Насосы интуиции и другие инструменты мышления - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел К. Деннетт cтр.№ 75

Чтобы увидеть это, сравним квалиа опыта с ценностью денег. Кажется, некоторые наивные американцы полагают, что доллары, в отличие от евро и йен, обладают внутренне присущей ценностью. Карикатурный турист спрашивает: “Сколько это в настоящих деньгах?” – пытаясь выяснить цену в долларах. Давайте пойдем немного дальше. Эти наивные американцы готовы обменивать доллары на евро и “сводить” ценность других валют к обменному курсу с долларом (или к стоимости товаров и услуг), но при этом им кажется, что доллары принципиально отличаются. Каждый доллар в их представлении имеет нечто логически независимое от своей функции единицы обмена, которую он делит со всеми остальными находящимися в обращении валютами. Доллар обладает неким трудноуловимым свойством. Задумавшись об этом, вы поймете, что ему свойственна аура ценности – может, и не такая яркая, как в старые добрые времена, но все равно различимая. Назовем ее жизненной силой доллара. В таком случае официально жизненная сила – это не связанная ни с какими отношениями и диспозициями внутренне присущая экономическая ценность доллара. Фунты стерлингов, евро и другие валюты не обладают внутренне присущей ценностью – они лишь символически заменяют доллары и оплачиваются долларами, а следовательно, обладают производной экономической ценностью, но не жизненной силой! Бедняги европейцы! Их валюты не имеют внутренне присущей экономической ценности! Как они с этим справляются? Как они мотивируют себя зарабатывать эти жалкие безжизненные гроши? Те из нас, кому повезло получать зарплату в долларах, зарабатывают деньги с хорошей жизненной силой. Неудивительно, что многие нации выбирают американский доллар в качестве своей резервной валюты! Даже иностранцы чувствуют жизненную силу доллара.

Так говорят наши воображаемые американские туристы. Пользуясь таким определением жизненной силы, экономисты никогда не поймут, в чем состоит жизненная сила каждого доллара, поскольку ни одна экономическая теория не в состоянии объяснить внутренне присущую экономическую ценность. Тем хуже для экономики? Наличие жизненной силы сделало бы экономическую теорию несостоятельной, однако у нас, к счастью, нет оснований полагать, что внутренне присущая экономическая ценность вообще существует. Совершенно очевидно, что жизненная сила – это плод воображения, артефакт интуитивного восприятия этих наивных американцев, а объяснить артефакт можно и не признавая его.

Некоторые участники дебатов о сознании похожи на этих воображаемых туристов. Они безапелляционно заявляют, что их представления о внутренне присущих свойствах феноменов, без сомнения, должны ложиться в основу любой науки о сознании. Такую убежденность стоит считать любопытным симптомом, заслуживающим диагноза, – исходным фактом, который должна учитывать любая наука о сознании, – подобно тому как экономистам и психологам, вероятно, не помешало бы объяснить, почему так много людей питает иллюзию, что деньги обладают внутренне присущей ценностью. (Когда Европа перешла на евро, людям, которые привыкли воспринимать цены во франках, марках, лирах и других валютах, пришлось пройти через трудный период, когда они не могли полагаться на “перевод” цен в свои “настоящие деньги”. Первое исследование этого феномена см. в работе Dehaene, Marques 2002.)

Многие свойства сознательных состояний могут и должны быть прямо сейчас подвергнуты дальнейшему научному изучению, а поняв, что они собой представляют, мы с большой долей вероятности увидим, что они вполне подходят нам для объяснения природы сознания. В конце концов, именно так случилось с давней “загадкой” о природе жизни. Как выяснилось, витализм – представление о существовании во всех живых организмах некоего важного секретного ингредиента, называемого жизненным порывом, – оказался ошибкой воображения. Сегодня витализм почти исчез, однако некоторые упрямцы не сдаются. Вдохновленные этой историей успеха, мы продолжим научное изучение сознания. Если настанет день, когда будут объяснены все наблюдаемые феномены сознания и оплачены все интеллектуальные счета, а мы увидим, что чего-то важного все равно не хватает (если это действительно важно, это станет настоящим бельмом на глазу), все те, кто не отказался от своих подозрений, скажут: “Мы же говорили!” Пока что пусть подумают, как отделаться от диагноза, что они, как и виталисты, идут на поводу у иллюзии. Вот вопрос для тех, кто считает квалиа внутренне присущими свойствами опыта: чем это представление отличается от ошибки наивных американцев? (Или американцы правы? Может, доллары действительно обладают жизненной силой, как любой вам скажет?)

Так что же такое квалиа, если не внутренне присущие свойства сознательного опыта? Однажды вечером за бутылкой шамбертена философ Уилфрид Селларс сказал мне: “Дэн, квалиа – это то, что делает жизнь стоящей!” Интересная идея. Давайте посмотрим, какими в таком случае окажутся квалиа. Чтобы проанализировать это, я сконструирую насос интуиции на основе недавних исследований когнитивной науки, в ходе которых изучалось нескольких причудливых и неочевидных патологий: прозопагнозия и синдром Капгра.

Страдающие от прозопагнозии обладают нормальным зрением, но испытывают трудности с распознаванием лиц. Они не могут отличить мужчину от женщины, старика от юноши, африканца от азиата, а в компании нескольких близких друзей одного пола и возраста они не в состоянии сказать, кто есть кто, пока не услышат голос или не заметят другую характерную особенность. Если попросить такого человека выбрать из ряда фотографий, среди которых будут снимки знаменитых политиков, кинозвезд, членов семьи и безвестных незнакомцев, портреты знакомых ему людей, как правило, он будет выбирать наугад. Не страдающим от прозопагнозии сложно представить, каково это – смотреть, к примеру, на собственную мать, не узнавая ее. Кому-то и вовсе сложно поверить, что прозопагнозия существует на самом деле. Рассказывая людям о подобных феноменах, я часто сталкиваюсь со скептиками, которые вполне уверены, что я все выдумываю на ходу. Но нам следует научиться рассматривать подобные трудности в качестве мерила хрупкости нашего воображения, а не в качестве примеров невозможного. Прозопагнозия (от греческого prosopon, что значит “лицо”, и agnosia, “неузнавание”) – хорошо изученная, бесспорная патология, от которой страдают тысячи людей.

Весьма любопытно, что (многие) страдающие от прозопагнозии не могут распознавать лица сознательно, однако по-разному реагируют на знакомые и незнакомые лица, а некоторые их реакции и вовсе доказывают, что исподволь, сами того не сознавая, они распознают те лица, которые не могут распознать по требованию. К примеру, такое неосознанное распознавание наблюдается, когда страдающим от прозопагнозии показывают фотографии и дают пять вариантов ответа для каждой. Они выбирают ответ наугад, но их кожно-гальваническая реакция – мера эмоционального возбуждения – становится гораздо сильнее, когда они слышат правильное имя, связанное с фотографией. Можно провести простую проверку: какие из следующих имен принадлежат политикам – Мэрилин Монро, Ал Гор, Маргарет Тэтчер, Майк Тайсон? Скорее всего, вы быстро справились с этой задачей, однако если бы каждое из имен сопровождалось неверной фотографией, вам понадобилось бы значительно больше времени. Объяснить это можно, только если на каком-то уровне вы все равно распознавали лица, пусть в этом и не было нужды. Таким образом, представляется, что в мозге есть (как минимум) две по большей части независимые друг от друга системы визуального распознавания лиц: поврежденная сознательная система, которая не может помочь испытуемым справиться с заданием, и неповрежденная бессознательная система, отвечающая возбуждением на несоответствие лиц и имен. Дальнейшие испытания показывают, что неповрежденная система находится “выше”, в зрительной коре, а поврежденная связана с “низшей”, лимбической системой. На самом деле типов прозопагнозии гораздо больше и теперь нам лучше известно, какие зоны мозга с ней связаны, однако нам вполне хватит и этого упрощенного описания, ведь впереди нас ждет еще более странная патология, называемая синдромом Капгра (по фамилии впервые описавшего ее в 1923 г. французского психиатра Жан-Мари Жозефа Капгра).