Ай-ай и я - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Даррелл cтр.№ 9

На следующее утро, завтракая яичницей пополам с антибиотиками, я наблюдал из окна ресторана за уличной толпой. Ромул прислал известие, что его механическая повозка поломалась (в чем не было конечно же ничего удивительного), и попросил немного подождать. Таким образом, в моем распоряжении оказался еще час на любование базаром, от которого я не отводил глаз с четырех утра и который теперь был в самом разгаре. К этой толчее присоединилась и Ли в поисках корзин с крышками для зверьков, которых нам предстояло поймать, а я наслаждался тем, что делал зарисовки. Наблюдая за мальгашскими женщинами, я постиг, сколько функций у предмета одежды под названием ламба.

Ламба — кусок хлопчатобумажной ткани размером четыре на восемь футов, покрытый самым изощренным и многоцветным узором. У других народов этот предмет одеяния называется саронг, и я помню, как в годы моей юности его носила мисс Дороги Леймур, но сугубо с целью оттенить свои соблазнительные прелести. У жительниц же Амбатундразаки ламба может служить и более практическим целям. Во-первых, плотно завернувшись в нее, можно привязать к себе и ребенка — со стороны это выглядит так, будто у женщины чрево со спины. Если у вас нет ребенка, можно переносить небольшие кули с рисом, цыплят и уток, завтрак и обед, в конце концов. Она может служить и платьем, и плащом, и накидкой от солнца, и набедренной повязкой; ею можно тепло укрыться на ночь, и наконец, — но не в последнюю очередь, — она просто сделает вас прелестней.

Мальгашки миниатюрны, хорошо сложены, и я нахожу их походку грациознее, чем танец любой виденной мною балерины. Это отчасти объясняется тем, что мальгашки с детства приучаются носить поклажу на голове. Дух захватывает, когда любуешься этими прелестницами в кокетливо надетых набекрень сияющих на солнце белых соломенных шляпах и ламба всех цветов радуги, облегающих соблазнительные выпуклости тела. Поражает и то, какую тяжесть они могут переносить на голове; удивительно, что их тонкая шейка не ломается, словно стебелек цветка. Однажды я стал свидетелем, как такая красавица переносила на голове корзину, полную сладкого картофеля; чтобы водрузить на голову эдакую тяжесть, понадобилась помощь двух ее друзей. Но как только, к удовлетворению мальгашки, груз был водружен куда положено, она плавно двинулась с места и поплыла по дороге, словно шар по гладкой поверхности льда. Забавную картину представляла собой другая леди, у которой на голове была огромная корзина с двумя гусями. Корзина скрывала птиц почти целиком, и я всласть посмеялся над зрелищем двух крякающих голов, торчащих из корзины.

Пока я дожидался в баре, к жене хозяина гостиницы, которая была здесь за барменшу, тянулась вереница людей, и всяк предлагал что-нибудь на продажу: кто жестяной чан рыбы, кто связку кудахчущих кур, несомых вниз головой, кто заднюю ногу зебу, кто десяток-другой яиц. Мадам тщательно инспектировала каждое предложение и либо отсылала продавца на кухню, либо отмахивалась рукой в знак отказа.

За наблюдением этой удивительной и красочной сцены меня застали наши друзья Араминта и Эдвард, которые решили взять отпуск и поехать с нами. Страстно болея за наше дело, они надумали посмотреть, как собирается коллекция животных. Двоюродный дедушка Эдварда, Герберт Уитли, основавший и построивший зоопарк в Пейнтоне в Девоншире, в свое время покупал у меня множество видов для своей коллекции. Это был замечательный натуралист и большой оригинал из той породы людей, которая встречается, наверно, только в Англии. На удивление чуткий ко всему живому, он умудрялся разводить у себя в зоопарке такие виды животных, каких никому другому не удавалось даже сохранить живыми в неволе. Эдвард внешне во многом походил на своего двоюродного деда: такой же высокий и крепкий, с такой же походкой с легким наклоном головы, с теми же выступающими скулами; он одаривал каждого зазывным невинным взглядом, будто искал партнера на партию в теннис. А у Араминты глаза были темные с поволокой, и взгляд у нее был добрым и пытливым. Она как нельзя лучше подходила своему пышущему здоровьем спутнику

— как, впрочем, ей подходило и это чудесное викторианское имя, сейчас, к сожалению, вышедшее из моды.

Случился, к несчастью, конфуз. Когда два дня назад я вышел встречать их, сильно уставших после перелета, Араминта подцепила-таки от меня одну из тех инфекций, которых я успел набраться в тропиках. Впрочем, она готова была простить мне эту оплошность при условии, что я нареку первую пару пойманных лемуров Араминтой и Эдвардом, на что я, разумеется, с радостью согласился. Случалось вам покупать барометр-метеобудку, из которой, в зависимости от погоды, появляются то солнечный, то дождевой человечек? Так и мы с Араминтой по очереди то скрывались за дверями «кабинета задумчивости», то появлялись вновь…

— Как вы себя чувствуете сегодня? — спросил я.

— Превосходно! Превосходно! — ответил Эдвард, пышущий здоровьем и молодым задором. Араминта же только кинула мне холодный взгляд.

— Как ты насчет позавтракать? — сказал Эдвард, вопрошающе глядя на нее. — Можно бифштекс и яичницу из трех-четырех яиц. Вкусно!

— Да нет, спасибо, — молвила побледневшая Араминта. — Мне бы только чашечку чаю.

— Какая у нас программа на сегодня? — спросил Эдвард, поглощая бифштекс с жадностью льва.

— Не знаю, — ответил я. — У Ромула авто полетело.

— Полетело? — спросил Эдвард. — Я-то удивляюсь, как эта штуковина вообще ходит! Должна же когда-нибудь и поломаться.

— Он обещал починить примерно через час, — ответил я. — Чем пока займемся?

— Пойдем за рождественскими покупками, — сказал Эдвард.

— Как, здесь?

— удивился я.

— В Англии у нас не будет на это времени, — объяснила Араминта. — Посмотрим, что предложит здешний рынок.

— Можно гуся, а можно курицу, — порекомендовал я, — или хотите поросенка? Я, кстати, видел пять молочных поросят, все разных цветов; как раз влезут в твой рюкзак.

— Спасибо, но мы лучше пробежимся по рядам корзин и тканей, — с достоинством ответствовала она.

Я продолжал наблюдать рынок из окна, а друзья отправились за рождественскими покупками в столь неожиданном месте. Вскоре они вернулись, нагруженные множеством самых ярких ламба и корзинами всех видов. Одни круглые и пузатые, с крышками; другие квадратные; третьи вытянутые, как башни; здесь, в деревнях, расположенных по берегу озера, плетут лучшие на всем Мадагаскаре корзины — изящные, похожие на хрустящее печенье, прочные и блестящие, с самыми интригующими разноцветными орнаментами. Пока мы изучали эти чудесные произведения искусства, вернулась Ли, которая тоже накупила корзин — не столь художественных, как у Араминты, но тоже ничего.

Наконец-то объявились Ромул и Мианта, рассыпаясь в извинениях, и мы отправились к восточному берегу озера. Поездка оказалась отнюдь не столь удручающей, как в первый раз. Здесь было довольно много леса, в том числе и на фермах, тогда как в поездке по западному берегу озера если нам и удавалось встретить дерево, мы кланялись ему, как другу после долгой разлуки.