Немецкий дом - читать онлайн книгу. Автор: Аннетте Хесс cтр.№ 67

– Мы не пара, – сказала Сисси. – Но мне он симпатичен, а я ему. И мой сын ему не мешает. А это многое значит. – И после паузы прибавила: – Вы думаете, он где-то там покончил счеты с жизнью? Или вернется?

Ева промолчала и вспомнила про телекс, который две недели назад пришел от польской полиции и который ей пришлось переводить: в болоте неподалеку от лагеря был обнаружен труп мужчины. Он, однако, в таком состоянии, что идентифицировать его невозможно. Один полицейский даже утверждал, что труп пролежал там много лет. Ева не хотела верить, что это Давид. Светловолосый тоже усомнился. Ева сказала Сисси, что Давид просто пропал. Но когда-нибудь он вернется.

Когда они снова вышли к воротам парка, Ева улыбнулась:

– Знаете, он непременно вернется. Он должен мне двадцать марок.

Но Сисси осталась серьезной и, открыв сумочку, достала портмоне.

– Я могу компенсировать.

– Нет, спасибо, – отмахнулась Ева. – Я не это имела в виду.

На прощание женщины пожали друг другу руки. Ева смотрела, как Сисси идет по улице. Прошло много времени, прежде чем яркое пальто совсем исчезло из вида. Как букет цветов в море, оно долго поднималось и опускалось, пока его совсем не накрыло волной.

* * *

Наступила осень. Ева сняла комнату в пансионе, который содержали две пожилые дамы. Одну из них, фрау Демут, Ева никогда не видела, зато другую, фрау Армбрехт, немало интересовала одинокая девушка. Обставлена комната была кое-как, из окна было видно только закрашенную белым противопожарную стену, но Еву это не смущало. Она вернулась в агентство господина Кёртинга. Из девушек, которые работали там год назад, осталась только Кристель Адомат с кривым носом, от которой к тому же плохо пахло. Все остальные за это время повыходили замуж. Ева переводила на совещаниях, на деловых переговорах, а у себя в комнате за узким письменным столом выполняла переводы договоров и инструкций по эксплуатации. Один раз ей поступил заказ от фирмы Шоорманов, но она попросила Кристель подменить ее.

Ева пыталась не думать о Юргене. Она продолжала следить за ходом процесса, покупала газеты и так узнала, что исследование доказательств окончено. После обвинительных речей обвинение потребовало пожизненного заключения для четырнадцати подсудимых. В том числе для чудовища, для так называемого «укольщика», а также медбрата, аптекаря и главного подсудимого. Защита же требовала оправдания, прежде всего для тех, кто принимал участие в селекциях. Еве пришлось несколько раз перечитать одно место, чтобы понять, что же сказал Братец Кролик: эти люди однозначно нарушали приказ об уничтожении и благодаря селекции спасли очень много человеческих жизней. Кроме того, пошло в ход и «вынужденное исполнение противоправных приказов»; подсудимые были солдатами и действовали в рамках действующего права. В заставленной мебелью общей гостиной пансиона Ева посмотрела по телевизору интервью с генеральным прокурором. Тот говорил: «Уже несколько месяцев прокуроры, свидетели, зрители ждут от подсудимых хоть одного человеческого слова. Воздух стал бы чище, если бы прозвучало наконец человеческое слово, но оно не прозвучало и уже не прозвучит».

* * *

В день вынесения приговора Ева стояла перед зеркалом в своей комнате и медленно застегивала пиджак. Позади нее фрау Армбрехт нервно проходилась по мебели своей любимой метелкой для смахивания пыли и спрашивала:

– Ну и что вы думаете? Что они получат? Там ведь только пожизненное! Навечно в тюрьму. Или нет?

Фрау Армбрехт замерла и с тревогой посмотрела на Еву в зеркало. Когда Ева только въехала в пансион, хозяйка спросила у нее про черную шляпу, которую та положила на одну из полок:

– Вашего отца?

И Ева рассказала ей про Отто Кона. И других.

Сейчас она развернулась к фрау Армбрехт и ответила, что тоже надеется на справедливый приговор.

* * *

Чуть в стороне от дома культуры, куда сегодня, казалось, стекался весь город, весь мир, Ева ходила взад-вперед по тротуару. Ей не хотелось ни с кем встречаться. Она посмотрела на часы: без десяти десять. Еще десять минут, и председатель откроет последний день заседаний. Ева знала многих, кто заходил в здание: жену главного подсудимого, жену чудовища, свидетеля Анджея Вилка, которому пришлось присутствовать при гибели собственного отца.

Без одной минуты десять Ева двинулась ко входу. Фойе было заполнено журналистами и зрителям, которым не хватило мест в зале. Двери закрылись. Приговор должны были зачитывать по громкоговорителю. Из серых ящиков, висевших возле двери, доносился треск. Ева встала в нише возле стеклянных дверей у выхода. Один из служителей узнал ее и жестом подозвал ко входу в зал, приоткрыв щелочку. Но Ева отказалась, помахав рукой. Служитель с удивлением посмотрел на нее и указал на стул возле двери. На этом месте часто сидел Отто Кон, как будто сторожил происходящее в зале. Ева помедлила, однако затем подошла и села. Послышался голос из громкоговорителя:

– Суд идет.

Затем опять шорох и треск. Люди в последний раз поднялись в зале – подсудимые, защитники, обвинители, частные обвинители, публика. И Ева невольно тоже встала. Голос сказал:

– Прошу садиться.

Опять раздался гул и шум передвигаемых стульев. Затем воцарилась напряженная тишина, в том числе в фойе. Только трещал громкоговоритель. По улице перед зданием пробежали дети. Ева подумала о том, что сейчас каникулы и Штефан наверняка поехал к бабушке в Гамбург. Послышался резкий голос председательствующего судьи:

– За многие месяцы, что длился процесс, суд в душе пережил все те страдания и мучения, которые пережили люди там и которые отныне навеки будут связаны со словом Освенцим. Наверняка среди нас найдутся люди, которые долго не смогут смотреть в радостные и доверчивые детские глаза… – Голос, который был тверд все эти месяцы, задрожал. – …Без того, чтобы перед их внутренним взором не предстали запавшие, вопрошающие, непонимающие, испуганные глаза детей, которые там, в Освенциме, прошли свой последний путь.

Голос треснул. В фойе кто-то опустил голову, кто-то закрыл лицо руками. Ева представила себе знакомое лицо человека-луны, который тоже был всего-навсего человеком. Сыном. Мужем. Отцом семейства. Какую трудную задачу он на себя возложил. После паузы председатель, взяв себя в руки, продолжил: подсудность преступлений, совершенных в нацистский период, регулируется действовавшим в то время правом. Журналист, стоявший недалеко от Евы, покивал и сказал:

– Что тогда было законом, сегодня не может быть беззаконием.

– На этих основаниях, – говорил судья, – будет вынесен приговор тем, кто принимал участие в Холокосте. Как убийцы, к пожизненному заключению могут быть приговорены только те кровавые преступники, кто убивал вопреки приказам или по собственной воле. Те же, кто только исполнял приказы, являются пособниками. Перехожу к оглашению приговора.

* * *

Когда погасили прожекторы в зале, Ева уже покинула свое место. Служители сворачивали лагерный план, техники отсоединяли микрофоны. Светловолосый последним собирал документы и еще какое-то время постоял в зале. Он курил сигарету, что было запрещено. Но сегодня ему никто не делал замечаний.