Поскольку созвониться удавалось примерно раз в две недели, не чаще, и Артур, и Франсин были вынуждены выставлять себя в самом выгодном свете, демонстрировать только хорошее. На рассказы о тревогах и неприятностях не было времени — причем замалчивались и мелкие повседневные тревоги вроде отсутствия на складе арматурной сетки, и самая главная тревога, вызванная разлукой. (С разлукой ничего поделать было нельзя, а значит, и говорить о ней не стоило.) Оставалась лишь радость и любовь. Порой они действительно испытывали эти чувства, порой нет. Вместо отсутствующего чувства собеседнику выдавалась его имитация.
Очень быстро они скатились до дежурных фраз. «Я соскучилась», — говорила Франсин после нескольких секунд невыносимой тишины, и Артур, как попугай, повторял те же слова — лишь бы что-то сказать. «Скучаю. Люблю». Как ужасно — слышать признание в любви и сознавать, что им просто заполняют тишину. Но о чем тогда говорить? Общих тем с каждым днем становилось все меньше, ведь и жили они совершенно по-разному. Да Франсин эти туалеты в гробу видела! А Артуру было гигиенично насрать на «Толкование сновидений» Фрейда. Каждая минута телефонного разговора превращалась в пытку. Неужели так мало нужно, чтобы разлюбить человека? Несколько недель и 7600 миль?
В свободное от создания опытного образца и телефонных разговоров время Артур пытался рассказать о себе тем местным, что жили в лачугах близ Чиредзи. Говорили они главным образом на языках шона и тсонга, кто-то знал несколько слов по-английски. Артур пытался жестами и мимикой объяснить, что он тут делает, но специфика проекта плохо подходила для этих целей. Так и не сумев донести до местных свою мысль, Артур стал играть в футбол с их детьми: те натягивали между столбиками москитную сетку и делали импровизированные ворота. Кто-то из них носил традиционные имена, но многих детей звали на английский манер (язык завезли на континент британские колонисты и американские волонтеры). Помимо Кудашв и Кунашей, Эммануэлей и Джонатанов, Артур встречал детей по имени Шугар (в честь близлежащих сахарных плантаций), Никсон (в честь американского президента), Блессинг и Гудлайф
. Один мальчик, Джемролл Матимбе, названный так в честь заморского десерта, которым проезжий студент-медик из Англии угостил мать в день его рождения, особенно привязался к Артуру и стал наведываться на станцию. Несколько раз в неделю он, нарядившись в западные обноски (рубашки в клетку или «огурцы»), приходил посмотреть, как Артур работает.
Хотя Джемролл не знал английского, а Артур не знал языка шона, им было хорошо вместе. За работой Артур читал Джемроллу лекции о проекте: это, как ни странно, помогало ему отключить голову. Мальчик терпеливо слушал и время от времени отвечал на своем языке. Хотя они не понимали друг друга, Артур радовался знакомому ритму человеческой беседы и возможности поговорить с кем-то, кроме Рафтера.
Вес Джемролла куда больше мешал их дружбе, чем языковой барьер. Артур узнал, что жители зимбабвийских деревень страдают от двух видов голода: алиментарный маразм, уничтожающий плоть, и квашиоркор — недостаток белков, вызывающий вздутость живота. Джемролл явно страдал первым: грудина у него ввалилась, тонкая кожа обтянула ребра.
Артур стремился войти в положение мальчика, призвав на помощь эмпатию и фантазию. В конце концов, они оба — люди. Артур вспомнил, как в возрасте Джемролла провел лето у тети Терри, маминой сестры. Терри не вышла замуж и жила одна на востоке Бостона, где скопила огромное количество оловянных статуэток. Она непрерывно разглагольствовала о предстоящих выборах, которые якобы ставили под угрозу ее существование. Она была убежденной демократкой, но считала Кеннеди тайным агентом «Опуса деи»
. Готовила только одно блюдо, «рыбную пиццу», которой Артур вынужден был питаться каждый день. Сама Терри никогда не ела, лишь сидела за столом и наблюдала за Артуром. Очень скоро его начало тошнить от омерзительного вкуса залитой сыром рыбы, и он стал незаметно соскребать ее в салфетку, как только тетя отворачивалась, а затем отпрашивался в туалет и смывал все в унитаз. Все лето Артур обходился без ужина: по вечерам живот у него так урчал и ныл, что спать было невозможно. Как-то ночью он прокрался в кухню, думая найти там что-нибудь съестное, но обнаружил только одинокую банку горчицы. В холодильнике тоже было пусто. Юный Артур не понимал, зачем мать отдала его на попечение этой странной женщине, но по прошествии лет до него дошло: так она пыталась уберечь сестру от самоубийства. Как бы то ни было, осенью он вернулся в Шарон новым человеком, познавшим истинный голод. Именно этот опыт помог ему встать на место Джемролла, перенестись в его тело — перекинуть мостик между их жизнями. Великое дело — эмпатия! Он отлично понимал, что чувствует голодный ребенок. Половину причитающихся ему непортящихся продуктов — бобов, яблочного пюре, сухого молока — он отдавал Джемроллу, сознавая, впрочем, что это лишь временное решение проблемы, носившей системный характер. Жизнь мальчика пойдет на лад, думал Артур, как пошла на лад его собственная жизнь, когда он уехал от тети Терри, перестав, так сказать, быть ее колониальным подданным.
К июлю опытный образец построили: он гордо стоял в полумиле от станции и ниже по склону от ближайшего колодца. Широкий цилиндр высотой в девять футов. Наверху — вентиляционное отверстие, через которое в помещение проходил свет и воздух. Помимо семьи Джемролла, в окрестностях станции жили еще три семьи, но Артур воздвигнул свою постройку рядом с домом нового друга.
— И устроил Моисей жертвенник, — сказал Рафтер, глядя на дело их рук, — и нарек ему имя: Иегова Нисси
.
Следующие несколько недель Артур почти не отходил от общественной уборной и демонстрировал любопытным местным жителям, как устроен туалет и как его обслуживать. Заодно он показывал, как смешивать специальную пасту с цементом, песком и водой, а получившуюся смесь выливать на железную сетку. Артур как мог пытался донести до местных, что паста позволит им сэкономить цемент. У туалета имелась деревянная дверь на пружинных петлях, а вся конструкция стояла на круглой бетонной плите с отверстием посередине, установленной над глубокой выгребной ямой. Стройматериалы для одного туалета обходились в двенадцать долларов. Артур показывал, как делать влажную уборку, и с гордостью смотрел, как люди по очереди посещают его детище. Отныне деревенским жителям района Чиредзи не придется справлять нужду в убогих скворечниках или того хуже — в кустах у реки.
Рафтер сфотографировал Артура и Джемролла рядом с туалетом. Одну пленку Артур оставил себе, а вторую отправил руководству «Смиренных братьев» — те в ответ прислали еще денег. Артуру предстояло построить несколько туалетов на западе, в окрестностях соседнего Триангла, и на юге — в долине Гиппо. Он нанял в Чиредзи рабочих и стал обучать их строительному делу, все чаще делегируя обязанности Рафтеру и рабочим. Туалеты Альтера начали появляться по всей провинции Масвинго.
В сентябре Артуру пришла телеграмма:
Артур. Приезжай к нам на званый ужин в эти выходные. Пора тебе немного отдохнуть. Искренне твой, Луис Мойо-старший.
Через несколько дней за ним приехал белый «мерседес».
— Что мне делать, пока вы в отъезде? — спросил Рафтер.