Ключи судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 121

Искать воеводского сына долго не пришлось – с дальнего конца двора доносился стук дубовых палок по щитам. Отроки упражнялись, как обычно по утрам, и среди них – Мистина и его товарищ Ингвар – Свенельдов воспитанник. Услышав, что зовут, Мистина бросил палку, отдал кому-то щит и направился к избам.

Воевода ждал его, стоя перед жилищем челяди. Уперев руки в бока, рослый, плечистый, он выглядел весьма грозно. Видя, что отец не шутя разгневан, Мистина погасил улыбку.

В шестнадцать лет Мистина чем-то напоминал медвежонка – юной свежестью, за которой уже просвечивает скорый расцвет мощи крупного хищного зверя, но пока что даже его довольно крупным чертам юность придавала вид разом мужества и нежности. В последние годы он сильно вытянулся и, еще уступая отцу ростом, продолжал расти; он уже раздался в плечах, ступни и кисти обещали, что в будущем он не уступит отцу могучим сложением, а то и превзойдет. А красотой лица благодаря матери он превосходил Свенельда; довольно правильные черты не портила даже горбинка на носу, как у отца: это «семейное сходство» оба приобрели после перелома, в разное время полученного при ударе щитом сбоку.

В теплый день ранней осени на нем была лишь сорочка сероватого полотна, местами прилипшая к влажному от пота телу, но и так любой понял бы: перед ним человек знатного рода, предназначенный для высокой судьбы. Сильный гибкий стан, блестящие светло-русые волосы, связанные сзади в хвост, серые глаза и прямые русые брови, твердый подбородок и легкая ямочка на правой щеке – жизненная сила наполняла Мистину и переливалась через край. При всей своей досаде воевода понимал, отчего случилось то, что случилось.

Но сейчас эта пригожесть и ловкость собственного порождения привели Свенельда в еще большую ярость. За спиной его, в клети холопьей избы, еще рыдала забившаяся в угол Милянка – челядинка, которую Свенельд в последний год приблизил к себе. Круглолицая, хорошенькая, как нивяница на лугу, шестнадцатилетняя полонянка полюбилась воеводе; он давно велел ключнице, Костричке, не слишком загружать ее работой, дарил ей заморские яркие бусы из цветного стекла. Намекал даже, что, если понесет и родит ему дитя, сделает ее младшей женой. Новой водимой жены воевода над могилой законной супруги поклялся не брать, но сам был не настолько еще стар, чтобы обходиться вовсе без жены, – ему едва сравнялось сорок.

И вот на тебе! Он не был дома с поздней весны. А воротившись, застал свою девку «тяжелой» – на четвертом месяце, как сказала опытная в бабьих делах ключница.

Скрывать имя виновника Милянка не посмела. А воевода, услышав его, не удивился. Удивился бы он, если бы такую дерзость себе позволил хоть кто-нибудь другой – не только на дворе, но и во всем Киеве. Кому-то из челяди или дружины он бы просто шею свернул, а случись знатный человек из чужих – вызвал бы на поединок. Не за девку, а за ущерб чести.

А это сын родной…

– Поперек батьки, значит… – Глядя в серые глаза сына, настороженные, но не робкие, Свенельд чуть не задыхался от ярости. – Девок тебе мало…

Мистина переменился в лице: понял, о чем речь. Девок он уже любил не меньше, чем хорошее оружие и добрых коней, и в отсутствие отца не одолел соблазна. Красотой с Милянкой ни одна девка среди челяди тягаться не могла. Ну и… оплошал по молодости. А она возьми и понеси.

– Да я тебя… Да ты знаешь, что я с тобой сделаю… Думаешь, стар отец, сморчок нестоячий, подмога ему требуется?

Свенельд развернул зажатую в руке плеть, замахнулся и ударил, метя прямо по лицу непочтительного отпрыска. Мистина зажмурился и низко опустил голову, оберегая глаза. Под вторым ударом повернулся плечом.

Плеть воеводы Свенельда была знаменита на весь Киев. Отпуская из Хольмгарда, Ульв конунг за верную службу подарил ему копье с дивно богатой отделкой: наконечник и втулку сплошь покрывал хитрый узор из забитых в сталь тончайших полосок серебра и меди. Несколько лет назад в бою острие отломилось, и тогда умелые кузнецы переделали остаток лезвия и втулку в плеть. К концу рукояти крепилось серебряное кольцо, а на нем висели несколько серебряных же подвесок. Такая «варяжская» плеть приучала коня слушаться звона, и своего выученного скакуна Свенельд почти никогда не бил. Зато теперь это драгоценное изделие со всей силой отцовского гнева обрушилось на бессовестного «жеребца» его собственной крови.

