Перехватило дыхание, потемнело в глазах… Он же видел Симонетту в гробу, видел ее бледное без кровиночки лицо и когда она была уже совсем без сил. Ее родственник Америго попросил Боттичелли написать уже умирающую Симонетту, только живой. Сандро не успел, начал, но не успел.
И теперь живая Симонетта шла по улице Борджо Пинти, причем такая, какой девять лет назад предстала на виа Ларга перед их изумленными взорами впервые. Шестнадцатилетняя девчонка, Солнышко…
Не понимая, что происходит и что он делает, Сандро осторожно двинулся за видением. Конечно, это видение, что же еще? За прошедший после смерти Симонетты год Боттичелли сотню раз пытался написать Солнышко по памяти, но что-то ускользало. Лицо помнил, но как только брал в руки кисти, то девчоночье пряталось за бледной маской умирающей. В отчаяние Боттичелли ходил по городу, заглядывая в лица девушек, пока от него не начали шарахаться. Когда обмолвился об этом Джулиано, младший Медичи посетовал, что поступает так же – в каждой мало-мальски похожей ищет черты Солнышка.
– Я даже в имении среди тамошних пробовал найти.
– И?..
Джулиано сокрушенно помотал головой:
– Деревенские красавицы крепки и румяны, среди них нет таких воздушных и утонченных.
Джулиано был прав, среди крестьянок искать не стоило, но и среди всех девушек флорентийских состоятельных семей вторая Симонетта тоже не находилась.
А тут спокойно шла впереди, да еще и совсем юная.
Конечно, видение, решил Боттичелли, но преследовать не прекратил. Пожалуй, он даже не удивился бы, растворись это видение в воздухе или даже зайди она в дом Сангалло. Если уж дух юной Симонетты явился ему, то должен совершить нечто подобное. Она никогда не бывала у Сангалло и не ходила по улицам пешком одна и без охраны, это только видениям можно вот так легко перебирать ножками, не боясь нескромных взглядов.
От такой мысли стало даже весело.
Но видение не исчезло, не растворилось в воздухе, девушка подошла к двери дома наискосок от дома Сангалло, постучала и вошла в открытые двери. Она живая?! Бросившись следом, Сандро обомлел: это же двери монастыря, крошечной обители на территории Флоренции. Он уже занес руку, чтобы тоже постучать и войти, нет, ворваться следом! Но из своего окна его окликнул Антонио:
– Сандро!
Боттичелли обернулся и растерянно указал другу на закрытую дверь, за которой исчезла девушка:
– Там…
– Сандро, зайди сюда, – тоном, не терпящим возражений, приказал Сангалло. – Зайди, я все объясню.
Когда Боттичелли зашел, Сангалло потащил его в свою комнату, ворча:
– Все-таки увидел…
– Кто она?
– Это Оретта, родственница жены Антонио Горини. Он работает в монастыре. – Предвосхищая тысячу вопросов Сандро, пояснил сам: – И да, она похожа на юную жену Веспуччи. И она скоро уедет.
– Почему? Она замужем?
– Нет, но уедет, – упрямо повторил архитектор, зачем-то перекладывая с места на место свернутые в трубку чертежи на небольшом столике у окна.
– Почему уедет? – продолжил допытываться Садро, заглядывая в лицо другу.
Сангалло разозлился:
– Да потому, что похожа! Бедной девочке два шага из дома не сделать. Лицом не очень-то и похожа, но фигура, поворот головы, все остальное… Я тоже сначала глазам не поверил.
– Я должен ее написать.
– Нет, оставь Оретту в покое.
– Ну почему?.. – с тоской простонал Боттичелли. – Ты не понимаешь, я сотню раз пробовал, но получается посмертная маска, а Симонетта должна остаться живой.
– А если она не хочет быть Симонеттой? Если хочет остаться Ореттой Пацци?
На мгновение в комнате повисла такая тишина, что было слышно бьющуюся о стекло муху. Антонио замолчал, сказав больше, чем следовало, а Сандро, пытаясь осознать то, что услышал. Он дважды пытался задать вопрос, но голос не слушался, только с третьего раза получилось:
– Пацци?!
– Да, – мрачно подтвердил Сангалло. – Потому и говорю, чтоб оставил в покое.
– Но почему Пацци здесь? Кто она им?
– Внебрачная дочь. Мать умерла, она и приехала к тетке, вернее, к ее мужу. Тетки уже тоже нет. Сандро, оставь ее в покое, я пытаюсь девушке помочь, если Пацци ее увидят, будет плохо.
– Почему? – кажется, этот вопрос Сандро задал сегодня в сотый раз.
– Кто во Флоренции не знает, что Джулиано был без ума от Симонетты? Да и Великолепный тоже, только скрывал ради брата. Назло Медичи девчонку выдадут замуж за старого урода и будут любоваться отчаянием Джулиано.
Сандро помолчал, пытаясь найти выход, потом вдруг решительно заявил:
– Я сам на ней женюсь!
– Сандро! – расхохотался Антонио. – Писать ее одно, а жениться совсем другое.
– У художников тоже бывают семьи, – обиделся приятель.
– Бывают, но это не для тебя. К тому же ты потеряешь покровительство Медичи, а значит, и все заказы.
– Уеду в Милан, в Рим, в Венецию.
– Сразу в три города? Можешь добавить еще Неаполь. Не валяй дурака, ты был влюблен в Симонетту только как в модель. Когда-нибудь представлял ее хоть мысленно своей женой? Не возлюбленной, а матерью своих детей, бабушкой своих внуков?
– Каких еще внуков?! – поморщился художник.
– Вот то-то и оно. Ты влюблен в Солнышко и все время будешь их сравнивать. А Оретта обыкновенная девушка. Самая обыкновенная, потому скоро тебе надоест.
Сандро сидел обхватив голову руками. Сангалло положил ему руку на плечо:
– Не тревожь ее, Сандро. Оретту нужно увезти из Флоренции, чтобы даже случайно не попала на глаза Джулиано или Великолепному. Тем более Пацци.
– Мне нужно нарисовать ее. Хотя бы раз.
– Ей нельзя в твою мастерскую! – разозлился Сангалло.
– А… – Сандро обвел взглядом комнату, – здесь?
– Здесь же темно?
– Ничего, я в полдень и свечей побольше, – оживился Боттичелли. – Пару сеансов, а потом придумаем, как девушку увезти. Если она согласится, конечно.
– Уехать или позировать? – подозрительно прищурился Сангалло.
– Позировать.
Оретта была смущена, но позировать согласилась. Ее дядя Антонио Горини лично убедился, что ничего постыдного или неприличного не будет, а получив заверения, что племянницу еще и выдадут замуж, дав приличное приданое, успокоился. К тому же несколько монет, вложенных в его руку Боттичелли, сделали Горини сговорчивей.
В доме Сангалло появился мольберт, запахло красками и углем.
Папа Сикст IV был человеком сильным. И в прямом, и в переносном смысле – силой физической и силой воли. А о силе духа понтифика никому не ведомо.