Однажды он очнулся, посмотрел на Арину, сидевшую рядом на стуле возле его койки и смотревшую на него полными слез глазами, и улыбнулся ей очень светлой улыбкой:
– Ариша, я хочу попросить тебя…
– Что угодно, пап, – всхлипнула она и с осторожностью взяла в ладони его иссохшую, пожелтевшую, всю в синяках от уколов руку.
– Я очень прошу тебя, доченька, не плакать по мне и не горевать. Не надо сердечного горя и сожаления, от этого будет тяжело тебе, и мне там тоже будет тяжело. Живи радостно. Это важно – жить радостно, не утяжеляя свою жизнь ненужными сожалениями, непрощенными обидами, незаживающими душевными ранами. Я только недавно понял, что ничего не бывает «за что». Бывает только «для чего-то» и иногда «вопреки». Люди живут, страдают и любят не «за что-то», а «для чего-то», и бывает, что и «вопреки». «За что-то» – это всегда прошлое, которое не исправить, «для чего-то» – это всегда будущее, в котором можно что-то понять, что-то пройти и что-то еще сделать. И умирают тоже всегда «для чего-то», устремляясь в будущее, как это ни парадоксально, и «вопреки» всем нашим привязанностям и пониманию смерти. Так что ты не плачь, не надо.
Он замолчал, истратив последние силы на эти слова.
– Я люблю тебя, папа, – прошептала Арина сквозь слезы.
А он, закрыв глаза, улыбнулся. Единственное, что еще он смог сделать, – улыбнуться, светлой и уже совсем нездешней улыбкой.
Через два часа, не приходя в сознание, Аркадий Викторович Ахтырский умер, «вопреки» желанию его дочери.
Мелкий, затяжной, бесконечный в своей тоскливой безнадежности дождь моросил с самого утра. Было холодно, промозгло, неуютно, у Красногорского мерзли пальцы на руках, и он засунул кулаки в карманы куртки. На ногах, в легких туфлях, пальцы тоже мерзли, но их некуда было засунуть, чтоб хоть немного согреть. Можно было бы вернуться в тепло машины, но сейчас он бы не смог даже вспомнить, где ее оставил.
Как-то по-особенному резко и пронзительно каркали кладбищенские вороны, как могут каркать только они, или ему это только казалось от жуткой безысходной вселенской тоски, в которую был погружен весь мир вокруг.
У него не было зонта, и почему-то практически никто не подумал о дожде и необходимости запастись зонтами. Нашелся лишь один, который кто-то держал над безучастной ко всему Викой. Она стояла у могилы и смотрела на фотографию, по которой стекали, оставляя мокрые дорожки, капли бесконечного дождя. А на снимке улыбался своей прекрасной, задорной улыбкой ее муж Илья.
Пальцы рук Артема мерзли даже в карманах, а ноги словно окоченели, по успевшим промокнуть волосам скатывалась дождевая вода и капала прямо за воротник куртки, но он ничего не замечал.
Он стоял и смотрел на могилу Ильи и совершенно не понимал, что происходит. Что значит: девятый день со смерти Ильюхи? Смерти кого?
Бред. Полный ненормальный бред.
С того момента, как позвонила ему Вика, находящаяся в некой прострации и шептавшая страшным, безумным шепотом ему в трубку:
– Что-то надо делать, Артем. Он упал и не шевелится, я боюсь его трогать.
– Кто упал, Вик? – ничего не понял Красногорский.
– Ильюшка упал в ванной и так и лежит, знаешь, – все шептала она как сумасшедшая, – плохо лежит, неудобно. Я его зову, а он не отвечает.
– Пульс проверяла? – переключив на громкую связь трубку, Красногорский принялся что-то торопливо натягивать на себя.
– Нет, – шептала Вика, – я боюсь его трогать. Что делать, Артем?
– «Скорую» вызывай, я уже еду! – кричал он ей.
– Я не могу «Скорую»… – все шептала она страшным, диким каким-то шепотом.
– А-а-а… – выругался Красногорский и прокричал самым своим грозным, самым командирским голосом, на который был способен: – Так, Вика, соберись сейчас же! Иди и открой входную дверь, замок открой! Немедленно, прямо сейчас!
– Иду, – отозвалась она.
А он уже несся по лестнице вниз, перемахивая через несколько ступенек, не дожидаясь медленно ползущего лифта, и звонил на ходу в «Скорую», вызывая бригаду.
Вику увезли первой, на машине «Скорой психиатрической помощи», вколов успокоительное, потому как она была совершенно не в себе.
Ильюху же…
Он принял душ и, собираясь выйти из ванной, отдернул занавеску и успел снять полотенце с крючка, взяв в руки, каким образом там оказался кусок мыла, так и непонятно, но совершенно очевидно, что Илья случайно наступил на мыло, резко соскользнул ногой по дну и, перевалившись через борт ванной, пролетел вперед и ударился головой о стену с такой силой, что сломал шейные позвонки.
Мгновенная смерть, как объяснил Красногорскому прибывший вместе с оперативниками эксперт по криминалистике.
В тот момент и последовавшие за ним несколько дней Артему, взявшему на себя все проблемы и организационные вопросы, связанные со смертью друга, было не до отвлеченных мыслей и не до глубокого осознания трагедии.
Надо было срочно пристраивать перепуганную, растерянную Настюшку, безостановочно рыдавшую до икоты, до заикания, можно понять почему – она проснулась, с мамой происходит что-то страшное, она носится по квартире и то кричит и зовет отца, то что-то шепчет, то хватается за дочку и пытается что-то объяснить, а на полу в ванной неподвижно лежит ее папа.
Хорошо хоть Артем сразу же сообразил позвонить Лидии Архиповне, описав вкратце, что случилось, и попросил немедленно идти к Илье, который жил с семьей в соседнем с Красногорскими доме. Та прибежала минут через десять, а следом за ней и «Скорая» приехала, а там и Артем подоспел, еще до приезда полиции.
Настю забрала к себе домой Лидия Архиповна. Когда Илью увезли, Артем позвонил его матери, пытаясь сообщить новость. Как можно бережно сообщить такую новость матери, вы не знаете? Ну вот и он не знал. Сообщил, как мог.
И у Натальи Николаевны случился сердечный приступ.
Все проблемы и все организационные вопросы легли на Красногорского и подключившегося к нему сразу же Игоря. Вызвали родителей Вики, живущих в Сибири, и матери Вики тоже стало плохо, обошлось, правда, без больниц, но врачи настоятельно рекомендовали постельный режим, так что помощники из них никакие. Тем более люди из провинции, чем они в Москве-то помочь могут? Даже Настю пришлось оставлять на время с Лидией Архиповной, а не с бабушкой-дедом.
Так и получилось, что вся организация похорон, все больничные вопросы, бытовые и денежные взяли на себя Артем с Игорем.
И, наверное, слава богу, потому что за этими траурными хлопотами и заботами о живых они оба как-то не успели толком осознать смерть друга.
И вот только сегодня, на девятый день, когда и Вика более-менее пришла в себя, и Наталья Николаевна под расписку ушла из больницы на поминки сына, и теще Ильи немного полегчало, и они все собрались на кладбище, Артем со всей ясностью и четкостью вдруг осознал, что Ильи больше нет. Что его друг ушел из жизни дикой, нелепой смертью и, замерев под холодным дождем, слушая карканье кладбищенских ворон, он смотрел на могилу Ильи и не мог принять, что тот лежит там сейчас, под слоем мокрой земли, под неуместно яркими венками в траурных лентах.