Они проговорили больше двух часов. Когда Ева собралась уходить, Бальзаминов разоткровенничался и напоследок поделился с ней интересной догадкой.
— Войтовский, который приходил ко мне по поводу пропавшего родственника… показался не совсем искренним. Он интересовался фараонами восемнадцатой династии, Ливонским орденом, Лжедмитриями, польско-литовским нашествием и прочими вещами, касающимися нашей с вами темы. Я принял его за одного из кладоискателей, поэтому был крайне лаконичен и отвечал только на задаваемые вопросы… весьма расплывчато. Мы оба лукавили: он что-то скрывал от меня, а я просто не говорил всего, что знаю или предполагаю.
Ева так ясно, четко вспомнила подробности беседы с автором книги «Египетский крест», как будто просмотрела видеозапись. Эти воспоминания помогали ей думать, сопоставлять слова Бальзаминова с той информацией, которой обладала она.
— Роза и Крест, Тутмос… отворяющий врата Дуата, удостоверяющий и свидетельствующий, — бормотала Ева, глядя на вышивку, где рукой Лукерьи Ракитниковой были положены гладкие, точные стежки, рисующие изгиб реки, садящееся на воду солнце, дерево над обрывом…
Эту «картину» несколько веков назад запечатлела неграмотная крестьянка-золотошвейка в память об умершем возлюбленном. В память ли? А может быть, по просьбе умирающего шляхтича? Писать девушка не умела, сам «посланец» был уже не в состоянии держать перо. Да и где было взять письменные принадлежности? Ткань же, иголка и нитки наверняка имелись в избе золотошвейки… вот молодой человек и попросил мастерицу вышить место их встречи. Только не одна романтика и тоска уходящей любви послужила тому причиной. Что, если раненый таким образом позаботился о недостающей детали, которая указывала бы на «склеп»? Перед кончиной он мог взять у девушки обещание хранить вышивку как зеницу ока: на всякий случай. Известно, последняя просьба умирающего обязательно должна быть исполнена.
С тех пор немало воды утекло, а вышивка по кровной линии золотошвейки переходила из рук в руки, вместе с трогательной историей любви: истинные подробности терялись, новые прирастали. Вероятно, суть дела исказилась до неузнаваемости, даже ткань и нитки истлели, — пришлось Лукерье сделать точную копию вышивки, а картина, несущая тот самый недостающий штрих, осталась. Где он, этот штрих? Как узнать его, выделить среди других мелких деталей пейзажа, отображающего обрывистый волжский берег, дерево на круче, заходящее солнце? Может, это вензель поляка?
Ева достала из выдвижного ящичка лупу, внимательно изучила каждый покрытый стежками сантиметр, вышитые шелком буковки с завитками, — двойное В, окруженное цветущей веточкой.
— Как фамилия человека, который приходил к автору книги? — прошептала она. — Войтовский…
Не исключено, что он говорил правду, называя себя родственником человека, погибшего во время польско-литовского нашествия. Уж если неграмотные русские крестьяне сохранили сведения о той давней истории, то польский род тем более! Войтовский не сказал о главном — его привели к Бальзаминову поиски реликвий Ордена Розы и Креста, а вовсе не судьба умершего в русских снегах шляхтича. Значит…
Ева никак не могла сделать правильный вывод из полученной информации.
«Любому, кто пожелал бы отыскать «склеп», не будет хватать вышивки, сделанной руками влюбленной золотошвейки, — предположила она. — Это промежуточное звено, которое выпадает из всех остальных источников. Интимная семейная драма, о которой не распространяются и которую всерьез не воспринимают. Кстати… раненый поляк просил отвезти его к дереву, где якобы хранится ключ от смерти. И народное поверье гласит, будто полоз, обвивающий Кудеяров ясень, охраняет ключи от смерти».
— Тутмос, отворяющий врата Дуата… — произнесла Ева, прислушиваясь к звучанию слов. — Египетский анкх тоже называли ключом, которым можно открыть ворота смерти. Ясно, что речь идет о печати фараона! Тогда игра стоит свеч. Тот, кто обнаружил «склеп», просит за реликвию миллион долларов… и это ничтожно мало. Поскольку письмо директорше книжного магазина оставила Яна Хромова… которая провела детские годы в Рыбном, слушала рассказы бабушки Лукерьи, неоднократно видела вышивку и даже сама пробовала отобразить нечто подобное…
Ева взяла со стола неумело выполненную работу Яны, поднесла к глазам — ее охватило лихорадочное возбуждение близости развязки. Вот за что поплатилась жизнью жена Валерия Хромова! За тайну печати Тутмоса! Она потребовала у братства денег, и… нет, не вяжется. Ведь за письмом пришли уже после ее смерти.
Ева откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Все мысли перемешались. Книга ученого Бальзаминова могла породить догадку только в подготовленном уме, который сумел провести линию от Тутмоса Великого до Христиана Розенкрейцера, Ливонской войны, Смуты в России и польско-литовского нашествия до Кудеярова дерева, истории любви золотошвейки и раненого шляхтича, вышивки, которую хранила Лукерья Ракитникова, и ее романтических сказок. Данные, изложенные в книге, давали представление обо всех звеньях этой сложной, запутанной цепочки, кроме последнего: любовной истории. Имеющий глаза да увидит.
Похоже, покойная Хромова не раз и не два прочитала от корки до корки книгу о тайных школах Осириса и мистериях Древнего Египта, появившихся при фараоне Тутмосе Великом, — посвященном мистике, — загадочном символе анкхе и об истоках Ордена Розы и Креста. Ее ум зацепился за что-то, провел параллели и выстроил линию событий, которая привела Яну в приволжскую деревеньку Рыбное, к собственному детству, рассказам Лукерьи и вышитому простой крестьянской девушкой пейзажу.
Ева думала о Хромовой, о надписи, сделанной ею на полях книги «Египетский крест», — Ра! Какая идея осенила Яну? Ра — бог солнца? Ра — река Волга? И то, и другое? Ра… Ра… Солнце опускается на воду: бог сияющего светила отправляется на отдых… красный шар, лежащий на линии горизонта… совсем как египетский крест, — круг, примыкающий к поперечной перекладине Т-образной крестовины… анкх…
Глава 30
Сыщик вышел от Стаса в глубоком раздумье. Теперь он почти догадался, кто и почему убил Веронику, покушался на Киселева и столкнул его самого с обрыва.
— Искать Марину было бессмысленно, — произнес он одними губами. — Бесполезно с самого начала. Или… наоборот? Она-то мне и нужна!
В голову пришло тепличное хозяйство в Зеленой Роще, мнимый офис, где производился мнимый подбор работников.
— Зеленая Роща, — пробормотал Всеслав. — Как бы не так! Ха-ха!
По дороге домой ему позвонила Ева.
— Я все поняла, — выдохнула она в трубку. — Приезжай скорее.
«Ну вот, — подумал он. — Все нити сходятся, все линии пересекаются в одной точке. Наступает развязка: последний акт драмы, трагедии или фарса. Что ожидает нас на сей раз?»
Ева встретила его утомленная, но счастливая, с горящими глазами. Азарт преследования сродни опьянению, и она уже вкусила этого крепкого напитка, не оторвешь.