Возможно, Ганс, при всей малости его возможностей, сумел бы ее спасти: до конца войны оставалось не так уж много времени, — но в клинику к Манфреду приехал молодой и подающий надежды доктор Берфельде. Он гордился своей научной работой, имеющей важное расовое значение, и был полон решимости довести ее до конца. Манфред широким жестом отдал в его распоряжение весь контингент клиники.
Берфельде не тратил время на обход палат. Он засел с утра в больничной канцелярии, пробежал глазами по больничным формулярам и поставил галочки против нужных фамилий. Об этом Ганс ничего не знал. Девочку забрали в его отсутствие.
Когда Ганс хватился, на ее койке лежала другая девочка. Он пытался задавать вопросы, на него смотрели с удивлением: валаамова ослица заговорила, — но никто не утрудил себя ответом. К Гансу относились как к чему-то неодушевленному, предмету обстановки.
Еще один раз Ганс встретился с Ритой — когда хоронил ее вместе с другими детьми, которые своей жизнью послужили германской медицине и ее представителю доктору Берфельде. При погребении каждого пятидесятого трупа Ганса посылали за вином. На сей раз он потряс могильщиков тем, что отказался идти. Он похоронил Риту в гробу, который сколотил ночью. Ганса, впрочем, и без того считали помешанным, поэтому последствий его выходка не имела.
После убийства девочки Ганс все время проводил у себя в мастерской. Он безостановочно вырезал фигурки из дерева, пытаясь придать им черты Риты. Незадолго до конца войны ему неожиданно приказали изготовить еще один гроб. Этот гроб был предназначен для него самого.
Никто в клинике и представить себе не мог, что Ганс посмеет сопротивляться. Когда врач, который делал смертоносные уколы, пошел к шкафу с инструментами, Ганс выскочил из кабинета и убежал из клиники. До конца войны он скрывался где-то за городом, питался отбросами и осмелился выйти только тогда, когда пришли союзники.
Мысли о девочке не покидали его. Он точно не понимал, что именно заставляло его искать следы ее родителей. Едва ли желание рассказать, какая судьба постигла Риту. Скорее — нечто мистическое, надежда увидеть хоть кого-то, кто напомнит ему Риту…
Оборванный, нестриженый, таким он появился в кабинете доктора Манфреда. Оба не виделись всего несколько месяцев, но за это время все изменилось. То, что еще недавно ставили Манфреду в заслугу, теперь вполне могло стоить доктору свободы. Ганс вовсе не собирался доносить на Манфреда, но тот увидел в юноше опаснейшего свидетеля. Внешний вид Ганса, его странные манеры подсказали Манфреду спасительный выход: звонок коллегам, и беглец надолго попадает в руки психиатров.
Мариссель видел и слышал многое, но эта трагическая история, растянувшаяся на многие десятилетия, ошеломила его. Он не сомневался ни в едином слове Ганса. Этот человек, кажется, действительно не умел врать. Каким образом он смог выжить в тюрьме?
Наверное, его спасла полная неприхотливость и абсолютная нечувствительность к оскорблениям и обидам.
Лотар Эдер принес Гансу еду, налил в чашку горячего кофе, но тот не стал есть. Мариссель ожидал увидеть в его глазах ярость, гнев, ненависть, но старик был спокоен и почти равнодушен к окружающему миру, словно смерть Берфельде примирила его с жизнью.
Мариссель заговорил о том, что они с Эдером попытаются спасти его от новой тюрьмы, но Ганс слушал его без всякого интереса. Он не боялся тюрьмы? Или, напротив, не верил в возможность ее избежать?
Ганс прикрыл глаза и провел рукой по лицу.
— Он устал, — решительно произнес Эдер, поднимаясь со стула, — ему надо отдохнуть.
Закрывая за собой дверь, Мариссель оглянулся на Ганса. Он, не снимая одежды, прилег на кровать.
— Я бы посоветовал вам тоже немного поспать, — сказал Эдер. — Утро едва ли будет легким.
Мариссель представлял себе, что начнется утром, когда следователь Бессель появится здесь с ордером. Ганс обнаружен, следователь торжествует, допрашивает Эдера, Марисселя и Черил уже как соучастников преступлений, совершенных Гансом, возможно, добивается в прокуратуре разрешения на их арест, везет в город, их фотографии появляются в газетах…
Видит Бог, при всей своей смелости Мариссель никак не желал испытать нечто подобное. Тенью скользнуло сожаление: им давно следовало уехать.
Эдер, вероятно уловив настроение Марисселя, молчал. Он налил себе кофе, следовательно, не собирался ложиться. Мариссель минуту колебался, не присоединиться ли ему к Эдеру, но все-таки предпочел поспать несколько часов. Он поднялся к себе. Переложил из бумажника во внутренний карман пиджака паспорт и другие документы, захлопнул чемодан, понимая, что в следующий раз его — нельзя исключать — откроют уже полицейские.
В поселке что-то произошло, пока он спал! Эта мысль первой пришла в голову Марисселю, когда он услышал внизу возбужденные голоса и шум подъезжающих автомобилей. Часы показывали пять утра.
Он с трудом вылез из кровати и оделся. Неужели следователь привел свою угрозу в действие столь буквальным образом: явился в дом Эдера с первыми лучами солнца?
Мариссель спустился по лестнице. В доме было пусто. Эдер не откликался. Увели? Он вышел на улицу. Недалеко от дома Эдера стояли четыре полицейских автомобиля, несколько человек суетилось вокруг. Он узнал Эдера и Весселя.
Про Марисселя словно забыли, и ему никак не хотелось напоминать о себе полиции, но, судя по тому, что, вместо обыска в их доме, полиция занималась чем-то другим, произошло нечто неожиданное, и он хотел знать, что именно.
Он захлопнул дверь и быстро зашагал вперед. Несмотря на раннее утро, было уже тепло, но Марисселя била какая-то странная дрожь.
Полицейские возились в придорожной траве и фотографировали небольшой участок земли. Мариссель подошел поближе. Ему показалось, что среди зелени травы мелькнуло что-то красное. В одной из машин на заднем сиденье в компании двух полицейских он увидел доктора Гебхарда.
Гебхард, похоже, хотел было с ним поздороваться, но потом отвернулся. Зато полицейские пристально посмотрели на Марисселя. В их лицах не было откровенной враждебности, но Марисселю стало не по себе. Он подошел к следователю. На звук его шагов одновременно повернулись Вессель и Эдер.
— Пришли посмотреть на негодяя, который терроризировал весь поселок? — лицо Весселя, несмотря на явно бессонную ночь, было свежим и бодрым. — Его уже увезли. Так что можете чувствовать себя в полной безопасности и продолжать отдых. Прошу извинить за ночное вторжение. Меня ввели в заблуждение мои помощники. Господину Эдеру я уже принес извинения.
Эдер тронул Марисселя за плечо и отвел в сторону.
— Полчаса назад из охотничьего ружья доктор Гебхард убил Ганса. Вот на этом самом месте, — показал Эдер. — Вернее, смертельно ранил, но у бедняги нет ни единого шанса.
— Гебхард? — Мариссель не верил своим ушам.
— Да. Гебхард уверяет, что проезжал мимо, увидел подозрительную фигуру и выстрелил.