Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив. - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сидоров cтр.№ 64

— А со мною как? — взглянула Алёнушка в упор на весёлого хлопца.

— Обидно менять такие сапоги на кирзовые, — указал глазами хлопец на Алёнушкины змеиные ботфорты. — Правда?

— Правда, — согласилась девица.

— Значит, и с вами поладим, — хохотнул чекист. — Вы ведь не против наладить с нами отношения?

— А что, у меня есть выбор? — поинтересовалась Алёнушка.

— Есть, — подтвердил столичный «феликс». — Но в вашем случае он очень хреновый. Пардон муа за выражение. С Мао не хотите поболтать на прощание?

— Не хочу, — ответила девица и подняла песцовый воротник. — Что я ему скажу?

Она отвернулась от собеседника и впервые за долгие годы тихо всхлипнула. Губы её задрожали. Возможно, кому-то покажется странным, но Алёнушка любила председателя Мао. По-своему, конечно — не страстно, не по-женски, не как любовника. Страсти она давно не испытывала ни к одному мужчине. И вряд ли уже была способна испытать после абстракционистской эротики Сёмы Шпигаля. Хотя, казалось бы, что такого произошло у Сёмы? Свободная любовь, весёлые кувыркания вчетвером. Подумаешь, насилие! Зато приятное… Однако у Лены Шпигаль на этот счёт было совсем другое мнение. При одном воспоминании о втором муже её начинало выворачивать.

Михаил Ёсункунович подобрал Алёнушку почти на панели. Во всяком случае, в Москву она приехала в полубреду и с неясными для себя самой намерениями. При её внешних данных и таких побудительных мотивах большинство дорог упиралось в дом под красным фонарём.

Мао подвернулся как нельзя вовремя. Он ничего не просил, не домогался, не намекал. Он просто любовался, восхищался со стороны и был всегда под рукой. Странный союз, право слово, странный. Так продолжалось больше года. Алёнушка постепенно привыкла к Мише, как к любимому плюшевому медвежонку. Он был смешной, суетливый, добрый (к ней, разумеется), всегда трепетно заглядывал ей в глаза, пытаясь угадать, чего захочется подруге в следующее мгновение. В конце концов Алёнушка положила однажды любимого мишутку к себе в постель…

Всё покатилось как-то само собой. Она относилась к пухленькому корейцу, как к милой игрушке. Потом Миша научил Алёнушку играть в солдатики (которые всегда были под рукой в виде стриженых крутолобых «бойцов») и сам наряжал её, как куклу Барби. В общем, потекла понарошечная игрушечная жизнь. Лишь однажды наметилось что-то вроде разлада, когда Мао узнал, что Алёнушка прервала беременность. Но ведь, согласитесь, это уже чересчур: рожать косолапых мохнатиков… Такие игры сродни извращению и до добра не доводят.

И вот недавно на смену игрушечной жизни пришла взрослая, где пришлось выбирать между Винни Пухом и братом Ваней. Карета превратилась в тыкву, форейторы — в мышей, а Алёнушка — в Елену Владимировну. Прощай, мой косенький Мишутка…

— А что будет с Михаилом Ёсункуновичем? — вытерев слёзы, обернулась она к стриженому.

— На этом чудеса кончаются, — строго ответил тот. — Кого-то надо отправлять и на жертвенный алтарь. Как говорится, совершить катакомбу.

— Гекатомбу, — поправил подошедший Костя Костанов. — Жертвоприношение в Древней Греции. В дар богам забивали сто быков.

— Чего-чего, а быков у нас достаточно, — заверил москвич. — И забить — не проблема.

Он снова повернулся к Алёнушке:

— Ну что, Елена Владимировна, свою роль вы исполнили. Гонорара не обещаю, но встречу с братом гарантирую. Видите седовласого товарища в чёрном берете, изображавшего профессора Миронова? Это подполковник Саевич. Подождите меня рядом с ним. Он известный дамский угодник. Я скоро к вам присоединюсь.

