Настя молчала, насупившись.
– Хорошо бы с олигархами подружиться, – сказала Джессика мечтательно. – Вот я журнал купила, «Фор-бес» называется, они там все по местам расставлены, и прям написано, сколько у кого миллиардов!
– Вот! – поддержал Джессику Аллилуев. – Это правильный, здоровый подход!.. «Форбес» вам в помощь, так сказать.
Подкатил Даня, с шиком развернулся, помахал им рукой и прокричал:
– Я еще один кружок, ладно? Всего один!
– Валяй, историк!
Настя проводила его глазами – ну, невозможно оторваться! Солнце светит, ветерок овевает. Такая красота.
– А где ее найти, эту Милу?..
– Да чего ее искать? Она завтра с утра у меня на съемках.
– Как?! Ты что, и кино снимаешь?!
– Спокойно, маркизы, спокойно! – и Аллилуев выставил руку ладонью вперед. – Без ажитации. Снимаю я пару серий в одном «мыле», подменяю штатного режиссера, у него благородная болезнь – то ли запой, то ли подагра, то ли он в Чухлому уехал. Милка там тоже подрабатывает. Все как могут, так и подрабатывают, нас в «Форбесе» вряд ли пропечатают. Рифма.
– Что ты привязался к этому «Форбесу»?!
– Да это не я привязался-то.
– А они давно дружат, Мила с Дольчиковой?
– Так они учились вместе. Только Светке подфартило, она на четвертом, что ли, курсе уже сниматься начала, а Милка сидела-сидела, и ничего. Ни кино, ни театра, никуда не берут, не зовут. И стала то вторым режиссером, то «хлопушкой» на съемки ездить. Она молодец, не сдалась. Сколько вашего брата, то есть молодых актрис, совсем впустую пропадает! То есть вашей сестры.
– Почему пропадает? – заинтересовалась Джессика.
– А потому что нас, талантливых, дофигища, а работы мало. Совсем мало. Теперь в кино самая востребованная профессия – сценарист! Хороший сценарист на вес золота. Прям вот на одну чашу весов кладут сценариста, а на другую золото сыплют, точняк по его весу.
– Что, правда?! – округлила глаза Джессика.
– Моя мать сценарист, – сквозь зубы сказала Настя. – И никакого золота нету.
– Ух ты! А как ее фамилия?
– Морозова Антонина.
Аллилуев в первый раз за весь разговор посмотрел на Настю с серьезным интересом.
– Морозова – известная личность, – сказал он уважительно. – Пишет не очень много, зато отлично просто!.. С ней только большие каналы работают. Слушай, – вдруг скроив просительное лицо, он взял Настю за молнию толстовки. – Познакомь нас, а?.. У меня есть одна идея, только сам я никогда не напишу! И вообще, у меня имени никакого нет, Морозова даже слушать не станет! А тут ты – бац! Это мой друг, молодой, одаренный режиссер, и она выслушает! А? Познакомь!
Настя пожала плечами и пробормотала:
– Да пожалуйста. Приезжай к нам, я тебе адрес дам и телефон…
Ей очень хотелось расспросить Аллилуева о «хорошем сценаристе», собственной матери. Она правда хороша? Ее правда ценят? Но спросить, значит, признаться, что дочь ничего не знает о матери – вообще ничего! А этот парень так переменился к ней, когда она назвала фамилию!
– Ну, вещь, – громко заговорил подлетевший Даня и спрыгнул с самоката. Щеки у него горели. – А у него аккумулятора на сколько хватает?
– Километров на тридцать хорошего хода, – отозвался Аллилуев, перехватывая самокат. – Значит, мы договорились, красота? Ты завтра ко мне на съемки подгребаешь и с Милкой трешь, чего тебе надо, а потом я к тебе в гости являюсь и падаю в ноги. Окейно? Позвони мне на мобилу, у меня твой номер определится, я тебе адрес скину.
Он продиктовал цифры и подождал, пока Настя наберет. Телефон у него зазвонил, он посмотрел и кивнул:
– Пока, дамы и кавалеры!.. Как это удачно вы зашли!..
– Кому он собрался падать в ноги? – спросил Даня вслед покатившему Аллилуеву.
– Матери моей.
– Зачем?
– Чтоб она для него сценарий написала.
– Ого.
– Что – ого? – не выдержала Настя. – Вот что?! И вообще! Вы все знаете, а я ничего не знаю! Вы по воскресеньям торт гребаный печете, а мне моя собственная мать ничего не рассказывает! Ни одного слова, как будто я ей чужая! И получается, что все умные, одна я дура!
– Между прочим, – сказал Даня. – Я ничего не понял.
– И очень хорошо! – завопила Настя и побежала прочь по солнечной улице.
– Чего это она? – спросила Джессика. – Чего ей мать не говорит?
– Бежим, – сказал Даня. – А то не догоним.
* * *
Марина Тимофеевна полюбовалась на только что высаженный барбарис. Он был прекрасен, невысокий кустик, растопыривший тонкие ветки.
– У тебя важное дело, – сказала Марина барбарису. – Видишь, какая у нас с этой стороны дырка образовалась в живой изгороди. Твой предшественник погиб, ты его должен заменить. Расти хорошо! А я тебя стану поливать и навещать. Ты уж меня не подводи.
Она обвела глазами участок. Молодая трава зеленела с таким искренним восторгом – Марина была уверена, что весенней траве очень нравится зеленеть! – нарциссы цвели в этой траве так ярко и празднично, солнце заливало крыльцо так щедро, что она засмеялась.
Весна, а особенно месяц май – всегда радость, а уж такой теплый и дружный, как в этом году!..
Марина умела наслаждаться одной минутой, если выпадала одна минута, или часом, или днем.
Было много забот и горя, но и радость тоже была, Марина умела ее замечать и отдаваться ей.
Сейчас она польет молодой барбарис – чтоб он как следует прижился, укоренился на новом месте, чтобы никого не подвел, – и сама тоже выпьет чаю. Как барбарис!.. На улице пить чай еще холодно, но она накинет жилетку и посидит с кружкой на скамейке под кустом жасмина, на самом солнышке.
Под вечер приедут девчонки, Тонечка, Настя и ее подружка, нужно чтоб был готов обед. Бульон потихоньку кипит на плите – Марина называла это «работает над собой», – а на горячее нужно что-то такое, что особенно любит Настя.
Может, котлеты?.. До погружения в здоровое питание внучка страшно любила бабушкины котлеты, непременно с пылу с жару, иногда прямо со сковородки хватала!..
А когда есть, что поесть, да еще вкусно, горести не так горьки!..
Марина набрала в лейку воды и потащила к барбарису.
…Что из случившегося с ними за жизнь можно рассказать девочке, а что лучше обойти стороной, как можно дальше?.. Что она готова узнать? Как скверно получилось, что они так и не сказали ей, чем именно занимается мать, и как скверно, что все узналось случайно, ну вот будто бы эпизод из кино, как в насмешку.
Рассказать одно и не поведать всего – возможно ли это? И что будет с девочкой, если она когда-нибудь узнает всю правду, до конца?