А какие дороги в районе! Едешь как по маслу.
Но имелся и один существенный недостаток – транспорт. Вернее, его нехватка. Для тех, у кого были свои машины, Новое городище было раем на земле. Но для тех, кто не имел машин и работал в городе, поездки на работу и обратно были большой проблемой.
Марина Солодовникова оказалась дома. Если она и удивилась приходу детективов, то вида не показала и протестовать против общения не стала. Сказала только, что отлучится на минутку для того, чтобы отвести детей к соседям. Детективы прекрасно понимали ее желание избавить детей от тяжелых напоминаний о гибели отца. Они стали терпеливо ждать возвращения Солодовниковой в гостиной.
В ее кратковременном отсутствии был один плюс – пока она ходила, Морис переснял фотографию с изображением Марины и Артема, которая стояла на стенке. То есть надобность ехать сюда еще и завтра отпадала.
Марина, вернувшись, села на диван, сложила руки на коленях и сказала:
– Я вас слушаю.
– Марина! Почему вы не обратились в прокуратуру?
– В прокуратуру? – переспросила она растерянно.
– Ну да, за незаконное закрытие дела.
– Я подумала, вернее, я была уверена, – поправилась она, – что это бесполезно.
– Почему?
– Потому, что все акты о том, что Шиловский был пьян во время наезда на моего мужа, пропали из дела и были заменены теми, в которых говорилось, что он был трезв как стеклышко.
– А превышение скорости, тем более на зебре?
Солодовникова бессильно пожала плечами, а потом проговорила:
– Следователь сказал, что мой муж сам во всем виноват.
– То есть?
– Что он поторопился, не обратил внимания на идущую машину…
– Которая должна была притормозить у зебры.
– Наверное, должна. Но следователь сослался на то, что сослуживцы, что шли с Артемом в тот день, не пострадали именно потому, что не торопились и были осторожны. – Женщина тяжело вздохнула и продолжила. – Артем и впрямь всегда торопился, спешил поскорее приехать домой ко мне и детям.
Мирослава кивнула, показывая, что понимает поспешность ее мужа.
– И еще автобус, который идет в Новое городище, всегда отходит в определенное время. Если на него опоздать, то придется ждать следующего. А он приходит только через два часа. Поэтому Артем всегда спешил и успевал запрыгнуть в автобус почти в последнюю минуту.
– Машины у вас нет, – скорее констатировала, чем спросила Мирослава.
– Откуда? – грустно улыбнулась Марина.
– Мы разговаривали с вашим отцом и братьями, – сказала Волгина.
Женщина побледнела и спросила испуганно:
– Надеюсь, вы не подозреваете их?
– Теперь уже нет, – твердо ответила Мирослава.
– Они никогда бы не смогли, – заверила ее Солодовникова.
– А вы? – задала неожиданно провокационный вопрос Волгина.
Солодовникова внимательно на нее посмотрела и ответила честно:
– Если бы он мне попался тогда, я бы его убила.
– Как?
– Да хоть ножом бы пырнула или топором зарубила. Но потом уже нет, – грустно проговорила она.
– Почему потом нет?
– Потому что у меня дети, – укоризненно посмотрела на нее Солодовникова, – и я не могу оставить их сиротами.
– Понимаю.
Через мгновение Мирослава спросила:
– Вам, наверное, помогала свекровь?
– Пыталась. Но после гибели Артема Инне Гавриловне самой нужна была помощь. Она тяжело заболела, да так и не оправилась. Мы ее рядом с Артемом похоронили, – Марина не удержалась и всхлипнула, а потом добавила: – Я уже много раз раскаивалась, что мы не остались жить с его мамой. Зачем нам эта квартира без Артема… – Она сделала жест рукой.
– Квартира пригодится вашим детям, – попыталась утешить ее Мирослава.
– Конечно, пригодится, – улыбнулась женщина сквозь слезы, – но нам за нее еще платить и платить.
– А свою квартиру Инна Гавриловна завещала вам?
– Внукам, – поправила ее Марина, – брат говорит, что мы могли бы ее сдавать и выплачивать побыстрее ипотеку.
– Старую квартиру можно и продать…
– Продавать мы пока не хотим. И родители не советуют.
– А сейчас квартира стоит пустая?
– Пока да. Но за ней Мария Геннадьевна присматривает.
– Это родственница Инны Гавриловны?
– Нет, ну что вы, просто соседка. Она живет в квартире напротив. Пока Инна Гавриловна болела, она навещала ее каждый день. И в те дни, что я не могла приехать, звонила мне и отчитывалась о ее состоянии. Когда Инне Гавриловне стало совсем плохо, я переехала к ней.
– А дети?
– Дети в это время жили у моих родителей, мама за ними присматривала.
– Значит, вашей свекрови повезло с соседкой, – тихо сказала Мирослава.
– И не говорите, – согласилась Марина, – если бы не Федоскина, я и не знаю, что бы я делала.
– Федоскина?
– Ну, да, фамилия Марии Геннадьевны – Федоскина.
– Извините, Марина, что мы потревожили вас, – сказала Мирослава, поднимаясь.
– Ничего, я понимаю, – грустно вздохнула женщина и, проводив за дверь детективов, отправилась к соседям за детьми.
– Я не верю, что она участвовала в убийстве Шиловского, – сказал Морис, когда они оказались в салоне автомобиля.
– Я тоже, – согласилась Мирослава, – но тем не менее мы должны показать ее фотографию свидетелям.
– Если должны, покажем, – холодно отозвался Морис.
– Знаешь, чего мне больше всего хочется? – спросила Мирослава.
– Если бы вы были Шурой, я бы сразу сказал, что поесть, а так…
– Мне хочется встать под душ и долго-долго смывать с себя… – Она запнулась.
– Что?
– Не знаю, как сказать, наверное, ощущение присутствия Шиловского.
– По-моему, старший Шиловский отвратителен не менее младшего.
– Согласна с тобой. К тому же думаю, что младший не стал бы таким, если бы старший не потакал ему и не покрывал его.
– А мы работаем на этого… – Морис выругался по-литовски.
Мирослава не стала требовать перевода, вместе этого она сказала:
– Мы работаем не на него.
– А на кого же?
– На истину.
– Не понял?!
– Потом поймешь.
Морис пожал плечами и не стал настаивать на немедленном разъяснении. Ему было не впервой ждать.