– Это был его брат?
– Я не помню.
Давид поднял лист бумаги:
– Вот, госпожа свидетельница! Вы утверждали это два года назад, десятого января, во время первого допроса у следователя!
Ева тихо перевела Наде, та покачала головой. Давид вышел из себя:
– Она должна помнить! Спросите ее еще раз!
– Давид, сядьте, – прошипел светловолосый.
Одновременно заговорил в микрофон председательствующий судья:
– Я не думаю, что это имеет особое значение.
Светловолосый схватил Давида за плечо и усадил на место. Тот неохотно сел, провел рукой по волосам, но неожиданно опять вскочил, пробежал мимо зрителей, поднялся по ступеням и вылетел из зала. Подсудимый внимательно следил за ним, Ева видела это, а потом что-то сказал защитнику. Тот встал: его подзащитный хочет сделать заявление. Председатель повернулся к шимпанзе и сделал жест рукой. Пожалуйста. Подсудимый встал и мягким голосом сказал:
– В этот день меня не было в кабинете. Мы праздновали день рождения нашего коменданта. Он пригласил около двадцати офицеров на корабельную прогулку по Соле. Затем был обед в офицерском казино. Вы можете спросить мою жену, вон она, она при этом присутствовала. Или заместителя коменданта, он тоже был приглашен с женой.
Председатель обернулся к судьям. Они коротко посовещались. Вызвали жену подсудимого. Она вышла и стала медленно, обстоятельно описывать тот день. Ева и Надя Вассерштром пересели на сторону обвинения. Ева тихо переводила свидетельнице, которая внимательно слушала, не спуская при этом глаз с жены подсудимого. Увядшая красавица помнила множество подробностей, но прежде всего обед в казино. Была свиная поджарка. С картофельным пюре и огуречным салатом. Наконец она открыла сумочку и что-то достала.
– Этот снимок был сделан за десертом. Хотите посмотреть?
Надя Вассерштром сказала Еве:
– Значит, это было в другой день. Другого числа. Но было. Только в другой день.
Но Ева не слышала свидетельницу, хотя та говорила ей прямо в ухо. Она смотрела на фотографию в руке жены подсудимого, уверенная, что на ней изображен ее отец. Смеется посреди офицеров и их жен. Но ей было все равно.
* * *
После обеда Аннегрета вышла из больницы и торопливо побежала под дождем к трамвайной остановке. Доктор Кюсснер ждал ее. Как и в первый их вечер, он отделился от темной машины и перегородил ей дорогу. Пальто его промокло, вероятно, он стоял так уже долго. На работе Аннегрета последние дни избегала его. Теперь он крепко схватил ее за локоть и решительно повел к машине. Если бы Аннегрета попыталась вырваться, это привлекло бы внимание. Кюсснер посадил ее на переднее сиденье, захлопнул дверь и сел за руль. Аннегрета с деланной насмешкой поинтересовалась, серьезно ли он намеревается ее похитить. Доктор, не ответив на вопрос, сказал, что ушел из дома.
– А я тут при чем? – возмущенно спросила Аннегрета.
Хватит делать хорошую мину при плохой игре, будто она тут ни при чем, ответил доктор. Проходившая мимо машины в бесформенном дождевике сестра Хайде услышала громкие голоса, заглянула в запотевшие окна и узнала спорщиков. Она оказалась права в своих подозрениях, появившихся уже давно, и удовлетворенная пошла домой. Человеческая низость нашла свое лишнее подтверждение.
Сидя в машине, доктор Кюсснер заплакал. Плакать он не умел, но слезы были искренними. Вынести этого Аннегрета не могла.
– Ну что еще такое? Думаешь, так можно на меня надавить? Или ты рыдаешь, потому что пожалел? Я сразу тебе…
– Заткнись! – с необычной грубостью прошипел Кюсснер.
Он отер слезы и уставился в дождь, стекающий по лобовому стеклу.
– Мне грустно, потому что я причинил боль жене. Мне грустно, потому что я больше не смогу жить со своими детьми. И тем не менее все правильно.
Доктор Кюсснер выпрямился, повернул ключ и завел мотор. Заметались дворники, стали видны улица, прохожие, огни других машин.
– Мы едем в Висбаден. Я хочу показать тебе дом.
Аннегрета схватилась за ручку двери.
– Я не хочу!
Но доктор Кюсснер включил поворот, чтобы вписаться в поток машин.
– Я люблю тебя.
Эти слова Аннегрета слышала впервые.
– Ты меня не знаешь.
– Что общего имеют между собой любовь и знание?
Кюсснер нажал на газ. Одновременно Аннегрета открыла дверь и выскочила из набирающей скорость машины. Кюсснер затормозил.
– Ты с ума сошла?
Аннегрета подвернула ногу и, взвыв, что он эгоистичная сволочь, как, впрочем, и все мужчины, хлопнула дверью. Прихрамывая, она в бешенстве ушла, а Кюсснер, два раза громко прогудев, уехал. Он тоже был в ярости, но быстро успокоился и один поехал в Висбаден, где подписал договор об аренде процветающей педиатрической практики и еще один договор об аренде особняка в стиле модерн с запущенным садом. После этого доктор Кюсснер стал надеяться на совместное будущее с Аннегретой.
* * *
Аннегрета вошла в квартиру над «Немецким домом». Боль в ноге почти прошла. Аннегрета была крепкая.
– Есть кто дома?
Не получив ответа, Аннегрета повесила мокрый плащ на вешалку и прошла прямо в комнату Евы. Там она подошла к письменному столу, выдвинула второй ящик сверху, достала одну из синих тетрадей, легла на Евину кровать, вынула из кармана спортивных брюк леденец, засунула его в рот и принялась читать.
«Сначала в „душевую“ вели женщин и детей, потом мужчин. Чтобы обмануть жертв и избежать паники, были вывешены таблички „Помывочная“ и „Дезинфекция“. От пятисот до семисот взрослых и детей загоняли в помещение примерно в сто квадратных метров. Через отверстие в потолке „Циклон Б“ проникал в приспособление из металлической сетки и распространялся по сетчатым цилиндрам. Первое время снаружи были слышны крики, которые постепенно переходили в многоголосый гул, как в улье, потом он становился все тише. Смерть наступала в промежутке от пяти до пятнадцати минут. Через тридцать-сорок минут проветривания зондеркоманда должна была вынести трупы из газовой камеры, а также собрать украшения, остричь мертвым волосы, выдернуть золотые зубы, высвободить младенцев из материнских объятий…»
Аннегрета закрыла глаза и вспомнила маленького Мартина Фассе. Она сумела взять себя в руки после его смерти. Она даже перестала носить с собой шприц. Шприц с коричневатой жидкостью, от которой дети становились слабыми, сонными и бессильными. Аннегрета уснула, обсосанный леденец выпал изо рта на подушку. Раскрытая тетрадь легла на живот. Так и застала ее вернувшаяся домой Ева. Она пристально посмотрела на спящую сестру, взяла тетрадь и потрясла Аннегрету за плечо.
– Что ты здесь делаешь?
Поморгав, Аннегрета проснулась и села. Ева была в негодовании: