Зимой в Крыму гостиницы пустуют. Войтовский взял два отдельных номера — себе и ей, Герцогине.
— Я хочу жить в люксе, — заявила она. — Скажи спасибо, что я вообще согласилась приехать сюда.
— Будем дышать морем.
Утром он зашел за ней, постучал. В номере повсюду валялись дамские принадлежности: белье, украшения, косметика, расчески, шарфики — все те милые мелочи, от которых замирает сердце.
Эта женщина заворожила Леонарда своей неповторимостью, непредсказуемостью. Начало знакомства носило корыстный оттенок, но стремительно переросло в душевный пожар. Иначе чувство, которое испытывал Леонард Казимирович, он назвать не мог. Внутри у него все пылало, горело и плавилось, вспыхивало огненными вихрями. Усмирять их становилось все труднее.
— Пилигрим, — говорила она. — Ты теряешь хладнокровие.
Она не связывала его волнение, лихорадку нетерпения с любовью. Хотя разве любовь такова?
«А какая она? — спрашивал себя Войтовский. — По-видимому, мне до сих пор не приходилось ее испытывать. Возможно, я путаю это чувство с чем-то другим».
Странная, жгучая смесь интереса, подозрительности, романтической дымки, мистики и сексуального влечения ставила его в тупик. Леонард находился между небесами и преисподней, со всеми ее муками и болью. Герцогиня была рядом, казалась доступной, а когда он пытался коснуться ее, ускользала из рук. Она настолько не соответствовала созданному им идеалу женщины и возлюбленной, что Войтовский засомневался: а достаточно ли он знает себя? В нем неожиданно проснулся незнакомец, желания которого шокировали несколько консервативную натуру Леонарда. Глядя на Герцогиню, он словно сбрасывал чужую кожу и становился пылким, безрассудным и возбудимым, перерождался, выходил из берегов, подобно горному потоку во время дождей. Этого нового мужчину в себе он открыл только благодаря чудесной встрече с ней, женщиной, которая…
Здесь, на запретном рубеже, он останавливался и вспоминал, что их свело вместе. Серебряный ковчежец шестнадцатого века… и прочие бесценные раритеты, о происхождении коих Герцогиня помалкивала.
— Какая тебе разница, как они ко мне попали? — удивлялась она. — Разве это имеет значение? Ты приобрел чудный ларчик, он подлинный, чего еще нужно?
— А остальные вещи?
— Они ушли в другие руки, этого не исправить. Смирись.
— Что будет с…
Она закрывала его рот прохладной, пахнущей духами ладошкой, снисходительно улыбалась, шептала:
— Главное, чтобы нас не нашли. Существуют обстоятельства, ты прекрасно знаешь какие. Моя беспечность завлекла меня в ловушку, которая едва не захлопнулась. Мне пришлось исчезнуть.
— Поиски не прекратятся, — Войтовский старался быть убедительным. — Ставка безмерно высока, ты рискуешь.
Она не возражала, просто замолкала, а спустя некоторое время начинала говорить на отвлеченные темы.
Однако Войтовский надеялся проникнуть в тайну Герцогини. Он отступал, принимая ее правила игры, затем снова исподволь начинал расспросы. «Осада крепости» длилась уже достаточно долго.
— А если там кровь? — усмехалась женщина. — Много крови?
Тогда замолкал Леонард, проверяя себя, прислушиваясь к внутреннему голосу, — совместима ли кровь с целью, которую он преследовал?
— Без крови подобные вещи редко обходятся, — признавал в нем Пилигрим. — Кровь сопутствует им повсюду. Вопреки тщательно продуманным мерам предосторожности.
— Это может оказаться опасным, — говорил в нем бизнесмен, гражданин Канады, респектабельный мужчина. — Непредвиденно опасным!
— Но разве настоящее приключение не стоит того? — возражал в нем пропитавшийся «русским духом» москвич: по национальности поляк, наследник гордой шляхты, а по сердечной склонности российский авантюрист. — Риск придает жизни золотой глянец, а любви — утонченную страстность и экзотический вкус. Не всякий плод сладок! Но человечество обожает перец и пряности не меньше, чем сахар.
Герцогиня дразнила его, она завлекала, сама же полностью не отдавалась.
— О-о, Леонард, остынь! Я не собираюсь привязывать тебя вульгарным сексом, — посмеивалась женщина. — Избитые приемы не для нас. Пилигрим вообще не должен помышлять о плотских утехах. Сие есть непростительный грех! Да и мне претит все обыденное.
Ему ничего не оставалось, как поддакивать, усмиряя любовные порывы. Так не могло долго продолжаться.
Когда отношения между ними слишком накалялись, Войтовский не выдерживал — боясь срыва, он резко менял обстановку: сломя голову бежал из Москвы в провинцию или сутки кряду кутил в маленьком ночном клубе, не брезговал и рулеткой. Ему везло: деньги так и сыпались дождем, выигрыш за выигрышем. Больше трех раз Леонард Казимирович не играл, не искушал Фортуну.
— Я чувствую тебя, — задыхаясь, шептал он. — Ты близко.
После кутежа он отсыпался и снова погружался в мир своих безумных грез. Там сумеречно блистал образ Герцогини, обещая не только любовный экстаз, но и неизведанную, темную дорогу, ведущую к иным наслаждениям. Очертания будущего смутно вырисовывались в воспаленном воображении Войтовского: он как никогда был готов прыгнуть в огнедышащую пасть дракона, называемого субстанция невидимого. Мысль обрести бессмертие казалась призрачной, как след от вспышки молнии, — но только она одна могла оправдать неистовство стремления, и только она одна стоила того, чтобы прилагать все возможные усилия на пути к ней.
— Высоко взлететь решил, — звучал в ушах голос Леонарда-скептика. — Как бы крыльев не лишиться! Не боязно?
— Боязно, — признавался Войтовский. — А жить без смысла, без надежды… еще страшнее.
Женщина испытующе пронизывала его взглядом, будто читала думу, которая отняла у него покой, спрашивала лукаво:
— Так что, Пилигрим? Кровь тебя не пугает? Божья заповедь гласит: «Не убий».
— Разве мы собираемся убивать?
Она отводила глаза, вздыхала.
— Ты мне не доверяешь? — сокрушался Леонард. — Почему таишься? Чем мне доказать свою искренность?
— Что ты станешь делать, когда… обо всем узнаешь?
— Мы завладеем миром!
В такие моменты Герцогиня принимала его за сумасшедшего. Он свихнулся! Завладеем миром! Ее мотивы были проще и… циничнее.
— Я не желаю ничего терять. Ничего! По неопытности я ошибалась, это позади. Настала пора вернуть себе былое величие. Оно было, я не сомневаюсь! Когда я выбирала себе имя для Интернета, на ум пришло слово Герцогиня.
— Называть тебя так — весьма приятно, — признался Войтовский. — Хорошо, что люди придумали компьютерную сеть.
— Удобно. Особенно для желающих быть инкогнито.