Жемчужные тени - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 11

И еще одно: дня три назад, еще до всех событий, еще когда отдых в «Колизеуме» проходил мирно и благолепно и Таня как-то шествовала вечером по подвальному, цокольному этажу — возвращалась из сауны и бассейна, довольная, распаренная, в махровом халате, — он, именно этот молодой человек — кажется, он, возможно, он — кажется, возможно — шел ей навстречу!

В рабочем комбинезоне.

С пучком проводов в одной руке.

И с пластиковым сундучком, с которым обычно ходят электрики.

Поэтому Татьяна спросила сегодня у доктора Яны Гораковой, какая может быть между этим молодым электриком и медсестрой Наталией связь.

* * *

На станции Тржнице, где, несмотря на утро, наблюдалась некоторая суета, благородная, впрочем, суета, европейская — автобусы отсюда отправлялись в разные отдаленные районы Кенигсбада и близлежащие города, — Тане пришлось изрядно подождать бесплатного транспорта, которым баловал клиентов гипермаркет «Теско». Даже подумалось: может, такси лучше взять — однако не хотелось привлекать к себе внимания. Наконец автобус подошел, и она (по-английски) попросила водителя подсказать по ходу дела, где ей лучше выйти, чтобы найти искомый адрес. «Sure!» — радушно откликнулся тот.

«Микрорайон Рыбарж, — думалось ей по пути. — Практически Рыбацкое, питерское Рыбацкое. Не самый веселенький райончик». И еще вспомнилась телеграмма из «Хищных вещей века» Стругацких: «Грин умер у рыбарей».

«Как бы и мне не откинуться у рыбарей», — зябко подумалось Тане.

У нее не было никакого плана. Она не знала, что сделает и что скажет.

Только почему-то казалось, что несчастная русская женщина Наташа не причинит ей вреда.

Шофер объявил в микрофон по-английски, специально для нее, что на улицу Соколовска лучше всего выходить здесь. Она улыбнулась ему, помахала в зеркало заднего вида, а когда вышла из автобуса — послала воздушный поцелуй.

Все-таки запасы вежливости и благодушия на Западе намного больше, чем у нас.

И, возможно, во многом благодаря им кажется, что ничего плохого с тобой тут случиться не может.

Автобус укатил.

Микрорайон Рыбарж выглядел как настоящее Рыбацкое. Или, допустим, Отрадное, или Владыкино. Или даже Выхино с Перовом.

Всюду панельные многоэтажки. Очень похожи на наши, только чуть другого фасона. И немного иная система этажности. У нас новостройки хрущевского и брежневского периода обычно возводили в пять или девять этажей. Тут иначе: шести- и восьмиэтажки. Хоть чем-то, а братья по соцлагерю выделились. Вот только серые двенадцатиэтажные башни — точь-в‐точь как у нас где-нибудь на улице Шокальского.

Никого на улицах, ни души. Ни кошки, ни собаки, ни рекламного плаката.

Пытаясь определиться с адресом, Татьяна обошла кругом несколько домов, но так никого и не встретила.

Идеальное место для совершения преступления.

Впрочем, главврач пани Горакова знает, куда постоялица, паненка Садовникова, отправилась. Если что, сможет отыскать.

Возможно, хм, Танин хладный труп.

Вот и искомая точка. Таня подошла к подъезду. Шестиэтажка терракотового цвета. Выглядит крайне скучно. Если судить по нумерации, квартира Наташи — на первом этаже.

Таня нажала на кнопку домофона.

— До е тáды? ^[5] — откликнулся по-чешски бесконечно усталый, хриплый, немолодой женский голос.

— Это Татьяна, туристка из «Колизеума», — произнесла Садовникова заготовленный спич. — Нам надо поговорить.

— О чем? — перешла на русский женщина.

— Об убитом Николае Кузнецове.

— При чем тут я?

— Расследовать смерть прибыл начальник его охраны. Явно мафиозный тип. Я боюсь, он до вас доберется.

Через пару секунд — показавшихся Тане вечностью — щелкнула кнопка домофона.

— Заходите.

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД, 1990 ГОД

Наташа родилась и выросла в городе К., в Казахстане. Точнее, в Казахской Советской Социалистической Республике, являвшейся тогда частью Союза Советских Социалистических Республик.

При этом по национальности она была не русской и не казашкой, а немкой и фамилию носила Моргенштерн. Фамилия красивая, значит «утренняя звезда». Моргенштерн она была по отцу, а мама ее в девичестве значилась как Вагнер, так же как композитор, что переводилось — «колясочник, или колесных дел мастер».

То, что все они числились немцами, было не хорошо и не плохо. В классе у Наташки, к примеру, училось шестеро немцев. И на улице Володарского, где они проживали, стояло четыре «немецких» частных дома. И никто своей национальности не стеснялся и других по этому поводу не чмарил.

Хотя оттенок ущербности за их нацией числился. Недаром жили они раньше в благодатном Поволжье, но в войну их Сталин оттуда переселил — в холодный, безлесный и продуваемый всеми ветрами Казахстан.

Моргенштернам и Вагнерам в качестве конечного пункта переселения выпал городок К. Так же, как отправили туда (позже, ближе к концу войны) чеченов, ингушей и крымских татар. Но эти народы держались более сплоченно и обособленно.

Зато немцы — кто не помер во время переселения, в эшелонах, а также в лютую первую зиму, когда их бросили в чистом поле с малыми детьми, — обустраивались в целом лучше, чем другие обиженные судьбой нации. Потому что были ладные, спорые, в любой работе искусники.

Однако депортация сорок первого года их научила: от власти можно ждать чего угодно, нация у них подозрительная, поэтому выпячивать ее лучше не стоит. Разговаривать предпочтительнее по-русски, вести себя как русские. Наташа Моргенштерн и языка-то немецкого толком не знала. Азы только.

Дом, в котором они жили на улице Володарского, был добротный, крепкий. Однако ничем не выдающийся. И это потому, что запрещено было выше стольких-то метров, и комнаты чтобы площадью не больше дозволенной, и балкончики не положены, и жилые чердаки. Иначе родители размахнулись бы, Наташа не сомневалась.

Ее вера во всемогущество родителей вообще была безгранична. Они умели делать все. И денег у них был миллион. Ну, не в буквальном смысле, но много. У них даже стояла в гараже своя собственная машина, новая «Волга». Отец на ней особо ездить никуда не любил, но вот имелась.

Зарабатывали папа с мамой в основном летом. Они были «шабашники». Слово это звучало не слишком хорошо, не особо уважаемо и означало нечто не самое приятное и поощряемое. Не так, как «колхозник», «ударник» или «передовик». Но и не настолько оно все-таки было плохое, как, допустим, «ворюга», «мошенник» или «цеховик». Короче, говорить о том, что отец с матерью — «шабашники», особо не возбранялось, но и не поощрялось.

А в жизни означало оно, что где-то примерно с мая и по октябрь родители увольнялись из строительного треста и отправлялись на заработки — в Сибирь, на Урал, в Центральную Россию. Потом, когда Наташа повзрослела и стала разбираться в социалистической экономике и в том, что творилось в Союзе, она начала понимать, как все это работало.