Пленников на торжище толпилось много. Видимо, походы варягов в этом году были удачными. Несчастные мрачно смотрели в землю и поднимали головы только тогда, когда покупатель приказывал открыть рот, чтобы посмотреть состояние зубов. Даже один гнилой зуб снижал цену будущего раба, не говоря уже о прочих телесных изъянах. Раба, который не заинтересовал покупателей и впоследствии станет обузой торговцу, после торгов могли даже убить, как ослабевшего коня или пса. Пленников продавали как любой другой скот, совершенно не интересуясь, что они при этом чувствовали. Морав ускорил шаг и постарался побыстрее пройти мимо скорбного места.
Наконец он добрался до того участка торжища, куда и стремился. Здесь торговали заморские гости. Когда Морав увидел то, что они продавали, глаза у него разбежались в разные стороны. Там было на что посмотреть. Для гостьбы заморские купцы устанавливали шатры (с приподнятым передним пологом для лучшего обзора товаров), чтобы непогода не повредила ценные вещи. В палатках менял с приятным звоном шелестело серебро из Куфа
[105] – дирхемы, самые желанные деньги для любого купца. Из жадных рук менял в не менее жадные руки богатых торговцев переходили германские денарии (чеканенные из серебра, добытого в Гарце), пенни англосаксов, златники и сребреники русов, а также скеаты
[106] викингов, которые чеканились в Слисторпе.
В принципе скеаты были не совсем монетами, а скорее украшениями. Они представляли собой тонкие односторонние кругляши, в основном чеканенные из тонкого листового золота. Но встречались скеаты и серебряные, а также медные с позолотой. Почти все монеты-украшения викингов имели красивые кольца для ношения на цепочке. Изображения на скеатах были самыми разными: рунические надписи, голова человека вместе с конем, двумя птицами и змеей (похоже, это был Один со своим верным Слейпниром, воронами и Мировым Змеем), человек с головой козла, в котором угадывался Тор, драккары и даже изображения креста, символа новой веры. Все это было вписано в несколько кругов, состоявших из орнаментов. В основном скеаты использовались не как средство платежа, а для обмена.
Самыми богатыми были лавки купцов-ромеев. Морав знал, что главным поставщиком тканей из Царьграда, где находился монетный двор Византии, а также мастерские оружейников и ювелиров, были гинекеи византийского базилевса – женские ткацкие мастерские, откуда выходили наиболее дорогие шелковые ткани и парча. Об этом не раз говорил отец Сигурд, который часто мечтал пойти в набег на ромеев, которые обладали несметными сокровищами. Он даже пытался заинтересовать своей навязчивой мыслью Яролада – чтобы тот собрал сильную дружину из племен русов и отправился воевать в далекие земли, но вождь был весьма осторожен, в отличие от бесшабашных варягов, и ограничивался нападениями на племена южного берега Варяжского моря и захватами купеческих судов франков и ромеев.
Серебряные чаши для пиров и другие драгоценные сосуды сверкали под солнечными лучами так ярко, что глазам было больно. Их могли приобрести или богатые даны, или сам конунг Харальд. Морав быстро смекнул, что купцы привезли дорогую посуду больше для привлечения внимания к своим товарам, нежели на продажу. Викинги предпочитали иметь в своих сокровищницах монеты.
Люди стояли возле лавок, как завороженные, и с восхищением глазели на разные дорогие диковинки: на шкатулки, отделанные эмалью с позолотой, и резные ларцы, на гребни из кости и украшения из драгоценных и полудрагоценных камней, на стеклянную посуду немыслимой цены и дорогую кожу, на яркие ткани… И всегда находился какой-нибудь викинг, который небрежно расталкивал толпу и на глазах у зевак демонстративно покупал что-нибудь очень ценное, нередко отдавая за свое приобретение последние деньги (но кто об этом знал?). Главным для него было то, что о его покупке люди будет судачить до следующего торжища. Это возвышало викинга в собственных глазах и добавляло ему авторитета среди своего племени.
Но особенно много люду толпилось возле лавок купцов, торгующих оружием. Большей частью здесь находились варяги, но и добропорядочные жители Слисторпа мужского пола, которым ни разу не приходилось принимать участие хотя бы в одном сражении (среди данов были и такие, как это ни удивительно), не отказывали себе в удовольствии поглазеть на усладу глаз любого воина.
Морав не был исключением. Если дорогие вещи и ценности не возбуждали в нем стремления обладать ими, ему больше нравилась их красота, то оружие вызывали в его душе чувство преклонение перед неведомыми мастерами, сотворившими истинные чудеса, и страстное желание стать владельцем хоть чего-нибудь. И это при том, что трофейного оружия в его скипрейде хватало; правда, в основном оно было изготовлено мастерами викингов.
– Вижу, что у молодого варанга
[107] уже есть превосходный меч… – вкрадчивый голос купца-ромея вернул Морава, который увлекся созерцанием разложенного на лотке и развешанного по стенам шатра оружия, к действительности. – Но я могу предложить по сходной цене великолепный менавлион
[108].
Купец был кудряв, с короткой черной бородой и большими маслянистыми глазами цвета созревших плодов терновника. От его мощной фигуры веяло силой; видать, ромей был искусен не только в торговле, но и в воинской науке.
– Но если у тебя уже есть доброе копье, – продолжил он без запинки, – то обрати внимание на соленарион.
– Что это? – удивленно спросил Морав.
Он хорошо понимал купца, хотя тот говорил на языке данов со страшным акцентом.
– О-о, это потрясающее изобретение наших оружейных мастеров! – С этими словами ромей взял в руку нечто несуразное – странное деревянное изделие с рогами, к которым была прикреплена толстая тетива, скрученная из волос конского хвоста. – На расстоянии в триста шагов «муха»
[109] соленариона пробивает даже стальной панцирь. Цена у него, конечно, немалая – шесть милиарисиев
[110], – но оружие того стоит. Это не считая «мух».