Юбилей ковчега - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Даррелл cтр.№ 41

Пришло время мне призадуматься. Как насчет растений? Что ни говори, без них не смогут существовать животные. Самым громогласным и рьяным защитником мира растений, несомненно, был Дэвид Беллэми. Тут меня осенила сумасбродная мысль. В своем блестящем шоу «Упала шляпа» Флэндерс и Суонн исполняли песенку «Мезальянс» о жимолости и вьюнке, которые полюбили друг друга, но не могли сочетаться браком из-за того, что одно растение вращается по, а другое против часовой стрелки. Кончилось тем, что «они выдернули свои корни и зачахли». Прибегнув к подкупу, я уговорил Айлу и Дэвида исполнить этот дуэт; бесподобная комбинация, ибо Дэвида природа наградила голосом (уверен, он не обидится) распаленного страстью моржа.

Выбор телевизионного сюжета не представлял трудности — кто мог бы сравниться с Дэвидом Эттенборо?

Я познакомился с Дэвидом, когда он был рядовым продюсером на Би-би-си. Нас представили друг другу в одном трактире, где мы недурно провели несколько утренних часов, толкуя про животных и путешествия. Несколько лет спустя Дэвид позвонил мне и спросил, не соглашусь ли я записать с ним программу для радио в моем зоопарке. Я ответил, что буду счастлив, и мы назначили день.

В то время в нашей коллекции были Чемли и Лулу — пара шимпанзе сомнительной нравственности. Придешь проведать их, Чемли — после истерических утренних приветствий (оскаливание зубов, безумные крики и качание на ветвях) принимался препарировать апельсин сосредоточенно и тщательно, словно какой-нибудь знаменитый хирург, производящий трепанацию черепа премьер-министра. Лулу, хорошо усвоившая, как учтив ее супруг в обращении со слабым полом, не зевала: пока он занимался апельсином, она спешила набить рот виноградом, сгребала в кучу возможно больше плодов и садилась на них, надеясь, что благоверный не заметит ее уловки. Закончив хирургические действия над апельсином, Чемли съедал его и швырял кожуру в Лулу, чаще всего попадая ей в затылок. Бросая снизу, он тем не менее искусно поражал намеченную цель. Напомнив тем самым Лулу о своей глубокой привязанности, он кидался на нее, когда она меньше всего того ожидала, награждал затрещиной и стаскивал кричащую супругу с укрываемых ею фруктов. После чего садился, засовывал в рот банан, хорошенько разжевывал его, выплевывал на ладонь и принимался толстым пальцем перемешивать жидкую кашицу с видом человека, выбирающего монеты для торгового автомата.

В чем всегда можно было положиться на Чемли, так это в том, что он не упустит случая подстроить вам какую-нибудь каверзу. Возьмитесь провести по зоопарку важных гостей — уж он не подведет. Словно знает, что ваши экскурсанты — люди знатные и вы ждете от него приличного поведения. Со злорадным огоньком в глазах он живо оценивал ситуацию и соображал, какое безобразие сотворить. Обычно Чемли начинал с того, что задавал Лулу взбучку: дергал ее за волосы, сбивал с ног и принимался прыгать на ней. Он делал это по двум причинам. Во-первых, из всех шимпанзе, каких я когда-либо знал, Лулу издавала самые громкие и пронзительные вопли; это было нечто среднее между свистом обезумевшего паровоза и скрипом ножа по стеклу. Во-вторых, Чемли обнаружил, что ничто так не занимает публику, как небольшой семейный скандал. Убедившись, что общее внимание сосредоточилось на нем, он принимался насиловать супругу или же, сидя на ветке, с большим вкусом занимался самоудовлетворением, заставляя почтенных зрительниц смущенно краснеть и обмахиваться путеводителями. Усыпив бдительность публики временным смирением, он отрыгивал на ладонь полупереваренные фрукты и швырял щедрый дар через решетку, заставляя перемазанных липкой субстанцией экскурсантов с криками разбегаться в разные стороны. Чемли обожал таким способом разгонять толпу, это был верх его устремлений, жизнь не могла даровать ему более изысканное наслаждение.

