Пикник и прочие безобразия - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Даррелл cтр.№ 14

- О нет! - воскликнула она. - Боюсь, время моих танцев давно прошло. Предоставляю такого рода развлечения моей дочери.

- Но, мадам, - настаивал капитан, - вы моя гостья. Вы должны танцевать.

Это было сказано таким властным тоном, что мама, к нашему удивлению, словно загипнотизированный кролик, поднялась и позволила ему проводить ее на танцевальную площадку.

- Но мама не танцевала с тех пор, как в двадцать шестом году умер папа! - ахнула Марго.

- Она сошла с ума, - мрачно заметил Лесли. - У нее будет разрыв сердца, и нам придется хоронить ее в море.

Впрочем, это вполне отвечало пожеланиям мамы, которая немало времени отводила выбору места для своих похорон.

- Вы посмотрите на тех трех великанш, - сказал Ларри. - Мама рискует, что ее там затопчут насмерть. Как можно было подвергать себя такой опасности, это же все равно что выходить на арену, битком набитую взбесившимися слонами.

На площадке и впрямь царила такая теснота, что вальсирующие пары вращались в черепашьем темпе. Капитан, используя маму как таран и напирая своими широкими плечами, ухитрился втиснуться в сплошную массу плоти, и они очутились в самой гуще танцующих. Коротышку-маму совсем не было видно, однако время от времени нашим взорам являлось лицо капитана с искорками золотых коронок. Но вот отзвучали последние певучие ноты “Сказок Венского леса”, и запыхавшиеся потные танцоры очистили площадку. Сияющий капитан не столько привел, сколько отнес к нашему столику помятую, багроволицую маму. Она опустилась в кресло, обмахиваясь веером, не в силах вымолвить ни слова.

- Отличный танец вальс, - заметил капитан, опрокидывая стаканчик анисовки. - Не только танец прекрасный, но и отменное упражнение для мускулов.

Кажется, он не заметил, что тяжело дышащая мама, чей цвет лица все еще был далек от нормы, выглядела, словно человек, вырвавшийся из смертельных объятий Кинг Конга.

Настал черед Марго, но относительно молодой возраст и большее, чем у мамы, проворство позволили ей благополучно выдержать испытание.

Когда она вернулась к столику, мама горячо поблагодарила капитана за гостеприимство, однако добавила, что после столь хлопотного дня вынуждена удалиться в свою каюту и лечь спать. В самом деле, она целый день провела на палубе, завернувшись в одеяло в шатком шезлонге и жалуясь на качку и холодный ветер. Итак, мама грациозно удалилась. Лесли вызвался проводить ее до каюты, и к тому времени, когда он вернулся, Марго, пустив в ход свое неоспоримое обаяние, сумела убедить капитана, что, хотя венский вальс в самом деле хорош для укрепления мускулов, греческое судно (тем более совершающее первый рейс) не вправе пренебрегать культурным наследием Греции, выраженным в ее национальных танцах. Капитан находился под сильным впечатлением от самой Марго и от ее суждений, и не успели мы сами толком переварить ее идею, как он взялся отстоять национальное наследие Греции. Подойдя твердым шагом к престарелым музыкантам, он громко вопросил, какие старые, прекрасные, чисто греческие мелодии они знают. Народные, крестьянские мелодии. Воспевающие красоту страны и доблесть ее народа, величие ее истории и красоту архитектуры, изысканность мифологии и блеск, поразивший мир, мелодии, заставляющие вспомнить Платона и Сократа, говорящие о славном прошлом, настоящем и будущем Греции.

Скрипач ответил, что они знают только одну такую мелодию - “В воскресенье нельзя”.

Капитана чуть не хватил удар. Побагровев, он вскинул руки и обратился к публике. Кто-нибудь, вопросил он риторически, когда-нибудь слышал о греческом оркестре, не знающем греческих мелодий?

- М-м-м, - отозвалась публика, как это свойственно публике, когда она не совсем понимает, что происходит.

- Позвать сюда старшего помощника! - взревел капитан. - Где Яни Попадопулос?

