Битна, под небом Сеула - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мари Гюстав Леклезио cтр.№ 25

Истории конец, она это знает, даже если бы мне хотелось, чтобы все было по-другому, я ничего не могу сделать. Саломея сидит, чуть наклонившись вперед, резко выступают жилы у нее на шее, я вижу, как под кожей, по обе стороны горла, пульсирует кровь в яремных венах.

– Дальше, пожалуйста, Битна. Не оставляй эту историю незаконченной, как ты делала раньше. Я хочу знать о Наби все, мне это нужно, понимаешь?

Дело не в деньгах, которые Саломея платила. Думаю, если бы я могла дать задний ход, отдать ей все эти пятидесятитысячные бумажки, забыть кривоватую улыбку этой золотой дамы, оплачивавшей несколько последних месяцев мое питание и жилье, я сделала бы это не раздумывая.

– Пожалуйста, пожалуйста, – повторяет Саломея слабым гнусавым голоском капризной девочки, раскачиваясь при этом взад-вперед с таким трудом, что ее пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла, становятся совсем белыми.

Это случилось на рассвете, говорю я. Рассвет – самое тяжелое время для тех, кому плохо, потому что в этот час день приходит на смену ночи, а им так и не удалось вкусить покоя. Чан Су прошла в маленькую кухню, вернее, доползла до нее, продолжая сидеть на полу с подогнутыми под себя ногами, может, это из-за алкоголя и лекарств ей было не встать, или она не хотела видеть свое отражение в оконных стеклах, в зеркале шкафа в гостиной, в экране выключенного телевизора. В руке она держит предмет, о котором раньше никогда не думала, – металлическую вешалку, «плечики», из тех, что выдают в химчистке вместе с отглаженными, застегнутыми на все пуговицы платьями. Вешалка скребет кухонный пол с неприятным скрежетом, соседка снизу, наверно, опять станет жаловаться, она вечно жалуется на шум у себя над головой: то на цокот высоких каблуков, то на грохот посуды в раковине, то на хромоногий диван, который вечно стучит ножками, когда на него резко сядешь. Наби пытается приподнять крючок вешалки, но у нее не хватает сил, и железка спадает с еще большим шумом. Говорят, что умирать совсем не больно, наоборот, смерть сладка, как мед, она пьянит, как ароматный дым, наполняющий грудь, а открывающаяся где-то в глубине мозга дверка похожа на райские врата. Потом душа покидает тело – через все поры, через глаза и уши, через волосы и ноздри – и растворяется в воздухе, ветер несет ее над морскими волнами, над камышовыми зарослями, над листьями лотосов, среди облаков, легких, как драконы, пока не встретит новую форму, с которой могла бы соединиться, – живую форму, травку, дерево, стрекозу или кошку.

– Да, я поняла, это та кошка, которая ходила в салон причесок, это – Китти!

Саломея снова превратилась в маленькую девочку, лицо ее озаряет улыбка, может быть, и боль на мгновение перестала терзать ее тело.

Не знаю почему, но от ее радости мне становится плохо. Я резко встаю, чтобы положить конец этому идиллическому вранью.

Нет, Саломея, смерть безобразна, и, когда господин Чо несколько дней спустя проник наконец в квартиру, потому что тарелки, которые он оставлял у двери, оставались полными и начали привлекать насекомых, он почувствовал запах и все понял. У него был ключ от всех помещений, и он открыл им дверь, открыл не без опаски. Правда, он был полицейским, а потому прошел дальше, в глубь безмолвной квартирки, пока не увидел Наби, висевшую на ручке кухонного окна с врезавшейся в шею витой стальной проволокой. Он осторожно отцепил уже остывшее и закоченевшее тело, уложил его на полу кухни. И тихо, словно боясь разбудить Наби, прошептал: «Зачем? Зачем?»

Я ухожу не прощаясь, ничего не сказав госпоже Ван, сидящей в буфетной. Думаю, я скоро освобожусь, мне не надо будет больше рассказывать свои истории, я смогу зажить собственной жизнью в этом огромном городе, где имеют значение только настоящее время и мир живых.

Октябрь 2016 года

– Эта история – вовсе не история, – начала я. Саломея лихорадочно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. – Да, а как история, которую рассказывают, может оказаться вовсе не историей?

– Если она – правда, – сказала Саломея.

– Да, конечно, но даже правда может оказаться ложью, если ты в нее не веришь, а ложь может показаться правдой, если я буду хорошо рассказывать.

– Тогда как же?

– Сейчас скажу. Прежде всего, надо знать, что герои этой истории не существуют на самом деле.

– Потому что ты их выдумала?

Я помедлила с ответом. Мне хотелось, чтобы она поняла, что я ничего не выдумываю, даже если это и не существует на самом деле. Я хотела, чтобы это помогло ей, такой невесомой, жить, – как воздух, как мелодия песни без слов, как дуновение ветерка на лице, сквозняка, прилетевшего из окна, открытого на улицу, и улетевшего куда-то в соседнюю комнату, где сидит госпожа Ван.

– Я уже сказала тебе, что ничего не придумываю. Поэтому и назвала персонажей этой истории драконами – Дракон с севера и Дракон с юга. Они существуют, можешь не сомневаться, только их никто не видит. Я не буду пытаться описывать их, ведь они невидимы. Они похожи на облака, на отблеск света на морской глади или на капли дождя, которые ты слышишь, но не можешь увидеть.

– Тогда как же я могу быть уверена в том, что они существуют?

– Потому что они древние, древнее тебя и меня, они существовали всегда, до этого города, до этой страны, потому что мы с тобой – всего лишь миг в истории этого мира, а они, эти спящие драконы, пребывают здесь с самого его начала.

Саломея закрывает глаза, голова ее покоится на наклонной спинке кресла, руки плоско легли на подлокотники. Она отдается мечте, как отдаются сну.

– Вы помните историю про крошку Наоми, которую старая Хана нашла на пороге клиники Доброго Пастыря?

– Да, помню, она ведь не окончена, это незаконченная история, правда?

– Не незаконченная, – говорю я. – Эта история продолжается до сих пор.

– Тогда скажите, что с ней стало и как она связана с двумя сеульскими драконами?

Я и сама не знала, пока не начала рассказывать, но теперь мне все стало гораздо яснее, каждая история имеет связь с остальными, как люди, которые едут в метро в одном вагоне: всем им было суждено однажды встретиться – где-то там, в огромном городе под названием Сеул.

– Когда она подросла, превратилась в девочку, очень интересную девочку, может быть, потому, что у нее не было настоящих родителей.

– Как у меня, – шепотом говорит Саломея.

Хану она мамой никогда не называла, хотя и очень ее любила. Она выглядела нормальным ребенком, иногда капризничала, иногда впадала в отчаяние, но приемная мать стала понемногу замечать в ней особый дар, которым не обладали другие дети. Она видела вокруг себя то, чего никто больше не видел. К этому времени Хана перестала работать в «Добром Пастыре», потому что устала от ночных дежурств, а может быть, и потому, что боялась, как бы там не поняли, что это она похитила младенца. А младенцев было так много! Они поступали каждый месяц партиями по десять-двенадцать душ, подыскивать им родителей становилось все труднее, особенно тем, кто родился с физическими недостатками, – слепорожденным, альбиносам, даунам. Так что исчезновение Наоми никого особенно не обеспокоило. Когда дневные сиделки стали расспрашивать Хану, та уверенно соврала: