Еще один удар, на этот раз куда сильнее.
Скотт выругался, удерживая мотоцикл на дороге. Однако состязание между мотоциклом и машиной в такой игре было сродни поединку между легковесом и тяжеловесом в боксе. Скотт был обречен на поражение. Раздался пронзительный скрежет по правой стороне «Дукати», которую прижало к неровной скале с острыми выступами по правой стороне дороги.
Скотт резко затормозил. Переднее колесо завизжало по асфальту, включилась АБС. Изящный «Дукати» ухитрился протиснуться в узкую щель между «Вольво» и утесом, не получив повреждений. Скотт практически ощутил, как грубая поверхность камня едва не оцарапала его кожу. Вцепился в руль, стараясь удержать «Дукати» в устойчивом положении, но перестарался и покатился по земле.
«Вольво» взвизгнул тормозами. Водитель, однако, не стал выходить, будто пытался получить какое-то подтверждение. Когда Скотт наконец-то встал на ноги и поднял мотоцикл, «Вольво» дважды мигнул стоп-сигналами, будто презрительно ухмыляясь, и уехал, будто все, что происходило до этого, было невинной игрой в салочки.
Скотт осмотрел себя и обнаружил лишь пару царапин. Сел на «Дукати», чей двигатель теперь издавал звуки, подобные кашлю больного туберкулезом. Гордо подняв голову, будто рыцарь, победивший ветряную мельницу, Скотт медленно поехал к отелю.
За столом переговоров разыгрался спектакль абсурда.
Представители трех кланов одновременно горячо спорили с Мэром Вэном и между собой. Линь Йи-Ю неоднократно пытался перебить спорящих, умоляя кланы забыть о прошлом и отступить ради будущего Кремниевого Острова, но Ло Цзиньчен накричал на него, повергнув его в смущение и раздражение. Чень Сянь-Юнь, казалось, старался противоречить Ло Цзиньчену во всем, но по критическим вопросам высказывался подчеркнуто равнодушно. Похоже, в договоренности были заинтересованы лишь представители клана Линь, вероятно, потому, что уже пришли к некоему тайному соглашению с правительством. Скотт сидел в стороне с ошеломленным лицом, ожидая, когда Кайцзун все ему переведет. Однако лицо Кайцзуна одеревенело, он совершенно не обращал внимания на происходящее, будто его душа витала где-то в другом месте.
– О чем они разговаривают? – спросил Скотт Кайцзуна, когда его терпение иссякло.
Кайцзун, казалось, пробудился ото сна и ответил медленно:
– Сами знаете: соотношение инвестиций, избавление от лишней рабочей силы, планы по использованию земель, политика предпочтений… все, что связано с деньгами.
– Они не обсуждают технологии? Или все те выгоды, которые принесет проект Кремниевому Острову? Их детям и детям их детей больше не придется дышать этим дерьмовым воздухом или возить питьевую воду издалека.
Скотт озадаченно смотрел на Кайцзуна.
Кайцзун повернулся к своему боссу и заговорил практически ледяным тоном:
– Им все равно, сэр.
Скотт тяжело откинулся на спинку кожаного кресла с задумчивым видом.
– Я наконец-то начинаю понимать, почему китайцев называют самыми смышлеными, а не самыми разумными или мудрыми. Прости, Цезарь, если тебя обидел.
– Вовсе нет, Скотт. Я с тобой согласен. Даже если они подпишут соглашение, пока эти люди правят Кремниевым Островом, ничего не изменится.
– Посмотрим, – сказал Скотт, похлопав Кайцзуна по плечу.
Алгоритм коррекции контуров протеза глаза все еще нуждался в усовершенствовании. По идее, он должен был имитировать ограничение периферийной функциональности, свойственное омматидиям в сложных глазах мечехвоста. К примеру, когда Кайцзун фокусировал взгляд на одном из говорящих, разрешение изображения предметов вокруг человека намеренно снижалось, чтобы подчеркнуть четкость изображения главного объекта. Однако скорость подстройки была слишком высокой, это выглядело неестественно и мешало ему смотреть по сторонам.
В конце концов Кайцзун решил остановить взгляд на гигантской фреске на задней стене конференц-зала. Выполненная эмульсионными красками, она была подарена китайским бизнесменом, проживающим во Вьетнаме. На сочном черном фоне тонкими линиями золотого, серебряного, свинцового и оловянного цветов был нарисован пейзаж Кремниевого Острова, поверх краски была наложена мозаика из перламутра из раковин жемчужниц, аваби и рапанов. Мозаика была выполнена очень искусно. Кайцзуну показалось, что ландшафт ему знаком, но не сразу вспомнил, что это вид с моря залитого лунным светом острова в море у Пляжа Созерцания Прибоя. Нахлынули воспоминания, будто буря в голове. Прошло лишь несколько недель, с того раза, но ему казалось, что это случилось в минувшую эпоху.
Светлое и радостное лицо в лунном свете будто увеличилось в его сознании. Он тосковал по ней, так тосковал, что это причиняло ему боль. Эта боль таилась внутри, будто иголка, протянувшая длинную нить сквозь его внутренние органы, так, что они все оказались на нее нанизаны, и один рывок заставлял болеть их все.
Кайцзун не мог сказать, что именно он чувствует по отношению к Мими. Восхищение? Любопытство? Снисхождение? Инстинкт защиты? Страх? Или комбинацию из всего этого? Нет, это было нечто более глубокое и сложное, то, что не описать словами, но можно ощутить при помощи визуальных сигналов его протеза.
Какая-то несовершенная, надломленная любовь?
Он знал лишь, что очень хочет увидеть ее. Будь она все та же Мими или уже превратилась в какое-то иное существо.
Однако бунт «мусорных людей» не только лишил Кайцзуна правого глаза, он полностью разрушил хрупкий мир, державшийся между уроженцами Кремниевого Острова и «мусорными людьми».
Улицы по окраинам были перекрыты желтой лентой, обозначающей границу города. Полицейские патрулировали вдоль этой границы круглые сутки. Работающие с отходами, которые не являлись уроженцами Кремниевого Острова, для прохода в город должны были предъявить электронный пропуск, выданный их работодателем. Сердца местных, будто непрерывный черный дождь, заполнял страх. По другую сторону ленты была лишь тишина, прерываемая лаем чипированных собак, эхом отдававшимся между пустыми мастерскими по обработке отходов. С «мусорными людьми» никак не контактировали, лишь дважды в сутки туда отправляли караван с едой и водой. И никто не знал, что они задумывают.
Да еще объявили суточное предупреждение о приходе супертайфуна. Согласно международной конвенции, тайфун получил собственное имя, Вутип, совершенно не вяжущееся с его разрушительной природой, поскольку на кантонском диалекте это означало «бабочка».
Кайцзун хорошо понимал, какая безмолвная молитва сейчас звучит в головах этих людей с встревоженными лицами. Я никогда не делал зла «мусорным людям». Значит, мне нечего бояться их возмездия. Однако за те годы, что они здесь живут, вряд ли хоть кто-то мог назвать себя совершенно безгрешным. Каждый в чем-то да пользовался выгодами от пота и крови, проливаемых «мусорными людьми», хотя бы по мелочи. Каждый, так или иначе, хоть раз смотрел на «мусорных людей» с презрением и отвращением либо оскорблял их, по небрежности или со зла. Каждый хоть на мгновение задумывался, считая, что «мусорные люди» низки по самому своему рождению, что им уготовано судьбой жить среди хлама, уготовано быть грязными, до самой смерти.