Сжав кулаки, сверкая золотым оскалом, он стоял посреди танцевальной площадки с таким грозным видом, что официанты мигом бросились искать старшего помощника, каковой вскоре явил народу свой встревоженный лик, видимо опасаясь, что нос парохода обзавелся еще одной пробоиной.

- Попадопулос, - прорычал капитан, - разве песни Греции - не один из лучших элементов нашего культурного наследия?

- Само собой, - с облегчением ответил Попадопулос, видя, что его служебному положению ничто не угрожает; даже самый безрассудный капитан не мог бы вменить ему в вину какое бы то ни было состояние музыкального наследия Греции.

- Так почему же ты никогда не докладывал мне, - продолжал капитан, сверля взглядом старшего помощника, - что этот оркестр не знает греческих мелодий?

- Они знают, - возразил старший помощник.

- Нет, не знают.

- Но я сам слышал! - настаивал Попадопулос.

- Что они играли? - зловеще вопросил капитан.

- “В воскресенье нельзя”, - торжествующе ответил старший помощник.

Греческое слово “экскрете” (извержение, испражнение) как нельзя лучше выражает способ дать выход обуревающему человека гневу.

- Ската! Ската! - закричал капитан. - К чертям собачьим “В воскресенье нельзя”! Я говорю о культурном наследии Греции, а ты предлагаешь мне песенку про путану. Это культура? Кому это нужно?

- Путаны нужны команде, - заявил старший помощник. - Что до меня, то у меня прекрасная жена…

- Знать не хочу ни о каких путанах, - прорычал капитан. - Неужели на всем корабле нет никого, кто мог бы играть настоящие греческие песни?

- Почему же, - отозвался Попадопулос, - наш электрик Таки играет на бузуки, и у кого-то из механиков, по-моему, есть гитара.

- Приведи их! - рявкнул капитан. - Веди всех, кто умеет играть греческие песни.

- А если все умеют? - сказал педант Попадопулос. - Кто тогда будет управлять судном?

- Исполняй, идиот! - выпалил капитан с такой яростью, что старший помощник побледнел и живо исчез.

Проявив свою власть, капитан вновь обрел хорошее настроение. Вернулся с ослепительной улыбкой к нашему столу и заказал еще напитки. Вскоре из недр парохода явилась пестрая компания полуголых в большинстве людей, вооруженных тремя бузуками, флейтой и двумя гитарами. У одного был даже аккордеон. Капитан остался доволен, однако от услуг аккордеониста отказался.

- Но, капитан, - огорчился тот, - я хорошо играю.

- Это не греческий инструмент, - строго произнес капитан, - его придумали итальянцы. Неужели ты думаешь, что мы играли на итальянских инструментах, когда строили Акрополь?

- Но я хорошо играю, - не сдавался аккордеонист. - Я умею играть “В воскресенье нельзя”.

Хорошо, что казначей поспешил выдворить его из ночного клуба, пока капитан не добрался до бедняги.

Остаток вечера прошел замечательно, лишь несколько мелких происшествий омрачили атмосферу наших культурных развлечений. Исполняя трудный танец хосапико, Лесли при попытке в высоком прыжке ударить себя ладонями по пяткам сместил позвонок, а Ларри растянул голеностоп, поскользнувшись на тыквенных семечках, которыми кто-то заботливо посыпал пол танцевальной площадки. Более болезненно эта забота отозвалась на бармене. Он задумал танцевать, поставив на голову стакан, как ему представлялось, с водой, поскользнулся и шлепнулся на спину. Содержимое стакана выплеснулось ему на лицо; к несчастью, в нем была не вода, а неразбавленная анисовая водка - на вид не отличишь, но для глаз чрезвычайно неприятно. Зрение бармена спас судовой казначей: сохранив присутствие духа, он схватил сифон с содовой водой и направил в лицо бедняги струю такой силы, что глаза того едва не выскочили из орбит, сводя на нет терапевтическое действие соды. Стонущего бармена отвели в его каюту, и танцы возобновились. Веселье продолжалось до утра, когда, подобно догорающей свече, угасло после двух-трех слабых вспышек. Мы устало добрели до своих коек, меж тем как небо из опалового становилось голубым и море расписали полосы тумана.