— Так что всё-таки за гости? — повторил он вопрос.
— Гости как гости, — хмуро отрезал «Врунгель», недовольный тем, что его провели, словно мальчишку. — Мы с ними сами разберёмся.
— Да с ними уже без вас разобрались, — махнул рукой Серёга. — Предоставьте нам…
— Ничего мы вам не предоставим, — обрубил «Врунгель». — Занимайтесь своим убийством, мы займёмся своими.
— А вместе никак нельзя? — предложил Миша.
— Можно, — согласился седой. — Вы нам будете сливать информацию постоянно, а мы вам — с учётом необходимости. Пока необходимости рассказывать о климских гостях нет. А что у вас с убийцами Бушуева?
— Ничего, — честно соврал Серёга. — Но сюда они не вернутся, это точно. Так что сворачивайте посиделки.
— Сами разберёмся, — повторил свою коронную фразу «Врунгель». — Могут и другие гости пожаловать.
— Управдом пожалует, прописку требовать, — ехидно заметил Миша Арбузов. — Слух о вашем сельском сидении уже прошёл по всей Руси великой.
И он поведал, как пронырливая соседка навела их на Леркину хату. Конторские слушали, жалобно опустив уши.
— Снимать надо засаду, — согласилась личность без особых примет.
— Прикажут, снимем, — философски заметил «капитан Врунгель».
— Вопрос можно? — обратился к нему Серёга.
— Валяй. Ответа не гарантирую.
— Что вы такое курите, что запаха нет? Секретный табак?
— Выветрился запах, — уныло пояснил мужчина в светлом джемпере. — А был. Я вообще-то некурящий. В трубке — сыр душистый. От нервов.
Он продемонстрировал обгрызенный кончик чубука.
— У меня тоже вопрос. К тебе, — встрял Миша, обращаясь к пареньку на постели.
— Игра «Что, где, почём», — хмыкнул паренёк.
— Интересуюсь, что у тебя за пушка, — не обращая внимания на реплику, продолжил Арбузов. — Явно не «Макар».
— Это «Глок», — пояснил парень. — Слыхал?
— Я, я, натюрлих, — закивал Миша. — Ридна нэнька Остеррайх. Вы что же, у австрияков харчуетесь?
— Отвянь, Кутузов, — утомлённо отмахнулся парнишка.
К КОСТЕ КОСТАНОВУ ОПЕРА ВВАЛИЛИСЬ голодные и злые.
— С новым трупом, с новым счастьем! — издевательски поздравил следователя Серёга.
— Значит, труп всё-таки есть… — озадаченно протянул Костанов. Надо же, всё, как на шахматной доске у дяди Коли, подумал он.
— Труп всё-таки нет! — в тон ему ответил Степцов.
— То есть как нет? — рассердился Костя. — Чего тогда поздравляешь? Дом хоть нашли?
— Да уж не первый год служим! Дом Валерии Тихоновны Копцевой, тридцати одного года. Жила до последнего времени одна, муж погиб в автокатастрофе, детей не имеется. На днях к ней приехал брат, Сабельняк Кирилл Тихонович, семьдесят первого года рождения, трижды судим за угон автомобилей. Освободился из Климской колонии строгого режима семнадцатого апреля сего года!
— Ничего себе… — скинул брови Костанов. — Это что же выходит, откинулся вместе с покойным Коляном?
— Именно! — подтвердил Степцов.
— А что это за новый труп, которого нет?
— Трупа нет, — подтвердил Серёга и тут же уточнил: — Есть два трупа! И эти жмурики, которых мы у Сабельняка в доме обнаружили, но не увидели, — тоже из Климска!
— Как это — обнаружили и не увидели? — Следак понял, что тихо сходит с ума. — Дурдом «Ромашка»… Они что, невидимки, что ли?
— Нет, просто следы их остались, а самих их уже не было, — пояснил Степцов.
— Куда ж они делись?
— Их конторские уволокли в фургоне «Горгаза»! — отрапортовал Миша Арбузов.
— При чём тут «Горгаз»? — не понял Костя. — Трупы должны быть в оперативной сводке…
— А их там нет, — заявил Миша. — Представляешь: одна «контора» у другой жмуриков спиз… спионерила! Сюжет… И ничего же, гады, про убиенных не рассказали. Кого подозревают, какие версии и всё такое. Дело государственной важности, строго секретное, и нечего, мол, вам туда носы совать. Хоть бы знать, наши «грибки» там следы оставили или нет. Хотел я седому в нюх втереть…
— Как говорил один умный человек, не надо сдерживать порывов, которые идут от души, — заметил Костя. — Да… Ничего себе за хлебом сходили. Сколько «феликсов» в засаде?
— Трое, — отрапортовал Серёга. — Главный — седой в костюме и с трубкой.
— Чё ты гонишь? — насмешливо хмыкнул Миша. — Шеф у них — молодой парнишка. Причёска ёжиком, румяный, как колобок…
Серёга оторопел от такой наглости.
— Ты дятел, что ли?! — возмутился он. — У тебя что, глаза на жопе?!
— Это у тебя глаза на жопе! — вспыхнул Миша и постучал себя по лбу. — Думать иногда надо, и желательно башкой. Если бы пацан был подчинённым, кто бы ему позволил на кровати внагляк при начальстве валяться? Это раз. Второе: ты его «волыну» видел?
— Ну… — неопределённо буркнул Степцов.
— У нас ещё не дошли до того, чтобы местную «контору» «глоками» вооружать!
— Да чихал я на твои «глоки», — неуверенно отмахнулся Серёга. — Что такого в этом «глоке»? «Дура» как «дура»…
Миша задохнулся от возмущения, а затем выпалил лекцию о чудесном австрийском пистолете, которому нет равных на планете: система безопасности из трёх независимых автоматических предохранителей, корпус из лёгких высокопрочных полимеров, покрытие ствола и затвора, по твёрдости не уступающее алмазу. Диковинный сей пистолет замораживали в ледяную глыбу на два месяца, а когда извлекли, то произвели подряд сто выстрелов без единой осечки. Затем погружали в грязь, в ил, под воду, переезжали многотонным рефрижератором — и всё равно, падлюка, плевал пулями за милую душу!
— Да, — заметил Костя Костанов, — пушка знатная. Нашим дурням её не доверят. Казачок-то, видать, засланный.
— И г'варок у него м'сковск'й, эт’на третье, — довершил свои наблюдения Миша Арбузов, подражая столичной манере «аканья» и глотания гласных. — Не нравится мне такая байда. По пустякам из Москвы-матушки сюда весёлых пацанов не присылают. Ох, попали мы с вами в блудную… Я уж лучше переключусь на порядочных жуликов, а?
— Ты это брось, дезертир трудового фронта, — сурово пригрозил Мише Костанов. — Жуликов будешь искать параллельно с шаламандриками.
— Дай я запишу, — попросил следователя Серёга. — Слово больно мудрёное. Всё время сбиваюсь на «мандашвили».
— Да какая разница, как его называть, — отмахнулся Костя.
— Не скажи, — возразил опер. — «Грибок» — это «грибок», с ним всё понятно. Он лось необъятных размеров. А «шмурдячок» этот…
— Шаламандрик, — поправил Костя.
— Слушай, может, его как-то попроще обозвать? — заныл Степцов.