После длительных поисков нам наконец удалось найти большую черепаху, расположившуюся в тени баобаба и, по всей видимости, пребывающую в состоянии глубокого транса. Увидев эту рептилию, Эластер, который уже начал нервничать после долгого отсутствия черепах, с радостными криками выскочил из машины и, взяв черепаху на руки, похлопал ее по животу. Это не самый лучший способ обхождения с черепахой, даже когда она полностью бодрствует. Поступить же так с той, которая, расположившись под баобабом, не торопясь повторяет про себя одну из самых длинных и скучных поэм Теннисона, равносильно катастрофе. Все черепахи имеют большой, эластичный мочевой пузырь, и наша явно не представляла собой исключение. Сказать, что Эластер промок насквозь, значит сказать слишком мало. Он был очень расстроен.
— Никто не предупредил меня, что черепахи писают, — повторял он жалобным тоном. — Никто не предупредил меня, что они писают так много.
Итак, посадив облегчившуюся черепаху в коробку и сделав все возможное для того, чтобы обсушить Эластера, мы отправились на поиски жирафа. Разумеется, как всегда бывает в таких случаях, все жирафы куда-то исчезли. Обычно весь окружающий мир был усеян жирафами, а теперь мы не сыскали и одного. Однако, проколесив по саванне несколько часов, мы все-таки нашли одного — крупного, красиво раскрашенного самца, пасущегося среди акаций.
Идея Эластера заключалась в том, что я должен подойти к жирафу как можно ближе, держа на руках черепаху. Опустив черепаху на землю, я поворачиваюсь лицом к камере и начинаю рассказывать о привычке жирафа ощипывать листья на верхушках деревьев, затем говорю о том, что антилопы пасутся на среднем уровне, а в самом низу кормится такое травоядное животное, как черепаха. Здесь я должен наклониться и снова взять черепаху на руки. Как это бывает с большинством идей Эластера, рассказать ее оказалось проще, чем осуществить.
Я выбрался из машины и, держа в руках возмущенно шипящую черепаху, направился в сторону жирафа. Жираф наблюдал за моим приближением с выражением полного недоверия на морде. На протяжении всей своей долгой и счастливой жизни ему еще ни разу не доводилось сталкиваться с тем, чтобы его завтрак был прерван появлением человеческого существа с разгневанной черепахой на руках, и он не был уверен, что это именно тот опыт, который следует испытать. Он встревоженно фыркнул и перешел на другую сторону акации, после чего осталась видна лишь его голова.
— Нет, так не пойдет, — прошипел Эластер. — Мне нужно все его тело.
Я медленно ходил за жирафом вокруг акации, а он так же медленно удалялся от меня, все время оставляя между нами достаточно большую чвсть колючего дерева. Я продолжал его преследовать, и в течение достаточно долгого времени мы все ходили и ходили вокруг дерева, словно бы танцуя старомодный вальс.
— Так тоже не пойдет, — сказал я Эластеру. — Тебе следует передвигать свою чертову камеру.
Камера пришла в движение, и после нескольких туров вальса вокруг дерева мне наконец удалось поставить жирафа в позицию, которая устраивала бы моего режиссера.
— Отлично, — радостно произнес Эластер. — А теперь положи эту штуковину и начинай свой рассказ о зебрах.
Опустив черепаху на землю, я выпрямился и начал свой долгий захватывающий рассказ о том, как кормятся жирафы, заодно описав особенности питания других копытных.
— Итак, — произнес я, завершая выступление, — благодаря существованию избирательной манеры питания пища распределяется равномерно от макушек деревьев до уровня земли, где вы можете встретить такое травоядное животное, как это.
Я нагнулся вниз, чтобы взять на руки черепаху, но, к своему удивлению, обнаружил, что ее там нет. С беспрецедентной для такой рептилии скоростью она сбежала и уже успела отползти на пятьдесят футов, направляясь к миру и спокойствию зарослей акации. Нет нужды говорить, что вся сцена была испорчена.
Следующая идея Эластера была не менее блистательной: он хотел снять вводную сцену, где я рассказываю о месте съемок очередной серии нашей программы, стоя, так сказать, рука об руку с белым носорогом. Эта идея настолько сильно завладела его воображением, что в течение трех последующих дней мы занимались только тем, что колесили по саванне в поисках белых носорогов. У нас не было проблем с тем, чтобы их найти, поскольку парк был просто наводнен носорогами. Трудность заключалась в том, что нам требовалось найти носорога, согласного сотрудничать с Э ласте ром. Например, как-то раз мы увидели дородную мамашу с упитанным ребенком, по-компанейски прохлаждающихся в одной луже с буйволом. Спина и плечи буйвола были покрыты слоем высохшей и потрескавшейся грязи, из-за чего создавалось впечатление, что на нем надета серая мозаичная головоломка. Самка носорога и ее малыш не замечали нашего присутствия, и если бы не буйвол, то, вполне возможно, мне удалось бы подойти к ним достаточно близко и завершить сцену, к полному удовольствию Эластера. Он стоял по самое брюхо в мутной жиже, погрузившись в то мечтательное состояние, которое охватывает всех буйволов, когда они приближаются к воде. И тут, увидев меня, вылезающего из машины, он открыл глаза и испуганно вздрогнул. К тому времени его массивная туша настолько глубоко увязла в грязи, что, когда буйвол попытался выскочить из лужи, задние ноги застряли, и, повалившись набок, он начал бешено барахтаться. Носороги, вполне естественно, восприняли это как сигнал о какой-то не замеченной ими опасности, и, после того как буйвол наконец поднялся на ноги, вся троица поспешно покинула лужу и с громким топотом скрылась за деревьями. Подобные ситуации повторялись снова и снова. Носороги, будучи близорукими, компенсируют этот недостаток необычайно острым слухом и хорошим обонянием. К тому же они крайне подозрительны, вероятно, из-за плохого зрения, хотя для меня так и осталось загадкой, какие враги могут быть у животных таких солидных размеров. Короче говоря, все наши попытки снять меня бок о бок с носорогом заканчивались неудачей, и было похоже, что нам придется покинуть Южную Африку без этой жизненно важной вводной сцены, на которую так рассчитывал наш режиссер.
И вот, в последнее утро нашего пребывания в резервате, под стоны отчаяния всей съемочной группы Эластер настоял на том, чтобы совершить последнюю попытку свести меня и носорога вместе. Было еще очень рано, и, как мне кажется, именно по этой причине мы преуспели, поскольку старый массивный самец, которого мы наконец нашли, выглядел очень сонным, словно он лишь минуту назад поднялся с постели. Мы осторожно подъехали к нему на машине, все время держась с подветренной стороны. Когда до носорога оставалось около сорока футов, мы выключили двигатель и начали шепотом обсуждать ситуацию, в то время как гигантское животное стояло на месте, подозрительно подергивая ушами. Он смутно сознавал, что рядом что-то происходит, но не знал точно, что именно. Нам на руку было еще и то обстоятельство, что на нем не сидело ни одной птицы, которые неизбежно подняли бы тревогу, заставив своего скакуна умчаться прочь.
— Ну а теперь, — прошептал Эластер, — я хочу, чтобы ты вышел из машины, подошел к нему как можно ближе, а затем повернулся лицом к камере и произнес свое вступительное слово.