– Будешь… знать… йотун… тебя… ешь… – задыхаясь, Свенельд бил снова и снова, все больше распаляясь. – Щенок блудливый! Хренами с батькой мериться… Я тебя научу… В землю… вколочу…

Стиснув зубы, Мистина повернулся спиной; под особо сильным ударом упал на колени и наклонил голову, принимая плеть на спину и плечи. Свенельд бил, не жалея свое порождение; Мистина молчал, сжав челюсти и зажмурившись. Наказание он заслужил, а отец имел полное право делать с ним что хочет. Вот если бы другому кому приказал – это было бы бесчестье, а так все по обычаю. И Мистина терпел, едва дыша от жгучей боли и изредка хватая воздух приоткрытым ртом. Сквозь шум в ушах он уже не слышал отцовской ругани, боялся открыть глаза, чтобы незрячим не остаться.

Наконец Свенельд бросил плеть в пыль, плюнул и ушел. Мистина медленно поднял голову, опираясь руками о землю и жадно втягивая воздух открытым ртом. Когда к нему подбежал побратим, четырнадцатилетний Ингвар, он оскалил зубы – пытаясь не то сдержать стон, не то улыбнуться. Сорочка на спине и плечах оказалась порвана, льняное полотно покраснело от крови.

– Вставай! – Ключница, Костричка, рослая женщина лет пятидесяти, некрасивая, худая и крепкая, как мореный дуб, подошла к нему с другой стороны, и вместе с Ингваром они подняли его на ноги. – Сорочку сниму, спину обмою – а то присохнет, еще хуже будет отдирать…

Когда ему, стянув сорочку, у конской колоды облили спину холодной водой, он впервые заорал, более не сдерживаясь.

Три дня Мистина провел, лежа на животе, а Костричка и другие бабы обмывали ему спину настоем березовых почек – заживляет раны – и отваром листьев брусники – предупреждает лихорадку. Пропустил пиры по случаю возвращения отца из похода – гостям говорили, что-де прихворнул. Но болтать, что за хворь, Свенельд челяди запретил, не желая выносить сор из избы.

Ингвар все свободное время сидел при товарище, стараясь утешить.

– Ох и люто тебя батя… – бормотал он. – А я ж тебе говорил – брось ты эту козу, беды только наживешь!

– Да ладно – беды! – отмахивался Мистина. – Авось со двора не сгонит, а шкура заживет.

– Я слыхал, за такие дела иных сыновей сгоняли со двора.

– Житина, лодочник подольский, из-за меньшей жены сына проклял и навек с глаз прогнал, – мрачно вспоминала Костричка. – Так и сгинул совсем.

– Я не сгину! – утешал их Мистина. – Один я у него! – с хвастливым торжеством добавлял он.

– Тебя сгонит – других нарожает. Он сам еще в силе.

– Таких, как я, – не нарожает!

Мистина смеялся, хорошо зная свое преимущество. Будучи всего лет на пять старше, чем он сейчас, Свенельд во время набега датчан на земли ободритов раздобыл знатную пленницу – Витиславу, младшую дочь князя Драговита. Хватило ума понять – а может, подсказал кто, – что в бесчестье знатной девы он себе чести не найдет, а ее честью себе чести прибавит. Свенельд отослал Драговиту почти два десятка других пленников, выкупив их на всю свою долю в добыче. Уважаемые люди засвидетельствовали, что среди предков Свенельда были люди королевского рода Скъёльдунгов, и Драговит признал их брак законным. Даже выдал приданое дочери. Витиславе тогда было всего четырнадцать лет. Оберегая свое сокровище, год Свенельд ждал, пока ее женская сила окрепнет. Еще через год Витислава родила сына, и Свенельд назвал его Мстиславом – именем брата жены. Конечно, сын Свенельда не мог притязать на ободритский стол, но в этом имени для Витиславы жила память о родине. Роды едва не стоили ей жизни, и королева Сванхейд, при которой они тогда жили в Хольмгарде, даже считала, что у Витиславы больше детей не будет.