Ключи судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 8

– Прошу за столы! – Унемысл развел руки. – Что вы вскочили, гости дорогие, будто мне больше и подать нечего!

Гости с шумом отхлынули, стали рассаживаться по прежним местам. Только княжич все стоял столбом, не отрывая глаз от золоченой рукояти. Перед глазами его так и стояло – как она вьется вокруг кисти Мистины, будто привязана к ней невидимой силой.

– Был бы ты русского рода, тебе такой подарили бы, – вполголоса заметил Мистина, глянув на его пояс. – Ну, не совсем такой… такой заслужить надо… Но тебе в мечах толк знать полезно. Вот подрастет сестра – от женихов отбою не будет, верно? И вот подумай – приедет какой-нибудь пес наряженный к ней свататься, а ты ему: ну-ка, кто тебе родня и где ты сражался?

– Та я не знаю… – Отрок, с трудом оторвав жадный взгляд от меча, глянул ему в лицо. – Она, может, до женихов не доживет…

– Что так? На вид крепкая, как репка!

– Да бабка нагадала… нитки наговоренные утонули… помрет, бают, рано. Мать вон сокрушается.

Княжич вздохнул. Мистина бросил взгляд на княгиню – она уже утерла слезы, но в глазах еще тлела сердечная боль.

– Запомни, отроче, – проникновенно сказал Мистина, наклоняясь с высоты своего роста и приподняв подбородок старшего Унемыслича. – Плюй на то, что тебе предрекают. Прокладывай путь своим мечом, не вини других в своих бедах и не жди, что кто-то придет умирать за тебя. Будь сам своим спасителем и стойко принимай плоды от тех семян, что сам посеял. Тогда прославлен будешь меж богов и смертных.

Забыв о мече и даже о матери, подросток зачарованно смотрел в суровые серые глаза гостя, где отражалась душа отважная и твердая, как самый лучший рейнский клинок.

* * *

«Плюй на то, что тебе предрекают. Прокладывай путь своим мечом. Стойко принимай плоды от тех семян, что сам посеял. Тогда прославлен будешь меж богов и смертных…»

Лежа в санях, по самый сплющенный нос, укутанный пушистой новой медвежиной, Етон всю обратную дорогу поневоле вспоминал слова Мистины. Со своими людьми он держал путь домой, вверх по Стыри. Киевского гостя с ним больше не было: от Луческа Мистина поехал на восток, в Деревскую землю, подвластную его господину. Однако Етону все не удавалось отделаться от ощущения его присутствия: дней за десять Мистина Свенельдич прямо под кожу влез со своими стальными глазами, походкой хищника и силой, которая, казалось, способна сокрушить все, однако своим владельцем носится без малейшего труда. Етон повидал много разного народу и не ждал, что какой-то молодец, годящийся во внуки, сумеет его так задеть. А сейчас втайне чувствовал себя старым дурнем, что изжил свой век и не поспевает за новым.

«Плюй на то, что тебе предрекают…» Может, зря он так близко к сердцу принял слова Вещего? Да нет же. У него было три жены… ну да, три. Сперва Вальда, дочь Фурстена, – на их свадьбе Вещий и проклял его. Потом Стана, Добренева дочь, из Бужеска. И наконец Воинка, дочь семейства знатных морован, что еще лет двадцать назад бежали на восток от угров и нашли здесь приют. Стана прожила с ним всего два года. Ей единственной удалось забеременеть, но она внезапно умерла за пару месяцев до родов – так и не поняли отчего. И она, и две другие были не хуже прочих жен и очень хотели иметь детей. Етон ни в чем не мог попрекнуть их по бабьей части. Каждую зиму его поили отварами семян подорожника и крапивы, женская изба пропахла спорышом и матушником. Всякий год из полюдья привозили новую бабу-ведунью, славную в своей волости, с заветной травкой или еще каким средством, что, дескать, хоть колоду сухую сделает яблоней плодоносящей. Его жены сидели на всех лавках, где перед тем родила другая баба, и лежали на месте рожениц с чужими чадами; носили сорочки многодетных матерей; ели почки впервые зацветших яблонь и слив; ходили с дарами ко всем священным дубам и липам в округе; носили при себе девять зерен с девяти дворов; к еде им подмешивали кровь зайца… Одна знахарка даже велела съесть сердце ежа. Купцы-фариманы, ездившие в Царьград и Корсунь, привозили розовое масло: дескать, мудрецы-лекари греческие лечат бесплодных жен настоем на масле от белой розы, а мужей – на красной. Но и греческая мудрость не помогла против проклятья Вещего. Долгий Етонов век клонился к земле, а наследство свое пришлось обещать внучатому племяннику, погубившему род злодея…

Пятьдесят лет он носил на шее серебряную пластинку с четырьмя рядами рун. Этот науз ему сделал старый Хавтор – отец Фурстена, дед его первой жены.

он помнил эту надпись, хотя за пятьдесят лет черточки стерлись, глаза его ослабели, да и разбирать старинные руны, которым Хавтор в далекой-далекой юности учился у собственного деда еще где-то в Ётланде, он толком не умел. Но это было и хорошо: если никто теперь не может прочитать старинные знаки, то и запечатанное ими волшебство не порушить. Он привык к этой подвеске на серебряном колечке, а сейчас вдруг вспомнил о ней и подумал: да волшебство столетней давности давно выветрилось. Пора ему поискать на остаток жизни иную опору, покрепче.

Но может, зря он смирился? И впрямь ослабел под старость! Прокладывай путь своим мечом – вот как они рассуждают, эти киевские, и делают так. Недаром же Ингорю принадлежат сейчас земли от Ладоги близ Варяжского моря до Пересечена – почти на море Греческом!

О своем уговоре с потомками Олега Вещего Етон объявил на следующий день после имянаречения княжьей дочери Величаны – когда Унемысл давал пир в обчине уже без жен, для мужей. На киевского гостя волыняне, лучане и бужане таращили глаза не меньше, чем на гордого отца. Хозяину честь и радость, но все эка невидаль – девчонка родилась. А вот на царство Греческое никто из сидевших в обчине не ходил, лишь кое-кто слышал от отцов об Олеговом походе. Слушая повесть о разорении берегов Боспора Фракийского, о походе по Вифинии, о чудном городе Ираклии, где даже избы из марамора и величиной с гору, все дивились и завидовали. И верили. Как не верить, когда Свенельдич подарил новорожденной золотую греческую номисму – «чтобы купила себе сестричку». Видать, у Ингоря теперь этих златников и сребреников полные короба!

Даже Людомир волынский – молодец лет двадцати пяти, темноволосый, в угорскую родню матери, – молчал и лишь покусывал в досаде губы под вислыми черными усами. Не решился пройтись насчет старческой немощи Етона, без войны уступающего потомкам недруга свою землю – когда за спиной у того стоял Мистина, живое воплощение и мужской, и воинской, да и державной мощи. Не понапрасну он играл мечом перед отроком – зрелые мужи увидели и поняли не сказанное вслух. Вся родовая знать Волыни и Побужья вошла в число послухов их уговора.

А Людомир, поглядев, как князья и бояре клянутся на золотом обручье, что слышали и знают условия ряда, вдруг взмахнул шапкой и спросил Мистину, не нужны ли им еще отроки в поход. Решил не упустить славы и добычи – не здесь, так хоть у греков. Етон и вздохнул с облегчением – в это лето Людомир на Сереть не явится. Пожалел было о сделанном, да скоро смекнул, что это облегчение – первый плод уговора.