Чужие сны - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 37

— Самый что ни на есть! — удивился Сергей Борисович. — Как и вы. А почему спрашиваете? Не похож?

— Ха! Вы-то похожи… — хмыкнул Давыдов. — Тогда, в те времена, и млекопитающих не было!

— Да ну? — разыграл удивление рассказчик. — А почему не было? Потому что вы следов не нашли? Или, найдя, не понимали, что откапываете? А про цикличность развития мира слыхали? Или теория Дарвина правильна, потому что она верна?

— Ну хорошо! Положим, они были. Не суть важно! — махнул рукой Денис. — Принято. Дальше-то что?

— Ничего. Нормальный путь для любой цивилизации: жили, творили, размножались и развивались, пока однажды не нашли способ перемещаться между Параллелями.

— Параллелями?

— Так мы называем оттиски этого мира, находящиеся в одном или двух измерениях друг от друга. Представляете себе сушилку для тарелок, Денис Николаевич?

— Вполне.

— Представьте себе огромную сушилку, заполненную тарелками, — это и будет простейшая модель нашего мира. Все тарелки похожи по форме, но одна из фарфора, другая из картона, третья из пластика…

— Доходчиво…

— Тарелки рядом, но друг друга не касаются: каждая стоит в своем гнезде. Они расположены близко друг к другу, но между ними нет общих точек, и чтобы переходить с одной на другую, необходимо знать — как. Например, используя сушилку. Понимаете? Способ был прост, нужно было просто додуматься, и Извечные додумались! А начав путешествовать, познакомились между собой. Они уже достаточно знали о теории параллельных миров, чтобы не удивиться встрече. Культуры Извечных оказались близки друг другу, хотя и различались в деталях, как те самые тарелки в сушке, генетика — общей, а множество миров, пригодных к заселению, так обширно, что места должно было хватить всем. Вместо того, чтобы искать Космос извне, как это пытались сделать вы, наши цивилизации нашли его в Параллелях, и этот Космос, Денис Николаевич, оказался так велик и многообразен… В общем, я имею смелость предполагать, что за последние два миллиона лет мы не освоили и стотысячной части Параллелей, но давно потеряли счет обжитым колониям. Многие из заселенных миров пропали бесследно, некоторые развоплотились вместе со всеми живущими там существами, некоторые снискали славу и богатство, а некоторые и сейчас прозябают в безвестности. Мы утратили интерес к частностям, господин Давыдов. И не только к частностям, если говорить совсем откровенно. Цивилизация, возраст которой исчисляется миллионами лет, имеет право на усталость… Не так ли?

— Вы говорите, как римлянин, Сергей Борисович. Я когда-то читал интереснейшую книгу о том, что случается с цивилизациями, которые исполняют свою историческую функцию. Усталость — симптом того, что вас скоро попросят со сцены.

— Ну, Гумилев писал свою теорию не на пустом месте, — усмехнулся попутчик. — Если вам интересно, я как-нибудь расскажу о наших с ним беседах. Хорошая наследственность, знаете ли, много значит. Пытливый ум, способный создать смелую теорию, достается индивидууму только в результате генетической удачи, и никак иначе. Но, поверьте, теория Льва Николаевича несовершенна. Куда, например, нам уходить?

Он развел руками, словно в растерянности.

— Мы — везде! Нет вырождения. Нет генетических уродств. Мы давно перестали считать евгенику запретной наукой. Я уж не помню, как давно, но не менее полутора миллионов лет назад — так что у нас было время стать совершенными. У нас нет друзей и врагов. Мы не воюем между собой. У нас нет голода, болезней… Мы управляем погодой, конечно, не в планетарном масштабе, но на местном уровне — вполне! Нет, в каких-то мирах, наверное, есть и голод, и болезни, и войны, но это миры, которые не оказывают никакого влияния на жизнь цивилизации в целом. Этакие неприятные исключения, не более. Мы не подвержены страстям — вы не представляете, каких трудов мне стоило научиться проявлять хоть какие-то эмоции, чтобы адаптироваться в вашей Параллели. Почти невозможно восстановить то, что утрачено в результате эволюции, но, надеюсь, мне это хоть отчасти удалось. Согласитесь, для того, чтобы нас «ушли» со сцены, нужна противоборствующая сила, а у нас ее просто нет. Так что не верьте вы симптомам «загнивания и разложения»: то, что свойственно Древнему Риму, необязательно применять к совершенно иной формации. Лев Николаевич знал о нашем существовании и даже сотрудничал с нами в некоторых вопросах, но он и представить себе не мог неконкурентного общества, наверное, потому, что вам до него еще тысячи лет пути, совершенствования и роста.

— Интересно… — признал Давыдов. — Как теория — безумно интересно. Предлагаю издать в виде романа — вам обеспечены тиражи и ненормальные поклонники. Но концы с концами в вашем повествовании не сходятся, любезный Сергей Борисович. Вы мало походите на совершенного человека. Даже, если до конца откровенно, не походите на него ни одной черточкой. Уж не знаю, что и думать…

— А, по-вашему, совершенный человек должен быть с ангельскими крыльями и безумно красив?

Сергей Борисович рассмеялся неестественным смехом робота-андроида.

— Это не так. Применение генетической коррекции позволяет исправить практически любой изъян или уродство наследственного происхождения. Но заниматься исправлениями формы носа… Представляете, как выглядит мир, состоящий из одинаковых и почти совершенных лиц? Бр-р-р-р! Ужасно! Мы узнаваемы, потому что асимметричны — совершенство же безлико. Однако мы отклоняемся от основных целей нашей сегодняшней беседы.

— И каковы же наши цели? — осведомился Давыдов.

— Во-первых, — пояснил собеседник спокойно, разливая по рюмкам остатки коньяка, — рассказать вам о том, как возникла ваша цивилизация и раса. А во-вторых, дать вам разобраться, какова ваша роль во всей этой истории, и объяснить, почему ваша жена старается вас убить…

Мир Параллель-2. Сантаун. Ноябрь

К утру метель из просто сильной превратилась в настоящий снежный буран. Ветер дул с запада — ледяной, полный крупной жесткой крошки, обжигающий. Он гудел, выл, клекотал, гремел металлом карнизов, стучался в окна и падал вниз, не сумев пробить стекло. Внизу он свирепел по-настоящему и пытался сокрушить все, что попадалось на пути. Его тяжелые удары сотрясали дом, где жила Кира, и прессовали снег, набившийся во двор, в плотные сугробы. Их гладкие языки уже лизали стены здания на уровне второго этажа. Окна первого и входные двери скрылись под снегом, дом словно тонул в белом бушующем море, и было понятно: если буря не утихнет в ближайшие пять-шесть часов, то его — да что там его! — некоторые кварталы целиком засыплет по самые крыши.

Кира сидела на кухне, смотрела через тройной стеклопакет на бушующую вьюгу и пила чай из старых запасов. Хороший, ароматный и крепкий, такой очень приятно заваривать в старом фарфоровом чайничке со щербинкой на крышке. В голубоватом, с розовым цветочным орнаментом на кругленьких боках.

Одной из привилегий джамперов было снабжение по классу А, поэтому чай и кофе в доме не переводились. А еще у Киры на столе стояла баночка меда. Последняя. В трех пайках за октябрь меда уже не было. Был сливовый джем. Было даже клубничное варенье, чуть засахарившееся, но все равно очень вкусное, пахнущее летом и солнцем. Но меда не было, а Кира именно мед любила больше всего.