Эй, ты, давай выкладывай, ты откуда такой? Куда путь держишь? А хозяин твой – что он за человек?
Я тут же понял, что испытывала шиншилла, свернувшаяся калачиком от отвращения, и последовал ее примеру.
Я все еще лежал, свернувшись клубочком в дальнем углу клетки, притворяясь, что сплю, когда дверь открылась и вошел Сатору.
– Прости, Нана! Я понимаю, тебе тут грустно и одиноко.
Потом он заглянул еще десяток раз. Ну не надо так часто ко мне приходить. Из-за твоих визитов – гораздо более частых, чем у других хозяев, – собаки засмеяли меня.
Неженка, неженка! Они хором дразнили меня, как только за Сатору закрывалась дверь.
Да отвалите вы от меня, придурки! – рявкнул я и уже собрался снова свернуться клубочком, как из нижней клетки послышался голос шиншиллы:
Вы ведете себя как последние скоты. Орете и беснуетесь, вы меня уже достали! Вы что, не поняли, что это его хозяину одиноко?
Для представительницы такой дорогой длинношерстной породы шиншилла оказалась неожиданно острой на язык.
Да, но… Э-э-э… Его хозяин сказал, что Нана чувствует себя одиноким, вот он и приходит! – недовольно заворчали собаки.
У вас ужасно скверный нюх, хоть вы и собаки… От его хозяина такой запах… Ясно, что ему уже совсем недолго осталось. Поэтому ему хочется побыть как можно дольше со своим драгоценным котом.
Собаки тут же замолкли. И только тихонько переговаривались между собой:
Какая жалость! Бедный, бедный хозяин!
Вообще-то, переговаривались они не так уж тихо, ну да ладно, я их простил. Молодые еще и глупые.
Спасибо тебе! – сказал я шиншилле.
Они меня раздражали, вот и все! – ответила та весьма нелюбезно.
Когда в следующий раз Сатору заглянул проведать меня, собаки после взбучки шиншиллы принялись дружно вилять хвостами.
– О-о-о! Они виляют хвостами, значит рады мне? – возликовал Сатору. И просунул руку через прутья, чтобы погладить собак. Да, эти псы не блещут умом, но в общем они оказались добрыми малыми.
После этого мы, кошки, время от времени включались в пустую болтовню собак и так коротали время в ничем не примечательном морском путешествии. Однако по большей части наши разговоры текли в разных плоскостях, – например, мы, коты, никак не могли взять в толк, почему собак так сильно занимают всякие собачьи лакомства, в частности жвачка.
Около полудня следующего дня паром благополучно прибыл в пункт назначения – на остров Хоккайдо. Сатору сразу же прибежал ко мне.
– Прости меня, Нана! Тебе было здесь одиноко.
Нисколько! Мы тут отлично поболтали с вредной и острой на язык шиншиллой. Я как раз подумал, что было бы недурно попрощаться с ней, и в это время Сатору так развернул мою переноску, что в открытую дверцу стала видна вся комната.
– Нана, скажи всем «до свидания»!
Пока-пока! – попрощался я – и собаки дружно завиляли хвостами.
Гуддо ракку! – ответила мне шиншилла.
Гуддо… чего? – не понял я.
Good luck! Удачи тебе! Так частенько говорит мой хозяин, это не по-японски, – пояснила шиншилла.
Ее хозяин, человек с голубыми глазами, приходил со своей японской женой проведать шиншиллу во время плавания. Шиншилла хорошо понимала японскую речь, но и многие иностранные словечки хозяина в основном тоже усвоила.
Благодарю. И тебе гуддо ракку.
Распрощавшись с обитателями комнаты, мы с Сатору отправились на палубу и загрузились в наш серебристый фургончик.
Когда фургончик выехал из «пасти» парома, на нас надвинулось бескрайнее ярко-голубое небо.
– Ну вот мы наконец на Хоккайдо, Нана.
Перед нами простиралась огромная, совершенно плоская земля. Пейзаж за окном машины был обычным городским пейзажем, однако все здесь было как бы растянуто вширь – дороги, например, были просторней, чем в Токио. Через некоторое время пейзаж начал меняться – пошли окраины. Пространство раздвинулось еще больше. Это было приятное ощущение.
Машин попадалось мало, и мы наслаждались неспешной ездой, слушая музыку. И сегодня Сатору первым делом включил ту самую мелодию, от которой думаешь о вспархивающих голубях.
Вдоль дороги тянулись буйные заросли каких-то цветов, лиловых вперемешку с желтыми.
Дороги на Хоккайдо не очень ухоженные, однако чрезвычайно живописные. Они очень сильно отличаются от токийских дорог, где все буквально закатано в асфальт и бетон. Здесь даже в относительно благоустроенных населенных пунктах на обочинах дорог – обычная земля. Возможно, поэтому почва здесь дышит свободно и вокруг разлита благодать.
– Желтые цветы – это золотарник канадский, а вот лиловые… нет, не знаю.
Сатору тоже обратил внимание на цветы. Лиловый с желтым – удивительно красивое сочетание. Причем лиловый самых различных оттенков – от светлого, бледно-сиреневого, до очень темного, насыщенного, близкого к черному.
– Давай остановимся на минутку?
Сатору выбрал местечко на обочине пошире и остановился. Меня он вынес из машины на руках. Мимо проносились редкие автомобили, и Сатору, не выпуская меня из рук, подошел к лиловым цветам.
– Возможно, это дикие хризантемы. Хотя я представлял их себе немного другими, поаккуратней, что ли…
Зеленые кустистые стебли буйно тянулись вверх и были сплошь усыпаны цветами, чем-то напоминая перевернутые ручкой вниз метелки. В них не было утонченного изящества – скорее мощная сила жизни.
А-а!
Моя реакция была непроизвольной: лапа дернулась вперед мгновенно. Я увидел пчелу, вившуюся над цветами.
– Нана. Нельзя ее трогать! Она ужалит тебя!
Предупреждай не предупреждай, это ж инстинкт! Я попытался сцапать пчелу, но Сатору зажал мои лапы ладонью.
Да черт бы тебя побрал. Жужжащая пчела – это такое захватывающее приключение! Отпусти же меня!
Я попытался его лягнуть, но Сатору держал меня крепко. Не выпуская мои лапы из рук, он отнес меня в машину.
– Ладно бы ты просто ее изловил… но ты же непременно попробуешь ее съесть. Я знаю… И это будет настоящий кошмар, если она ужалит тебя в язык.
Ну конечно, если я кого-то поймал, я должен попробовать это на зуб! В Токио, когда мне удавалось изловить таракана, я непременно разгрызал его. Крылья у него жесткие и безвкусные, как пластик, а вот тельце мягкое, мясистое и вкусное.
Каждый раз, находя останки растерзанных тараканов, Сатору поднимал дикий крик. Не понимаю, почему люди испытывают к тараканам такое отвращение. По существу, они мало чем отличаются от кабутомуси
[32] и жуков-скарабеев, которых так любят ловить и держать дома детишки. Ты же не стал бы так истошно вопить при виде кабутомуси или жука-скарабея? Они ведь не тараканы. Но все эти твари такие шустрые и проворные… так и хочется их изловить!