Хранительница книг из Аушвица - читать онлайн книгу. Автор: Антонио Итурбе cтр.№ 46

Ему удалось создать группы легкоатлетов, секции бокса и японских боевых искусств джиу-джитсу, организовать чемпионат по баскетболу и футбольную лигу из нескольких команд. Ему даже удалось уговорить нацистов собрать футбольную команду из охранников для игры против команды охраняемых.

Он вспоминает моменты настоящего торжества: оглушительный рев толпы зрителей, плотно облепившей не только периметр площадки, но и все окна и двери жилых домов, выходивших фасадами во внутренний двор квартала, который и был использован в качестве игрового поля.

Но вспоминаются также моменты потерь и поражений, которых было немало.

Особенно ярко видится ему одна игра, организованная им встреча между футбольными командами охранников СС и евреев, которую он сам и судил. Болельщики не помещались в окнах и дверях домов, выходивших фасадами на поле, и на каждой лестничной площадке светились сотни глаз, напряженно следивших за ходом противостояния. Это был футбольный матч, но для очень многих — гораздо более, чем игра в футбол. В особенности для него. Он неделями готовил свою команду к этой встрече, просчитывал тактику, настраивал игроков, разработал для них специальные комплексы упражнений, просил выделить для членов команды добавочные порции молока.

До конца игры оставалось всего две минуты, когда форвард команды эсэсовцев перехватил мяч в центральной зоне поля. Он по прямой бросился к воротам, и ему удалось пройти растерявшихся от неожиданности центровых еврейской команды. Оставался всего один защитник, который мог остановить его. Эсэсовец побежал прямо на него, но как раз в тот момент, когда они должны были встретиться, еврейский защитник потихоньку убрал ногу и пропустил его. Форвард по прямой и с близкого расстояния пробил по воротам и забил победный гол. Хирш не забыл яростного торжества на лицах арийцев. Они разгромили евреев. В том числе и на футбольном поле.

Хирш дал финальный свисток, не пытаясь продлить матч и безукоризненно соблюдая беспристрастность, и подошел поздравить нападающего, забившего решающий гол. Он крепко пожал тому руку, и эсэсовец улыбнулся, показав щербатые зубы, как будто по ним пришелся удар прикладом. Хирш направился к импровизированным раздевалкам с напускным безразличием на лице, но по дороге остановился, как будто бы завязать шнурок на ботинке, и пропускал вперед всех игроков, пока не увидел того, кто был ему нужен. Молниеносным движением, которого никто не заметил, он толкнул защитника в кладовку и прижал к черенкам швабр.

— В чем дело? — спросил его ошеломленный игрок.

— Это ты мне скажи. С какой стати ты позволил этому нацисту забить нам гол и победить?

— Слушай, Хирш, я его знаю, этот капрал — настоящая сволочь, да и садист к тому же. Видел, что зубы у него поломаны? Так он же ими консервы открывает. Настоящая бестия. И я должен был подставить ему ножку, рискнув собственной головой? Это же всего-навсего игра!

Фреди в точности помнит каждое свое слово, которое он тогда сказал, и глубочайшее презрение, которое породил в его душе тот жалкий субъект.

— Ты глубоко ошибаешься. Это не просто игра. Здесь были сотни болельщиков, а мы их разочаровали. Десятки детей. Что они подумают? Как смогут они почувствовать гордость за свое еврейство, если мы ползаем по земле, как червяки? Твой долг — жизнь вкладывать в каждый шаг на поле.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь...

Хирш приблизился, его лицо оказалось менее чем в пяти миллиметрах от лица игрока, в чьих глазах он увидел страх, но отступать в кладовке было все равно некуда.

— А теперь слушай меня внимательно. Больше повторять не стану. Если в следующий раз, когда ты будешь играть против эсэсовцев, ты не выставишь ногу, я тебе ее отпилю.

Мужчине, белому, как лист бумаги, удалось сжаться, проскользнуть мимо и спастись из кладовки бегством.

По прошествии времени этот эпизод мог бы восприниматься уже и с долей юмора, но Фреди до сих, вспоминая тот случай, вздыхает с досадой.

Этот тип — пустое место. Взрослые — уже порченный материал. Именно поэтому так важна молодежь. Из них еще можно вылепить то, что хочешь, их можно улучшить.

24 августа 1943 года в Терезин из Белостока прибыла партия детей в 1260 человек. В еврейском гетто этого польского города было сконцентрировано более пятидесяти тысяч евреев. За лето эсэсовцы планомерно уничтожили почти всех взрослых.

Детей из Белостока разместили в обособленной зоне гетто: в нескольких блоках в восточной части города-гетто Терезин, отделенных колючей проволокой. Эсэсовцы не спускали с них глаз. Строгие и недвусмысленные распоряжения гауптштурмфюрера Терезина, доведенные до сведения Совета старейшин, формулировали категорический запрет устанавливать какие бы то ни были контакты с этим контингентом, находившимся в Терезине проездом и следовавшим по маршруту, конечная точка которого держалась в секрете. Доступ к этим детям был разрешен лишь ограниченному кругу лиц в количестве 53 человек, в число которых входил медицинский персонал. Их задачей являлось недопущение проблем инфекционного характера, грозивших перерасти в ту или иную эпидемию. Нарушителей отданных распоряжений ждали самые суровые меры.

Нацисты не разрешали контакты с польскими детьми, свидетелями и в то же самое время жертвами совершенного в Белостоке массового истребления евреев, опасаясь, как бы отголоски их преступления не достигли слуха оглушенной войной Европы.

Приближалось время ужина, и воздух в Терезине уже свежел. Фреди Хирш, потный и задумчивый, выступал в роли арбитра игры в мини-футбол на поле двадцать на тридцать метров. Но на самом деле гораздо больше внимания он уделял арке в конце двора — выходу на улицу, чем движениям ног преследующих мяч игроков.

Несмотря на то что было подано уже несколько письменных прошений, добиться для Молодежного отдела разрешения оказать содействие польским детям ему так и не удалось. По этой причине, увидев группу санитаров, вышедших из запретных блоков, куда поместили детей из Белостока, он передал судейский свисток ближайшему к себе мальчишке и поспешил санитарам навстречу.

Отряд медработников топтал тротуар грязными сапогами и взирал на мир бесконечно усталыми глазами. Фреди встал у них на дороге и начал расспрашивать о состоянии детей, но те в угрюмом молчании, не останавливаясь, проходили мимо. Им был предписан режим строжайшей конфиденциальности. Сзади всех шла отставшая от группы медсестра. Она шла одна, медленно, то ли в растерянности, то ли в недоумении. Женщина на секунду остановилась, и Фреди разглядел в ее глазах усталое негодование.

Она ему ответила. Сказала, что дети очень напуганы и что у большинства из них — крайняя степень истощения: «Когда охранники собрались отвести их в душ, началась истерика. Они отбивались руками и ногами и кричали, что не хотят идти под газ. Пришлось тащить их силой. Один мальчик, пока я дезинфицировала ему рану, сказал, что перед самой погрузкой в поезд узнал, что его отец, мать и старшие братья и сестры убиты. Изо всех сил вцепившись в мою руку, он в ужасе повторял, что не хочет идти в душевую — там газ».