– Да, и так вовремя… – Лаки стал задумчив и резко поменял тему разговора: – Тебе не кажется, что нас хотят приободрить перед чем-то неприятным?
– Я с первого дня заметила, что от нас что-то скрывают, – кивнула я. – О ребятах не говорят, только что все в порядке. О Фо – ни слова, хотя она-то как раз и должна была бы участвовать в нашем лечении.
– И в то же время они не лгут… – Он ненадолго замолчал, потом снова заговорил: – О нас знают все, что было известно руководству, Фо и ребятам, к нам относятся, как и должны относиться люди из конторы к своим сотрудникам. Но никого из них я не знаю. Может, нас перевезли на лечение в Москву, но пока не хотят этого говорить?
– Завтра, наверное, все узнаем. – Я почувствовала, что засыпаю. – Кажется, мне валерьянку в какао подлили, глаза слипаются. Я – к себе.
Как добралась до кровати, я не запомнила, но точно знаю – никто не помогал, сама доползла. А вот душ меня в тот вечер не дождался.
* * *
– Простите, что заставил вас ждать. – Алексей Александрович быстрым шагом вошел в холл и представил шедшего следом спутника – крепкого сухопарого мужчину лет пятидесяти: – Это Виктор Михайлович, наш руководитель. Прошу вас, это ваша одежда. На улице холодно, так что не удивляйтесь.
В объемных пакетах оказались комплекты повседневной одежды, на самом деле необходимой нам – все эти дни мы ходили в уже порядком поднадоевших пижамах, – и, что нас здорово удивило, теплые, на тонкой меховой подкладке, куртки, вязаные шапочки, ботинки из овчинки. Мы с Лаки переглянулись, одновременно придя к выводу: «Мы провалялись без сознания намного дольше, чем думали», и ушли переодеваться.
– Ну, готовы?
Алексей Александрович улыбнулся, глядя на две невероятно худые фигуры, и прошел по коридору, открыв одну из дверей, за которой, как мы уже знали, был короткий тамбур без окон. Из него мы вышли в холодный коридор, освещенный лишь светом от застекленной и зарешеченной наружной двери, а потом на крыльцо. Справа обзор перекрывала стена находившегося по другую сторону от коридора большого здания, а перед нами расстилался зимний пейзаж. Серое небо, тонкий слой молодого, поскрипывающего под ногами снега, голые тонкие деревца слева, перед окнами того отделения, точнее небольшого флигеля, в котором мы провели последние несколько дней. Все это совсем не походило на привычный нам вид. Я-то ладно, я, кроме дороги от дома в контору да нескольких любимых Фо магазинов, города толком и не знала, а вот Лаки сразу обернулся к Алексею Александровичу:
– Где мы? И какое сегодня число?
– Сегодня пятое октября две тысячи семнадцатого года, вы провели без сознания всего три дня, так что со временем все в порядке. Но вы сейчас находитесь в Сибири, в городе Эмторе, – заговорил молчавший до этого Виктор Михайлович. – Мы попали в «тень», когда у вас заработали первые установки, а при отключении второго аппарата границы подзон «схлопнулись», как переборки в тройном мыльном пузыре, зоны слились в одну, вы же находились ближе всего и к точке пересечения зон, и ко второй установке. Вас сдвигом пространства выбросило к нам.
– Телепортация в пределах одного пространства! – Лаки, в отличие от ничего не понявшей меня, был поражен. – Это же…
– Теории обсудим позже, – остановил его Виктор Михайлович. – Сейчас у нас есть одно серьезное дело, из-за которого нам пришлось нарушить ваш режим реабилитации.
Мы ехали по молодому, наверняка основанному уже после войны, компактному и благоустроенному городу с широкими улицами, высокими, не меньше семи этажей, домами, аллеями молоденьких и по-зимнему голых деревьев, на ветвях которых кое-где желтели не успевшие опасть листья. Да, высокие дома были и в том районе, где жили мы с Фо, но все же нет-нет, да и попадались там старинные особнячки, кирпичные столетние лавочки с арками витрин, а то и церквушки, здесь же все было иным, словно только что построенным, и оттого казавшимся не совсем реальным, картонным, как «потемкинские деревни» или декорации к фильму. И нигде не виднелось ничего похожего на возникшую в нашем – да, за эти месяцы он стал и моим, – городе неразбериху. Ни искореженного асфальта, ни непонятных построек, словно бы вырастающих из стен обычных домов и посреди проезжей части, ни – и это самое главное – тревоги на лицах пусть не очень многочисленных, но все же спешащих по своим делам прохожих.
Виктор Михайлович рассказывал:
– У нас разница с Москвой два часа, так что все началось около восьми вечера, когда большинство жителей были уже дома. Но не все – довольно много людей возвращалось с буровых, и автобусы только подъезжали к городу. Хорошо, у нас всего три автотрассы и конечная ветка железной дороги, а шедший на посадку самолет успели отправить на запасной аэродром, но все равно произошло несколько серьезных аварий, погибло больше десяти человек. Все случаи под копирку: водитель въехал в блокаду в первые минуты после ее возникновения, а вы сами знаете, что живое существо, закрытое в движущемся замкнутом устройстве, не телепортируется на противоположную сторону, ну и… Размазало молекулярным слоем по салону, автомобиль встал поперек дороги. В двух случаях в машинах ехало по три человека, еще в одном только водитель, но в машину въехали еще две, не успевшие затормозить. Но мы еще хорошо отделались, у вас несколько поездов из-за экстренного торможения чуть не сошли с рельсов, и машин на трассе больше побилось – никак люди не хотят соблюдать правила безопасности и притормаживать перед вероятными границами блокады, а ведь знаки-то всюду стоят! Но аварии спасли сотни жизней – за теми автомобилями ехали полные пассажиров автобусы.
Я слушала, представляя темную дорогу посреди ровного, как стол, болота, спешащих с работы людей, – моя мать когда-то тоже ездила вечерней вахтой, добираясь до дома только к девяти вечера, – прозрачную смертельную стену, перегородившую трассу, и искореженные машины, в которых уже нет людей, даже тел – все залито… Бр-р-р… Виктор Михайлович продолжал:
– В самом городе движение было слабым – и по вечернему времени, и из-за начавшегося снегопада, – так что здесь обошлось без серьезных аварий. К тому же наш город хотя и достаточно большой по численности – больше ста тысяч, – но очень компактный, как вы видите, и почти полностью попал в одну из подзон, а две остальные пришлись на болото и реку. Ну а потом, как и у вас, они слились в одну зону, так что теперь мы – единоличные обладатели отрезка фарватера, из-за чего нарушилась навигация, а лежащие ниже по течению города недополучили зимние запасы продовольствия и других грузов. Но все скоро восполнят за счет авиации, потому что навигация у нас и так уже заканчивалась. Кроме всего этого у нас здесь оказалось десять параллельщиков, плюс вы двое. Параллельщиков мы разместили в гостинице и больнице, а вас, когда осознали, кто вы, – это произошло очень быстро… – Виктор Михайлович заговорил несколько извиняющимся тоном. – Вас, уж простите, после реанимации поселили в изоляторе психдиспансера. Это оказалось единственное спокойное место.
– Учитывая наше состояние, и самое подходящее, особенно если бы у нас «поехала крыша», – усмехнулся Лаки. – Это все понятно, и то, почему вы раньше ни о чем не говорили, – тоже. Но куда мы едем сейчас?