— Откуда это у тебя? — удивился Воронов. — Сколько ты за нее хочешь?
Незнакомец снова упал на колени:
— Даром отдаю, батюшка. Только освободи меня от нее. Правду скажу: заговоренная она, в ней нечистая сила сидит. Говорили, принадлежала сабля раньше Девлет Гирею, потерял он ее в битве под Тулой, оттого потом и Москву разорил, что оружие вернуть хотел. Только оказалась она у русских людей. Сначала радовались они: мол, такую диковинку приобрели, а потом через нее несчастья на них сыпались. Одного из моих друзей начисто разорила, проклятая. Из жадности я взял ее себе — и, поверь, тоже все добро потерял. Я ведь купцом был, как и ты, а теперь нищий. Если не побоишься силы ее бесовской — даром бери.
Воронова немного смутил странный рассказ гостя.
— Проклятая, говоришь? — уточнил он, вертя оружие.
— Верно, — подтвердил незнакомец. — Кровь на ней и убийства. Все как на духу тебе выложил, чтобы не проклял ты меня, ежели что. Не возьмешь — в реку выброшу. Может, от проклятия избавлюсь.
— Ну зачем же в реку? — В голове предприимчивого купца завозились мысли. Отвезти ее на Волгу, там продать татарве за огромные деньги. — Я беру ее себе.
Несчастный принялся целовать ноги Михаила, обутые в сафьяновые сапожки.
— Благодетель ты мой, спаситель!
Купец хлопнул в ладоши, и появился слуга в пестром кафтане.
— Этого человека проводить в мой дом, накормить как следует и одеть подобающе, — приказал он и повернулся к гостю: — Негоже мне отпускать тебя вот так, без подарка. Думаю, моя благодарность будет тебе в самый раз.
Незнакомец встал, поклонился в пояс и вышел со слугой. Воронов вздохнул и принялся рассматривать саблю. Чем дольше он держал в руках оружие, тем меньше хотелось с ним расставаться. Может быть, рассказ гостя — выдумка? Сам виноват, разорился по дурости, теперь сабля виновата. Девлет Гирей тоже небось о ней вспоминал, когда его при Молодях разбили. А ему, Михаилу Воронову, бояться нечего. Пусть сабля полежит пока в погребе его огромного дома… Как только понадобятся деньги, тут же продаст ее. Астраханские татары хорошо заплатят, он знает, что они любят.
Глава 45
1732 год, Тула
Акинфий Демидов, представитель знаменитой династии промышленников, владелец многочисленных заводов, рудников, соляных копей, хозяин несметных богатств, гуляя по Туле — своему родному городу, где старался бывать почаще, среди торговых рядов увидел сгорбленного старичка, с желтым лицом, испещренным морщинами, с маленькими слезящимися глазками, хозяина лавки старых антикварных вещей. Акинфий часто заходил к нему, покупал симпатичные, порой даже дорогие безделушки. Предприниматель никому не говорил, что в подвале его огромного особняка потихоньку создавался музей редких вещей. Старичок подмигнул ему, как старому знакомому, и, вытащив что-то завернутое в рогожу, прошептал:
— Есть кое-что для вас. Пройдемте ко мне.
Акинфий проследовал в пыльную лавку старьевщика, с неудовольствием вдохнув затхлый запах, поморщился при виде гроздьев паутины, развешанных по углам.
— Что у тебя, старик? — пробурчал он.
— Сабля Девлет Гирея. — Старьевщик освободил оружие из плена, и оно блеснуло в тусклых лучах солнца.
Акинфий, оторопев, взял ее в руки.
— Сколько ты хочешь, старик?
— Отдам недорого, — отозвался старьевщик. — Однако вынужден кое-что сказать. Это не просто холодное оружие. Видите ли, изначально саблей владел предок Девлет Гирея, Чингисхан, которому шаман заговорил саблю. Она приносит счастье только своему настоящему хозяину. Все, к кому она попадает потом, страдают. История этой сабли знает и убийства, и разорения. Последний ее владелец отдал мне ее бесплатно, умолял на коленях забрать у него. Он уверял, что из-за проклятой сабли лишился дома, денег и семьи. Если вас это не страшит…
— Разорение мне не грозит, — усмехнулся Акинфий, тряхнув напудренным париком. — Мне вообще нечего бояться. Дела мои хороши, как никогда, власть благоволит ко мне. Так что держи, старик, — он высыпал на стол горсть монет, — и давай саблю.
