Роза ветров - читать онлайн книгу. Автор: Урсула Ле Гуин cтр.№ 93

Как ты мог? Ты ведь не бог.

О да, я бог. Мы бог.

Мы?

Мы. Воистину, мы — бог. Не будь я богом, как мог бы я умирать? Бог-то, что умирает. Бог есть скорбь. Мы все умираем друг за друга.

Если я бог, то я бог-женщина, и меня ждет возрождение. Я рождаю себя.

Воистину так, но лишь если я умру; а я есть ты. Или ты станешь перечить мне на краю могилы, полвека спустя?

Нет, нет. Я не стану перечить тебе, хотя порой так хотела. Но это не край могилы, мой юный мрак, мой страх, мой маленький братишка. Это лишь озерный берег, видишь?

Но нет другого берега.

Должен быть.

Нет. У всех морей общий берег. Откуда взяться иному?

Есть лишь один способ узнать это.

Мне холодно. Холодно. Вода — ледяная.

Смотри: вот они. Их так много, так много! Дети держатся на воде, потому что они легкие, их держит воздух. Старики плывут, хотя и недолго. Смотри, как старик цепляется за ком земли, кусочек мира, отвалившийся при землетрясении. Это слишком маленький остров. Смотри, как женщина держит младенца над водой. Я должен помочь ей, я должен плыть к ней!

Если я коснусь хоть одного, они завладеют мной. Тонущие, они цепкой хваткой уволокут меня за собою на дно. Я никудышный пловец. Если они коснутся меня, я утону.

Смотри: я знаю его. Это же Хансен. Он цепляется за камень, бедняга; доска послужила бы ему лучше.

Вот Кейт. Вот ее бывший муж. А вот Лин. Лин хороший пловец, это у него с детства. За Лина я не волнуюсь. А Кейт захлебывается, Кейт нужна помощь. Кейт! Не выкладывайся, милая, не дергайся так! Вода широка. Береги силы, плыви медленней, милая, Кейт, дитя мое!

Вот молодой Чью. А смотри — вон там, за его головой, плывет доктор. И регистраторша. И старуха с куклой. Но их так много, так много. Если я протяну руку одному, к ней потянется сотня, тысяча, тысяча миллионов, и они утянут меня на дно, утопят. Я не могу спасти даже одного ребенка, хоть одного ребенка. Я и себя не могу спасти.

Да будет так! Держи мою руку, дитя! Прими мою руку, незнакомец, плывущий во тьме, в глубоких водах. Плыви со мной, пока есть силы. Так утонем же вместе, ибо я понял — поодиночке нам не выплыть.

На глубине так тихо. И я больше не вижу лиц.

Доротея, кто-то преследует нас. Не оглядывайся.

Я не жена Лота, Луи. Я жена Гидеона. Я могу оглянуться, и не обращусь в соляной столб. Да, в моей крови никогда не хватало соли. Это тебе оглядываться опасно.

Ты принимаешь меня за Орфея? Я был неплохом пианистом, но не настолько же. Хотя признаюсь, мне страшно оглядываться. И не хочется.

Я оглянулась. Их двое. Женщина и мужчина.

Этого я и боялся.

Думаешь, это они?

А кому мы еще нужны?

Да это они, наши муж и жена. Уходите! Возвращайтесь! Вам не место здесь!

Здесь хватит места для всех, Доротея.

Да, но не теперь, не сейчас. О Гидеон, вернись! Он не слышит меня. Я уже не могу говорить. Луи, окликни ты их.

Уходите! Не идите за нами! Они не слышат нас, Доротея. Смотри, как они движутся, точно песок — это вода. Разве они не знают, что здесь нет воды?

Я не знаю, что они знают, Луи. Я забыла. Гидеон! О Гидеон, возьми меня за руку!

Анна, держись!

Слышат ли они нас? Видят ли?

Не знаю. Я забыл.

Холодно. Как холодно. Слишком глубоки эти воды, слишком широки. Я протянул руку, я потянулся в темноту, но не знаю, помог ли я кому— то: удержал ли на секунду ребенка или потянулась ко мне в ответ призрачная рука, не знаю. Не могу сказать. Там, на суше, они были правы. Они советовали не скорбеть. Советовали не смотреть. Советовали есть обед и глотать таблетки с названиями на «цил» и «цин». И они были правы. Мне советовали не шуметь, не кричать, не плакать. Быть хорошим и тихим. И они были правы. Что толку кричать «Помогите! Тону!», когда тонут все? Я слышал, как они взывают ко мне о помощи, а теперь не слышу ничего — только плеск глубоких вод. Возьми мою руку, любимая, мне холодно, холодно.

Вода широка, мне не переплыть ее,

И крыльев мне не дано,

Но вместе с любимой я перейду ее

Туда, где быть должен давно.

Вот он, вот другой берег! Смотри, вон свет, утренний свет на камнях, озаренные солнцем берега. Я просвечен насквозь, я прозрачен, и тяжести больше нет.

Но это тот же берег, Гидеанна.

Мы вернулись домой. Всю ночь мы плыли в ледяной тьме и вернулись домой: в дом, где никогда не были, в дом, который никогда не покидали. Возьми меня за руку, ступи на берег со мной, сестра моя жизнь, брат мой смерть. Смотри: это исток. Отсюда начинаемся мы, у потока, разделившего нас.

Он был хорошим мужем, хорошим отцом. И я не понимаю. Не верю. Не могу поверить в то, что случилось. Я видела, как все произошло, но это неправда. Невозможно, невероятно. Он всегда был таким добрым. Если бы вы только видели, как он играл с детьми, — любой, кто увидел бы его с детьми, с уверенностью сказал бы, что в нем нет ничего плохого, ни капельки.

Когда я впервые встретила его, он все еще жил со своей мамой, недалеко от Весеннего озера. Я часто видела их вместе, мать и сыновей, и думаю, что не знала другого такого, у кого были бы настолько хорошие отношения с семьей. Однажды я гуляла в лесу и увидела, как он возвращался с охоты. Он не поймал даже полевой мышки, но отсутствие добычи не повергло его в уныние. Наслаждаясь утренним воздухом, он весело шагал по тропинке. И это — первое, что мне в нем понравилось. Он легко относился к жизни, никогда не ворчал и не хныкал, когда что-то не получалось. В тот день мы впервые заговорили. И мне кажется, что события начали развиваться именно после нашего первого разговора, потому что очень вскоре он стал проводить со мной практически все время. И тогда сестра сказала… дело в том, мои родители около года назад отправились на юг, оставив нам дом, — так вот, сестра сказала, вроде бы в шутку, но весьма серьезно:

— Что ж, если он собирается проводить у нас каждый день и полночи, мне кажется, что здесь нет места для меня! — И она поселилась неподалеку.

Мы были очень близки с сестрой. Наши отношения всегда оставались очень хорошими. И я бы не пережила эти ужасные времена без сестры.

Так он и стал жить со мной. И все, что я могу сказать: это был самый счастливый год моей жизни. Муж относился ко мне исключительно хорошо. Много работал и никогда не ленился, такой большой и симпатичный. Все уважали его, понимаете, уважали такого молодого. А члены общества охотников все чаще и чаще приглашали его руководить пением на ночных собраниях. У него был такой красивый голос, и он запевал так мощно, а все остальные присоединялись и подхватывали высокими и низкими голосами. И теперь, когда я вспоминаю о ночах, когда я не ходила на собрания, а сидела с детьми, пока они были совсем маленькими, у меня мурашки бегают по телу. Мне кажется, я вновь слышу пение, которое доносилось из-за деревьев, вновь вижу лунный свет и чувствую тепло летней ночи, залитой сиянием полной луны. Я никогда больше не услышу что-либо столь же прекрасное. Никогда больше не испытаю такой радости.