Сколько лет мне ни доводилось показывать зоопарк важным гостям, я неизменно с великой опаской приближался к клетке Чемли, и мои опасения всегда оправдывались. Посему мне так живо запомнился тот день, когда приехал Дэвид Эттенборо записывать свою программу для радио.

Программа была предельно простая, мы с Дэвидом неторопливо переходили от клетки к клетке, рассказывая забавные истории про животных, с коими встречались в разных концах света. Теперь такое творчество не прошло бы, нынешней публике подавай цветное изображение и самый крупный план. Однако в те далекие счастливые времена паровой тяги радиослушатели были не так взыскательны. Для начала мы условились, что я просто проведу Дэвида по зоопарку, чтобы мы решили, на каких животных остановимся и что каждый из нас будет говорить. Он впервые приехал к нам, и, хотя мы делали только первые шаги, Дэвид был восхищен знакомством с нашими подопечными и нашими задачами. Мы так увлеклись, что я подходил к обители Чемли, совершенно позабыв об осторожности. Что до Дэвида, то он при виде обезьян издал радостный крик и поспешил подойти поближе к клетке. Случилось так, что именно в эту неделю нас форменным образом засыпали экзотическими фруктами. Шимпанзе уписывали все, что приходилось на их долю, однако это весьма пагубно отозвалось на их желудках. В итоге было бы сильным преуменьшением сказать, что их клетка изобиловала липкими предметами для метания. При виде ничего не подозревающих жертв Чемли пришел в восторг. Зачерпнул две горсти боеприпасов и, как только Дэвид подошел к отжиму, запустил в него с неизменной меткостью. Снаряды поразили Дэвида точно в грудь, и белейшая рубашка его приобрела сходство с навозной кучей. Дэвид в ужасе замер, а Чемли, ободренный первым успехом, столь же метко отправил следом еще два снаряда. Я поспешил прийти на помощь Дэвиду, пока он не превратился в ходячий сортир. Всячески извиняясь, отвел его в дом, где он смог умыться, и дал чистую рубашку. После доброго стаканчика виски он как будто смягчился, но, возобновив обход зоопарка, я следил за тем, чтобы он был поосмотрительнее, и старался идти первым.

Надеясь, что годы затуманили память Дэвида, я позвонил ему, напомнил, что он так и не вернул мне мою рубашку, и выразил пожелание, чтобы он приехал и показал чудесные кадры из «Жизни на земле», едва ли не самые трогательные во всем сериале, где Дэвид сидит в лесу, окруженный горными гориллами. Для вящей убедительности я добавил, что наш общий давний друг Крис Парсонс (он заведовал в Би-би-си отделом естественной истории, когда снимался сериал) согласился обеспечить техническую сторону показа. Дэвид тотчас ответил «да» — и не подвел, хотя так и не привез рубашку взамен моей.

С изобразительным искусством проблема решилась так же просто, как с телевидением, ибо кто мог лучше представить анималистику, чем Дэвид Шеперд? Превосходный живописец, Дэвид давно отдал свое сердце диким животным Африки, особенно слонам. Яркие, волшебные картины, изображающие этих толстокожих и других зверей, прославили художника во всем мире, а деньги, вырученные им за свои творения, пошли на создание Фонда охраны диких животных Африки. Перед нашей встречей меня предупредили, чтобы я вел себя так, словно мы одинаковые безумцы. И когда знакомство состоялось, я и впрямь убедился, что у нас с Шепердом много общего, хотя кое в чем он меня превзошел, ибо я не способен на такое безумство, как выходить в саванну с палитрой в руках в компании кинооператоров, чтобы писать портрет дикого слона. Не помню уже, сколько раз за операторами гнались недовольные животные, однако знаю, что Крис Парсонс, руководивший бригадой киношников, вернулся из Африки наполовину седой и ощущение тревоги не покидало его глаз. Как бы то ни было, Шеперд согласился приехать показать кадры, на которых видно, как он спасается бегством от слона, и рассказать о важной роли диких зверей вообще и для искусства в частности.