— А можно присоединиться к вашей компании ещё и неизвестному дамскому угоднику? — поинтересовался Костя Костанов, когда Алёнушка Шпигаль отошла.

— Обязательно присоединитесь, Константин Константинович, — заверил следователя парнишка. — Дело закрыто, но поработать нам с вами над ним ещё придётся.

— А нельзя заодно ещё несколько дел прикрыть? — попросил Костя. — У меня три штуки на контроле. Сроки на нуле.

— Сам не безгрешен, — признался хлопец с «глоком». — Ну, так как? За работу?

— Пропал выходной, — вздохнул Костя, наблюдая, как из ангара длинной вереницей в сопровождении сурового конвоя выползают участники пёстрого карнавала.

— И не один, — подтвердил чекист.

— А без меня никак нельзя обойтись? — жалобно заскулил Костя. — Это же ваша епархия, мне чужих орденов не надо.

— Костя, не болтайте ерундой, — прервал стенания следака стриженый. — Ты лучше скажи: у тебя как, есть?

— У меня всегда есть, — отрапортовал Костя, доставая плоскую флягу.

— Виктором меня зовут, — представился москвич, прикладываясь к горлышку. — Хороший коньяк.

— Это арманьяк, — уточнил следователь. — Но они всё равно не оценят.

— Кто? — не понял Виктор. Но, поглядев в направлении, указанном Костей, добавил: — Вопрос снимается.

Стремительной походкой к ним приближались Степцов, Арбузов и Жора с яйцами.

полная надежд на светлое будущее

18 апреля, Климск, раннее утро

— ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЁННЫЙ… — услыхал я сквозь сон, и следом какая-то сучара принялась меня трясти за плечо.

— Ветки посунь, падла! — зарычал я и гневно повернулся к издевателю. А в гневе я страшен.

У, бля, накладка вышла… Надо мною склонился Кирюха Гусар.

— Чего орёшь, как потерпевший? — весело зашипел он. — Всю округу разбудишь. Поднимайся, дёргать пора. Пока хозяева не нарисовались или дубаки.

В дачный домик мы с Гусаром забрались вчера ночью, чтобы до утра перекантоваться. Откинулись мы с зоны ближе к полудню. Кирюха всё подбивал сразу отправиться до столицы автобусом, а уже там определиться, что делать.

— Как же, определишься ты в Москве, — возразил я. — Там тебя самого сходу мусора определят и фамилию не спросят. Слушай, я-то подзасёкся здесь по случаю. С майдана соскочил на первой попавшей станции, ну, и решил ларёк перевернуть по простоте душевной. Не успел даже насунуть ничего, налетели «цветные» и на вязы взяли. Так что у меня здесь знакомцев нету. А ты всё ж таки бомбил в этой дыре малёха, может, имеется какая хаза на примете, чтобы хоть отлежаться пару деньков?

Кирюха пожал плечами:

— Кой-кого тут знаю. Только одна гнида из местных меня, Леший, вломила не по-детски. Так что в этот паскудный малинник мне соваться не с руки. Не хочу праздник себе перегадить. Разве что на крайняк.

— Лады, — говорю. — Праздник так праздник. Воздух у нас с тобой имеется, давай раздышимся, как люди. Где здесь поблизости харчевня трёх пескарей?

Короче, гужанулись мы с Кирюхой — будь-будь. Как говорится, гульнули по буфету. В одном кабаке придорожном, среди всякой шоферни, чтобы ментокрылым меньше глаза мозолить. У свежего сидельца, который после зоны на воле ещё толком не обтёрся, морда отмечена печатью порока, как говаривал наш зоновский замполит Лимон (погоняло такое, на самом деле фамилия у него Ширко). У самого Лимона мурло отмечено печатью горькой придури: вечно перекошенное, как будто ему сей момент начнут жопу розгами расписывать; а когда с перепою, то и вовсе такого кисляка смандячит, что хочется подать ему рупь на пропитание.