От него не укрылось, с каким облегчением старьевщик отдал ему оружие. Демидов ухмыльнулся в большие густые усы. В сабле сидит бесовская сила — надо же такое придумать? Наверное, до сих пор ею владели неудачники, смотревшие на оружие как на средство обогащения. А он не такой. Акинфий Никитич, крепко сжимая покупку под мышкой, сел в карету и приказал кучеру ехать в особняк. Через несколько дней он уезжал на Урал, где с недавнего времени находились его основные заводы. «Да, что-что, а разорение мне не грозит», — повторил он свои слова и улыбнулся. Они, Демидовы, никогда ни на кого не уповали, всего добивались своим трудом. Его отец, знаменитый тульский оружейник Никита Демидов, славился своим мастерством. Он часто любил вспоминать знакомство с Петром 1, оказавшееся судьбоносным. Однажды петровский вельможа привез Петру из-за границы пистолет. Царь, как ребенок, радовался подарку, но, к несчастью, сломал курок. Не нашлось в Москве мастера, способного его починить, и кто-то посоветовал обратиться в Тулу: дескать, там кузнец есть, Никита Демидов, славится ловкостью и оружейным искусством. Разумеется, царь поехал в Тулу и велел привести ему того кузнеца. Отец осмотрел оружие и сообщил, что дело поправимое, только время на это требуется. Петр согласился, а когда снова приехал в Тулу, Демидов вручил ему отремонтированный пистолет. Царь вертел его и так и этак, и остался доволен. Правда, лицо его вскоре омрачилось.
— Доживу ли я до того времени, когда и у меня на Руси будут так же работать? — произнес он с горечью.
— Уже работаем, и не хуже заграницы, — отвечал Никита.
Петр побагровел.
— Ах ты мошенник! — закричал он и ударил мастера по щеке. — Сделай сначала, а потом хвались.
Демидов и бровью не повел.
— Ты, царь, сперва выслушай, а потом кулаки распускай, — весело сказал он и вытащил из кармана пистолет — точную копию того, что держал в руках Петр. — Тот пистолет, что у вашей милости, моей работы будет, а вот этот — заморский.
Царь взял оригинал в руки, попытался найти различия, но не смог.
— Прости меня, — примирительно произнес он. — Не ведал я, что и в нашем краю такие умельцы. Оружейный завод откроешь?
— Отчего ж не открыть? — согласился Никита. — В наших краях не один я такой умелец.
— Правда? — В порыве радости Петр привлек его к себе, поцеловал в макушку и сказал: — Постарайся, Никитушка, распространить фабрику свою. А я уж тебя не оставлю.
На следующий день царь издал указ — отвести земли Демидову близ Тулы, в Малиновой засеке, для копания железной руды и для вырубки леса и пережога его на уголь. Никита не подвел государя. Он построил чугуноплавильный завод на речке Тулице и вскоре отлил ни много ни мало пять тысяч артиллерийских снарядов, которые повез в Москву. Петр 1 лично осмотрел снаряды, остался доволен и приказал заплатить мастеру втрое больше договорной цены. Так и начался расцвет их империи — империи Демидовых. Слава про их завод гремела на всю Россию. А когда с Урала поступила железная руда и Никиту попросили дать ей оценку (он дал — и высокую), его семье было предложено переехать на Урал, чтобы осваивать месторождения и уральские, и сибирские, и алтайские. Не хотелось Демидову-старшему покидать родной город. Тут у него хозяйство, дом большой, деревни и заводы — добро немалое. И наказал он ехать старшему сыну Акинфию. И тот не желал покидать родную землю — но что поделать? Сейчас Акинфий с гордостью вспоминал, что отца не осрамил, много руды отыскал — и медной, и серебряной, и даже золотой, воздвиг двадцать заводов, а после смерти родителя стал полновластным хозяином империи. Денег у него, как говорили, было больше, чем волос на голове, и это соответствовало истине. Были у Акинфия и подпольные заводы, где выплавляли чугун и медь и не отдавали государству. Разумеется, в отчетах было все гладко, а излишки продавались кому ни попадя, принося владельцу баснословные прибыли. Нашлись недоброжелатели, донесли Анне Иоанновне: дескать, Демидов фальшивые деньги чеканит. Однажды, когда играл он с императрицей в карты и стал нарочно проигрывать, расплачиваясь новенькой серебряной монетой, она и поинтересовалась: