Песнь Ахилла - читать онлайн книгу. Автор: Мадлен Миллер cтр.№ 49

– Сын Теламона, – позвал его Ахилл.

Великан обернулся. Медленно до него дошло, что перед ним стоит тот, кого ни с кем нельзя спутать. Он прищурился, затем сделался напряженно-вежлив.

– Пелид, – хрипло сказал он.

Он опустил свою ношу, протянул шишковатую ладонь с большущими, как оливки, мозолями. Мне было немного жаль Аякса. Не будь Ахилла, именно он был бы ἄριστος Ἀχαιών.

Вернувшись в главный стан, мы вскарабкались на холм, своего рода границу между песком и травой, и увидели наконец то, зачем мы сюда и приехали. Трою. От нас ее отделяла поросшая травой равнина, а сам город лежал в объятиях двух широких, лениво текущих рек. Даже отсюда было видно, как сияют ее каменные стены в острых лучах солнца. Нам казалось даже, будто мы различаем поблескивание знаменитых Скейских ворот, бронзовые петли которых, по слухам, были высотой в человеческий рост.

Я еще увижу эти стены – ровные, прямоугольные камни, идеально прилаженные, притертые друг к другу, дело рук самого Аполлона, если верить рассказам. Увижу и подивлюсь, как вообще можно взять такой город. Слишком высоки были эти стены для осадных башен, слишком крепки – для катапульт, и никто в здравом уме даже не попытался бы одолеть их неприступную, сверхъестественно гладкую поверхность.

Когда солнце почти скатилось к горизонту, Агамемнон созвал первый совет. Для совета воздвигли большой шатер, расставили неровным полукругом несколько рядов стульев. Перед ним уселись Агамемнон с Менелаем, по обе стороны от них – Одиссей и Диомед. Один за другим в шатер приходили цари, рассаживались. Об иерархии все знали с детства, поэтому менее влиятельные цари садились подальше, оставляя места в первых рядах для своих более прославленных союзников. Ахилл уверенно уселся впереди и жестом велел мне сесть рядом. Я сел, ожидая, что сейчас кто-нибудь начнет возражать и велит меня выгнать. Но тут пришел Аякс со своим незаконнорожденным сводным братом Тевкром, а Идоменей привел с собой колесничего и оруженосца. Очевидно, лучшим из лучших тут делали поблажки.

На советы в Авлиде все жаловались (напыщенные, бессмысленные, бесконечные), но здесь говорили только о делах – выгребных ямах, съестных припасах, стратегии. Одни цари стояли за нападение, другие – за переговоры: может, стоит поначалу показать себя людьми просвещенными? Громче всех за переговоры выступал, как ни странно, Менелай.

– Я с радостью поеду к ним сам, – сказал он. – Это мой долг.

– Мы проделали такой путь, а ты теперь желаешь уговорить их сдаться? – обиделся Диомед. – Лучше б я тогда сидел дома.

– Мы не варвары, – упрямо сказал Менелай. – Быть может, они внемлют голосу разума.

– Но, скорее всего, не внемлют. Зачем тратить время?

– Затем, дражайший царь Аргоса, что если война начнется после небольшой заминки или переговоров, мы не будем казаться такими уж злодеями. – Это вмешался Одиссей. – А значит, анатолийские города могут решить, что им не так уж и нужно спешить Трое на помощь.

– Значит, Итака тоже за? – спросил Агамемнон.

Одиссей пожал плечами:

– Есть много способов развязать войну. Как по мне, ее хорошо начинать с набегов. Толк выйдет почти такой же, как от переговоров, а выгоды – еще больше.

– Да! Набеги! – проблеял Нестор. – Давайте сначала покажем нашу силу!

Агамемнон потер подбородок, обвел взглядом собравшихся царей.

– Думаю, Нестор и Одиссей правы. Сначала набеги. А потом, может быть, зашлем посольство в Трою. Начинаем завтра.

Других указаний и не требовалось. Осадная война часто начиналась с набегов – нападали не на сам город, а на снабжавшие его мясом и зерном близлежащие поселения. Тех, кто оказывал сопротивление, убивали, остальные становились рабами. Вся еда теперь доставалась захватчикам, которые, кроме того, держали в заложницах крестьянских жен и дочерей. Если кому-то и удавалось спастись, они искали пристанища в городе. Вскоре там было не продохнуть от народу, начинались волнения, затем – болезни. Наконец город распахивал ворота – не из благородных побуждений, а попросту от безысходности.

Я надеялся, что Ахилл будет против, что скажет, мол, убийствами крестьян славы не добудешь. Но он только кивнул, словно то была его сотая осада, словно он всю жизнь только и делал, что совершал набеги.

– И напоследок… Если на нас нападут, я не хочу, чтобы начался хаос. Нужно держаться рядами, дружинами.

Агамемнон заерзал, как будто занервничав. Может, конечно, так оно и было: цари у нас обидчивые, а распределение почестей начинается с места в строю. Вздумай кто-нибудь восстать против его главенства, сейчас – самое время. Он же, казалось, от одной мысли об этом пришел в ярость, даже заговорил грубее. Это было его слабым местом: чем уязвимее он себя чувствовал, тем неприятнее становился.

– Мы с Менелаем, конечно, займем центр.

Ответом на это был еле слышный недовольный ропот, но его заглушил Одиссей:

– Мудрое решение, владыка Микен. Так гонцам будет легче тебя найти.

– Именно, – деловито кивнул Агамемнон, словно причина и впрямь была только в этом. – Слева от моего брата встанет царевич Фтии. Справа от меня – Одиссей. Аякс с Диомедом займут фланги.

Все это были самые опасные позиции, именно их будет атаковать враг, именно их попытается пробить. Эти позиции надо было удержать любой ценой, и потому они считались самыми почетными.

– Остальное пусть решит жребий. – Когда перешептывания стихли, Агамемнон встал. – Что ж, быть посему. Начинаем завтра. На рассвете – набеги.

К себе в стан мы возвращались вдоль берега, солнце как раз садилось. Ахилл был доволен. Ему досталось одно из самых почетных мест в строю – и без всякой борьбы. Ужинать было еще рано, поэтому мы взобрались на травянистый холм, начинавшийся сразу за нашей стоянкой, – торчавшую из-за леса тонкую складку земли. Оттуда мы оглядели наш новый стан и раскинувшееся за ним море. Угасающее солнце играло в волосах Ахилла, лицо смягчилось от вечернего света.

С самой битвы на кораблях меня мучил один вопрос, но раньше не было времени его задать.

– Ты думал о них как о животных? Как советовал отец?

Он покачал головой:

– Я не думал вовсе.

Чайки кричали, кружили у нас над головами. Я все старался представить его завтра, после его первого набега – свирепого, обагренного кровью.

– Тебе страшно? – спросил я.

Позади нас среди деревьев раздался первый соловьиный зов.

– Нет, – ответил он. – Для этого я и был рожден.

На следующее утро я проснулся от шума троянских волн, бьющихся о троянский берег. Ахилл еще спал, и я вышел из шатра, чтобы его не разбудить. Как и вчера, небо было безоблачным, солнце – ярким и жгучим, свет широким полотном катился по морю. Я уселся, чувствуя, как собираются на коже лужицы колючего пота.