наблюдает, с тех самых пор, когда она стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно выходить из дома. И это чувство не пропало, даже когда она добралась до «Б и Б». Она принудительно заставила себя не гадать, кто из ее «друзей» мог бы отчитываться перед Джейкобом, кто состоял на службе правительства или работал на зотт или крупные корпорации. Она говорила об этом с Лимпопо, и та призналась, что ей тоже приходится принуждать себя не думать плохое о ближних.

– Дело не в том, что здесь есть подставные лица. Они есть везде. Эти подставные лица и провокаторы вредят нам не потому, что рассказывают богатеям, чем мы тут занимаемся. К черту богатеев – все, что мы делаем, – в общедоступных сетях. Эти провокаторы заставляют нас не доверять друг другу, думать, что наши друзья могут быть нашими врагами. Если это происходит, то ты пропал. Невозможно беседовать с кем-то, если ты считаешь, что этот человек пытается тебя надурить. С такого ракурса все становится ужасным и уродливым. Она не убрала мусор, потому что ее что-то отвлекло или потому что она пыталась оспорить свои обязанности?

Это недоверие и есть то, что разъедает нас и уничтожает. Когда я жила в дефолтном мире, я состояла в группе протеста, группе единомышленников, тесно связанной с Анонимной партией. Мы анализировали данные из социальных профилей регулирующих органов, показывая, что их решения были вынесены в пользу тех областей промышленности, где они должны были осуществлять надзор. Это, конечно, очевидные вещи, но было здорово иметь под рукой факты, дискутируя с теми, кто не считал, что идет нечестная игра.

В нашей группе состоял парень, которого звали Билл. И он был очень странным. Недружелюбным. Всегда смотрел на тебя искоса. Всегда слушал, а не говорил, как будто все записывал. Мы начали волноваться. Мы знали, что в нашей группе есть провокаторы. Когда мы находили что-то «вкусное», например, брата жены министра, управлявшего нефтяной компанией, которой этот министр предоставил какие-то обалденно исключительные права, правительство всегда шло на шаг впереди нас, управляя новостным циклом еще до того, как мы могли что-то опубликовать. И это по-настоящему нас убивало, так как мы не могли заполучить нужное нам внимание средств массовой информации. Их мощь была всепроникающей. Все, что могло представлять для них угрозу, нейтрализовалось на раннем этапе, потому что им ничего не стоило нас заткнуть, а спокойствие этих суетящихся зотт никоим образом не должно было нарушаться.

Мы объявили Биллу бойкот. Создали списки рассылки и форумы под паролем, куда он не был приглашен. Перестали звать его на вечеринки с пиццей. Забывали говорить ему, когда шли за пивом.

А Билл не был провокатором. У него была клиническая депрессия. Билл повесился на ремне. Соседи по общежитию нашли его только через два дня. Когда его засунули в печь, не было никого, кто забрал бы его прах, поэтому пришлось забирать мне. Я держала урну у своей кровати, пока не подалась в ушельцы. Этот прах напоминал мне о том, что я содействовала бойкоту Билла. Я помогла сделать его таким одиноким, что, когда он оказался во тьме, ему некуда было податься, не к кому обратиться за помощью. Я помогла убить Билла. Как и мои друзья. Билла уничтожило наше подозрение в наличии провокаторов. Поэтому самое плохое, что может сделать провокатор, – это заставить нас проявить свое дерьмо или взболтать это дерьмо в нас. Мы показали, какое мы дерьмо. Мы сделали это настолько аргументированно, что нам не понадобились никакие провокаторы, чтобы перебить друг друга. Поэтому переживать из-за наличия подставных лиц и провокаторов в миллион раз хуже, чем то, что может натворить сам провокатор.

Ее глаза были полны слез.

– Все это не то, чем кажется, – сказал ее отец. – Ты думаешь, что вы нашли способ жить и сосуществовать без начальников. Но начальники будут всегда, и если ты не знаешь, кто твой начальник, то не можешь оспорить его ведущую роль. Система скрытых начальников – это система без подотчетности и согласия. Это манипулократия.

Она посмотрела на наемницу, желая знать, слушает ли она все это, понимает ли она иронию ее отца, ее отца, критикующего общество с той точки зрения, что за сценой сидят какие-то кукловоды, дергающие за невидимые нити.

Он перехватил ее взгляд, кивнул и мгновенно натянул очаровательную маску.

– Чтобы понять это, нужно самому быть таким, дщерь моя. Если я не смогу распознать заговор, то кто сможет?

– Если у тебя нет ничего, кроме молотка, то все выглядит как гвозди.

Она пожалела, что это сказала. Зачем спорить с отцом? Он выиграл, как только ты признала, что это спор.

Джейкоб понял, о чем та думала. Поэтому улыбнулся еще шире и надел маску заботливого и сочувствующего родителя.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Мы все видим в данных отражение самих себя. Анализ субъективен. Но, Натали, я не прошу тебя воспринимать все, что я говорю, за чистую монету. Я лишь хочу, чтобы ты сама взглянула на данные и определила, правду ли я говорю. Это ведь не настолько ужасно?

– Нет. Ужасно то, что меня украли и опробовали на мне болевое оружие. А то, что ты говоришь – это чушь собачья.

– Я разозлил тебя. Я и сам бы разозлился. Но если бы мне промыл мозги какой-нибудь культ и я не мог бы понять, что происходит, я бы хотел, чтобы ты сделала все возможное и заставила меня понять, что же все-таки произошло. Я тебе разрешаю делать со мной все, что я делаю сейчас с тобой, если вдруг на меня снизойдет какой-то иррациональный импульс, который подвергнет меня неотвратимой и серьезной опасности.

Натали сдержалась, чтобы не фыркнуть. Не потому, что тревожилась за его чувства, а потому что насмешка была бы подтверждением ее внимания, дала бы ему еще один повод для продолжения спора. Дай ему продвинуться на миллиметр, и он шагнет на парсек. Именно так ты и становишься зоттой. Именно так он поднялся на вершину мира. Именно так растили и ее, что до смерти ее пугало, особенно сейчас. Она снова оказалась во владениях отца. В этом доме все давило на нее, чтобы она могла принять эти простые объяснения. Какие-то люди были наверху, какие-то оставались внизу, большие и малые хлопья из коробки. Кроме того, Редуотеры не были действительно богатыми, не богатые богатые, не такие, как кузен Джейкоба Тони Редуотер.