Радость — не то слово. Мы представляли себе здание учебного центра в виде массивного бетонного блока, а получили красивейшее старинное джерсийское имение с внушительными надворными постройками и восемью акрами земли. Насчет использования этих акров действовали некоторые ограничения, но это не играло роли, ведь нам были нужны строения. И, вступив во владение ими, мы тотчас занялись реконструкцией. Часть дома отвели под студенческое общежитие, в другой части оборудовали квартиру для домоправительницы. Устроили обставленную со вкусом библиотеку, получившую название «Библиотека имени Уильяма Коллинза», поскольку мой издатель сэр Уильям перед смертью сделал нам щедрый дар — все книги по зоологии и естественной истории, вышедшие в издательстве «Коллинз» и намечаемые к изданию. В обширной пристройке разместилась аудитория на шестьдесят четыре места с новейшей аудиовизуальной аппаратурой. Над аудиторией помещались канцелярия, небольшой музей, выставки графики и фотографий, фотолаборатория и видеозал, причем все это заняло всего лишь половину огромного гранитного амбара.
Обзаведясь учебным центром, мы, естественно, нуждались в человеке, который мог бы им заведовать. Для чего требовалось совершенно особенное существо, разбирающееся в биологии и способное с тактом и симпатией общаться с людьми из самых разных стран, — словом, человек, совмещающий качества духовника и отца. Мы решили поместить в газетах объявление, чтобы было из кого выбирать. Разумеется, предложения посыпались со всех сторон, и среди полчищ кандидатов надлежало для начала отвергнуть совсем непригодных — таких, как почтенную даму из Пенге, которая обожала животных, держала четырнадцать кошек и отдыхала на Мальорке, и как восемнадцатилетний школьник из Сомерсета, который уверял, что всегда любил иностранцев, хотя они совсем другие, и всегда мечтал обучать их. В общем, из этого потока мы выловили четырнадцать вероятных кандидатур и пригласили для собеседования в Лондон.
Отлично понимая, как тяжело дается такое собеседование испытуемым, хотел бы все же, чтобы и они посочувствовали экзаменаторам, ведь отбирать людей по одним только письмам — чистое наказание. У вас в руках анкета, но для такой работы нужна особая личность, ибо наш Трест — совсем маленькая организация, мы не можем терпеть в наших рядах паршивую овцу. Иногда нервозность кандидата мешает вам принять верное решение. К счастью, есть строго определенная процедура: время, которое вы можете потратить на собеседование, ограничивается способностью экзаменатора не допускать трепа и без дрожи поглощать неимоверное количество скверного кофе, не позволяя ему влиять на выносимый приговор.
В данном случае мы довольно быстро браковали кандидатов, в частности молодого парня, который неверной походкой забрел в кабинет с расстегнутой ширинкой, взмахнул рукой, благодушно приветствуя нас, и попросил дать ему прикурить. Мы единодушно заключили, что его анкета — сплошной обман. Отбор шел с такой скоростью, что мы вдруг обнаружили, что остается всего лишь один кандидат. Среди тех, с кем мы познакомились, от силы два человека могли кое-как претендовать на должность заведующего учебным центром, но особенного восторга они нам не внушали. Джон вышел в приемную и вернулся с известием, что последний кандидат не явился.
— Что ж, — заключил я, — ничего не поделаешь. Дадим новое объявление.
— И на этот раз стоит написать, что держать пятнадцать кошек —не то же самое, что обладать титулом доктора биологии, — сказал Джон.
— Точно, — подхватила Ли. — И что хотя иностранцы — не англичане, хороший заведующий не должен придавать этому значения. Как-никак я американка.
— Ладно, — сказал я, — предлагаю сейчас дружно отправиться в какое-нибудь заведение, где можно перебить паршивый вкус этого кофе добротным старомодным отечественным напитком вроде бренди и имбирного эля.
В истории нашего Треста судьба постоянно ведет с нами лукавую игру. Любит ждать до последней минуты, прежде чем прийти на выручку. Только мы принялись собирать наши бумаги, как раздался стук в дверь и после нашего дружного: «Войдите!» — вошел доктор Дэвид Во, запоздалый кандидат, который пропустил свой автобус, пропустил поезд, вообще пропустил все, что можно было пропустить, но тем не менее явился к нам. Нам оставалось только предложить ему чашку холодного кофе и подвергнуть его такому допросу, точно мы представляли столичный департамент уголовного розыска и перед нами сидел человек, подозреваемый в том, что он Джек Потрошитель. Слушая ответы, мы убеждались, что этот последний кандидат — как раз тот, кто нам нужен. Отпустив его с легким сердцем, мы поздравили друг друга с блестящим успехом и направились в ближайший трактир.
Заняв свой пост, Дэвид первым делом сел разрабатывать учебный план. Он выполнил эту задачу быстро, проявив изрядное чутье, ведь столь сложная программа должна быть достаточно гибкой. У меня был один друг, который о разного рода программах говорил, что они должны обладать «жесткой гибкостью». Казалось бы, несовместимые понятия, гибрид из мира «Алисы в Стране чудес», однако мы всегда стремились к «жесткой гибкости», и Дэвид добился именно этого. Пока он занимался подготовкой учебного плана, мы соображали, кого взять на роль домоправительницы, чтобы помогала Дэвиду руководить его мини-Объединенными Нациями. Предъявляемые к этой кандидатуре требования по строгости были вполне сравнимы с теми, кои предъявлялись к Дэвиду: хозяйке дома предстояло управляться с людьми из разных концов света, любить их, соблюдая притом необходимую строгость, а главное — уметь разбираться с тем, что можно посчитать причудами, тогда как на самом деле речь идет о недоразумениях, вызванных языковыми проблемами, различиями культур или религий, да попросту тем фактом, что человек оторван от дома и чувствует себя одиноким.
Да простит мне Олвин, если я скажу, что в моих глазах она идеальная домоправительница. Женщина крепкого сложения, всегда опрятная, она напоминает крестьянскую жену из тех, что варят обед на десятерых детей, мужа и восьмерых работников. Что доят коров, собирают яйца в курятнике, задают свиньям корм и встают на заре или до зари, чтобы испечь хлеб. Сверх того, Олвин на редкость отзывчивый человек, не отступающий ни перед какими трудностями. А трудностей хватало и ей и Дэвиду.
Олвин — сказочная стряпуха, к тому же она наделена качеством, отличающим великих поваров, — может угодить любому едоку. Так, ей ничего не стоило удовлетворить заявки пакистанского студента, обожающего бутерброды с тунцом, жареный картофель, кетчуп и мармелад, и других студентов, предпочитающих на хлеб сардины с лимонной пастой или белковую пасту «мармайт» с тем же лимоном. Любая женщина спасовала бы перед лицом таких запросов, только не Олвин. Она терпела даже прихоти калифорнийца, еженедельно получавшего огромные посылки с шоколадом и конфетами, о каких в джерсийском захолустье и не ведали, безропотно выполняла неустанные требования девушек из Уругвая, снабжая их кипятком для заварки чая мате, без чего они не могли жить, как младенец без бутылочки, причем одной из них непременно нужно было съедать в день не менее четырнадцати апельсинов.
Проблемы Олвин отнюдь не ограничивались областью кулинарии. Был у нас студент из Нигерии, который (вполне справедливо, на мой взгляд) упорно называл Олвин «мама». На третий день после своего прибытия он пришел к ней с жалобой: