Порог - читать онлайн книгу. Автор: Урсула Ле Гуин cтр.№ 115

— Вы хотите сказать, что пациент уже видит сон? — почтительно, чуть ли не благоговейным тоном уточнила мисс Лелаш.

— Именно!

— И все эти его реакции соответствуют норме?

— Абсолютно! Все мы еженощно проходим через подобный спектакль по четыре-пять раз и всякий раз минимум по десять минут. На экране у нас сейчас совершенно адекватное отображение сон-фазы. Единственная особенность, с какой до Орра мне не доводилось сталкиваться, вот эти вроде бы случайные пики, показатель своего рода мозгового шторма. Но они все же напоминают мне кое-что, почти так же выглядит энцефалограмма человека, озадаченного неразрешимой загадкой, или ритмы мозга людей определенных творческих профессий: артистов, художников, стихотворцев, даже просто читающих Шекспира, наконец. Что происходит с мозгом в такие моменты, пока нам неизвестно. Надеюсь, с помощью моего Аугментора мы сможем приблизиться к разгадке этой тайны природы.

— Нет ли каких-либо оснований полагать, что причиной подобного эффекта может являться сам прибор?

— Ну что вы! Это исключено.

Собственно говоря, если начистоту, Хабер пытался однажды поиграть этими пиками с помощью Аугментора, но полученный результат в виде каши из предыдущего сна, когда был записан исходный узор, и задания на текущий отбил охоту экспериментировать в этом направлении. Стоит ли упоминать сейчас об этой мелкой неудаче?

— Пожалуйста — теперь, когда наш пациент уже видит свой сон, я могу даже отключить Аугментор. Следите за экраном, попытайтесь засечь момент отключения. — Гостья не заметила никаких перемен. — Видите, получается, что Орр сам генерирует эти штормовые пики; присмотритесь теперь к ним повнимательнее. Сперва их ошибочно можно принять за тэта-ритм гиппокампа. Возможно, для иного пациента ошибкой это как раз бы не было, весьма схожие ритмы мне ведь далеко не в диковинку. Понять бы еще, что там внутри, разобраться в механизмах, тогда я мог бы куда точнее диагностировать пациентов, дифференцировать их проблемы по типам. Видите, для чего необходим мой Аугментор? Оцениваете по заслугам его исследовательские возможности? Никаких побочных последствий для пациента, лишь мгновенное погружение его мозга в одно из естественных состояний, столь необходимое исследователю… Взгляните сюда, скорее же!

Естественно, мисс Лелаш прозевала все на свете — чтение энцефалограмм искусство не из самых простых и требует некоторой предварительной подготовки.

— Настоящий протуберанец… И он все еще видит свой сон… Скоро мы все, все узнаем… — Хабер не мог продолжать более — в горле внезапно пересохло. Он почувствовал это — толчок, вокзал, приехали.

Что-то, видимо, ощутила и безгласная свидетельница — на лице ее читалась целая гамма эмоций. Прижав тяжелый медный браслет, точно талисман-оберег, к своей хрупкой шейке, мисс Лелаш таращилась на пейзаж за окном — в растерянности, в панике, в шоке, в онемении.

Это явилось полной и весьма неприятной неожиданностью для Хабера. Он-то надеялся остаться единственным, способным осознать перемену.

Но гостья ведь видела и слышала всю процедуру, знала, о чем будет сон Орра, да и находилась совсем рядом со спящим — практически в самом эпицентре событий, как и доктор. И подобно доктору обернулась к окну, чтобы успеть заметить гонимые ветерком и бесследно растворяющиеся в небесной голубизне миражи небоскребов, исчезающие в зыбком мареве бесконечные мили предместий… Портленда, города с населением почти в миллион до Великого Мора, а теперь, в дни Возрождения, всего около сотни тысяч — типичного для Америки грязного и бестолково спланированного городишка, отличающегося от других лишь живописными холмами да вечно туманной рекой о семи мостах, да еще зданием Первого национального банка — сорокаэтажной башней, нависшей над центром, — за которым в голубой дымке плыли над облаками седые горные пики…

Определенно она тоже заметила это. Лишь теперь Хабер отчетливо осознал, что никак не ожидал подобной прыти от заурядного ЗОБ-контролера. Даже мысли такой не допускал. И лишь теперь понял, что и сам-то верил Орру не до конца, верил и в то же время как бы не верил. Хотя и видел, и ощущал это с неизменным содроганием уже с десяток раз, хотя и помнил превращение жеребца в гору (если как следует постараться и волевым усилием совместить две реальности, точно два рисунка на кальке), хотя вот уже с месяц беззастенчиво пользовался фантастическим даром Орра в своих целях — происходящее все еще не укладывалось в сознании.

За весь этот день, начиная с самого пробуждения, Хаберу как-то ни разу не вспомнилось, что всего лишь с неделю назад он и не помышлял вдруг сделаться директором Орегонского онейрологического — собственно, мечтать тогда не о чем было, институтом таким еще и не пахло. Но только до прошлой пятницы. В пятницу институт существовал уже добрых полтора года, слава о нем летела по свету, а доктор Хабер, как главный основатель, естественно, занимал директорский пост. И такой порядок вещей был нормой для всех — для него самого, для всего персонала вплоть до последнего вахтера, для коллег из медцентра, для спонсоров из правительственных инстанций. Таков был порядок вещей, и Хабер принимал его вместе со всеми как единственно возможный и неизменный. Он подавил в себе, загнал вглубь тревожные мысли о том, что до прошлой пятницы порядок вещей, возможно, мог быть иным.

Тот сон Орра оказался, пожалуй, самым действенным. Он начался в старом офисе за рекой, под приснопамятной фреской с дерьмоватым Маунт-Худом, а закончился уже здесь… И все перемены, все волшебные превращения обстановки происходили прямо на глазах, Хабер успел понять, что увидел подлинный сдвиг реальности, остолбенел — и тут же забыл об этом. Забыл, видно, начисто, иначе бы уж наверняка постарался избежать присутствия посторонних при повторе эксперимента столь сомнительного свойства.

Что могла понять невольная свидетельница? И что предпримет, если только вконец не свихнется? Сумеет ли сохранить, подобно ему самому, двойную память — о реальности настоящей и реальности новой, или же, наоборот, одной старой, а другой истинной?

Этого никак нельзя допустить. Инспектор может помешать, может вызвать дополнительных наблюдателей, исказив тем самым эксперимент, и окончательно расстроить все его планы.

Любой ценой следует ее остановить. Сжав могучие кулаки, Хабер повернулся к женщине, готовый решительно на все.

Она стояла в прежней позе — с посеревшим лицом и отвисшей челюстью. В ошеломлении. Женщина отказывалась верить своим глазам. Просто не могла. Просто не верила.

Хабер слегка расслабился. Он не сомневался, глядя теперь на мисс Лелаш, был совершенно уверен, что от повреждения рассудка ее отделяет неуловимо зыбкая грань. И тем не менее следует действовать, незамедлительно придется что-либо предпринять.

— Пусть пациент поспит еще малость, — сказал доктор обычным своим голосом, сглотнув войлочный комок в горле. Не имея представления, о чем теперь говорить, он отважно пустился в импровизацию — что-нибудь да придет на ум. Главное, говорить непрерывно и тем самым развеять чары, разрушить магию случившегося. — Я подержу его еще какое-то время в фазе медленных снов. Совсем недолго, иначе воспоминания о сновидении могут потускнеть. Прекрасный вид за окном, не правда ли? Эти наши орегонские восточные ветры — воистину дар божий. Осенью и зимой я не вижу гор долгими и скучными месяцами. Но лишь только разойдутся облака, как вот они, буквально рукой подать. Восхитительное местечко наш родной Орегон. Самый нетронутый штат в Союзе. Разграбление недр прекратилось здесь задолго до Катастрофы. И новый промышленный рост начался потихоньку лишь в самом конце семидесятых. А вы сами, мисс Лелаш, вы из местных, родились в Орегоне?