* * *
Хорунжий с трудом поднялся — в голове словно пели миллионы цикад, двоилось в глазах. Сильно, до омерзения сильно пахло гарью, порохом и кровью, вывернутыми человеческими внутренностями. Запах боя…
— Цели слева! Слева, твою мать!
Одного взгляда хватило, что бы понять — не жилец. Казак, дежуривший у счетверенного пулемета был мертв, он находился выше всех их в момент взрыва и ударная волна не пощадила его — не спас даже большой, самодельный щит. Он нелепо свисал с сидения, что-то мерно капало вниз, на пол и пулемет молчал — а по кузову градом стучали пули.
А вот водитель был жив — именно он и кричал. Приоткрыв дверь, он лупил в сторону склона из пистолета-пулемета с барабанным, емким магазином, хрипло крича и матерясь во весь голос. Он не знал, жив ли кто в кузове, возможно, он остался в живых один, защищенный броней — но он дрался до конца, намереваясь продать свою жизнь подороже. И ему, хорунжему войска Донского не дело отлеживаться…
Хорунжий, подползя на коленях к установке, толкнул мертвого казака, удивляясь, какой он тяжелый — но он не поддался.
— Твою мать!!!
Он крикнул больше для того, чтобы убедиться, что у него есть голос и он может кричать. Еще толчок, хорунжий налег всем телом — и спихнул-таки неподатливое тело с сидения. Бабицкий неподвижно скорчился у левого борта, было непонятно — жив он или нет. Так, стоя на коленях, хорунжий развернул установку — по щиту сразу ударило несколько раз, быстро и сильно, как молотком. Но весь огонь велся слева, со стороны склона — и щит защитил его…
А потом он нажал на спуск — и счетверенный пулемет заговорил, разрезая свинцом пространство…
* * *
— Shit!
Капитан уже считал эту машину, идущую второй в конвое мертвой или почти мертвой — один казак все же стрелял, снайпер никак не мог нащупать его — когда стоявшая в кузове счетверенка вдруг развернулась и…
Он испугался. Впервые в жизни капитан испугался. Он никогда и ничего не боялся с тех пор, как себя помнил — ни когда он верховодил компанией хулиганов в нищем районе доков — они ходили в порт каждый день на охоту. Ни когда перед ним поставили выбор — либо военное училище, либо тюрьма. Ни когда он схватился с двумя ублюдками с четвертого курса — их было двое, и каждый из них был едва ли не вполовину тяжелее его, мелкого и тощего беспризорника с лондонских улиц. Но у него был осколок стекла, он всегда, в любом месте первое что делал — это доставал какое-нибудь оружие, любое, просто для того чтобы выжить или по крайней мере подороже продать свою жизнь. А против него в этот раз были не такие же, как он уличные, против него были аристократы голубых кровей — и он в эту ночь убедился, что их кровь такая же красная, как и кровь других людей. Он не побоялся и набора в SBS — туда набирали как раз таких как он, кто не ценил свою жизнь ни на соверен, а чужую жизнь ценил еще меньше…
А вот сейчас он по-настоящему испугался. Милтон почему то медлил с залпом, колонна продолжала отстреливаться. Им так и не удалось нормально подорвать первый заряд — надо было подорвать головную машину охранения, а они подорвали проклятый грузовик, чадящий сейчас на всю дорогу. И эта проклятая счетверенка это зенитный пулемет, который так и не подавили…
Струя свинца прошла правее, его осыпало каменной крошкой, выбитой пулями из склона горы — а он лежал, боясь даже пошевелиться, и перечислял все проклятья, какие только помнил и какие выдумал только что. Все шло намного более хреново, чем они предполагали — и возможно, настало время делать ноги.
И тут сработало. Несколько шаровых молний рванулись со склона горы, разрезая пелену дыма — и почти одновременно врезались в борта еще плюющихся огнем машин казаков. Та, на которую смотрел он, не загорелась — русские делают машина на дизелях, проклятые дизели им передают немцы, их так просто не подожжешь — но оба пулемета, в том числе и эта проклятая, так напугавшая его счетверенка, едва не отправившая его в края доброй охоты, моментально заглохла…
Вот так вот… Разом — накрылись все. Новое оружие и впрямь действует — и действует как надо. Интересно только — сможет ли эта штука остановить танк. Но это уже не его проблема — полевое испытание проведено, результаты получены (в числе британцев был даже кинооператор, снимавший бой на восьмимиллиметровую пленку) — и теперь надо было сматываться.
Он встал в полный рост — настоящий британский джентльмен, ступивший на землю, которую у них подло и вероломно отняли, воспользовавшись их слабостью — и бросил последний взгляд на догорающую колонну. Он приказал не добивать грузовики с товаром — черт с ними, его интересовали только казаки и их машины. Это была честная игра, игра без поддавков, игра с очень сильным, опытным противником — и он выиграл ее. Завтра, когда он будет уже на борту корабля Ее величества — он поднимет бокал за души павших здесь — и своих и чужих, без разницы. Но это завтра, а пока… пока надо быстрее сматывать удочки.
Человек сделал шаг, потом еще шаг — и понял, что тот шум, который он слышал уже несколько секунд и не придал ему никакого значения — это вой двигателя пикирующего на них самолета.
* * *
— Сэр?
Человек в серо-буром, пятнистом тропическом камуфляже, прикрывшись накидкой, лежал на каменистом склоне — примерно в двухстах метрах дальше по дороге от головной машины, сейчас лежащей на боку и чадно горящей — и жадно, старясь не упустить ни единой подробности, смотрел в морской, старого образца бинокль на разгорающийся внизу бой.
— Что?
— Сэр, они накрыли четвертого. Случайно — прямо в установку. Доусон мертв.
— Убрать все — приказал человек, не отрываясь от бинокля. Начинайте отсчет. Ничего не оставлять, ни единого осколка.
— А Доусон, сэр?
— Если не сможем утащить — бросим его.
Таковы были правила SBS — жестокие, бесчеловечные — но альтернативы им не было. Каждый знал, на что он идет.
— Есть, сэр.
— Крибли — обеспечить отход. Надо с этим заканчивать.
— Да, сэр.
Нарастающий с каждой секундой вой появился внезапно и обрушился на них подобно лавине. Самолет заходил со стороны солнца, они даже не видели его. Только пули, перепахавшие враз их позицию и их самих.
* * *
В пулеметах было еще достаточно свинца, чтобы кусануться как следует — что и сделал князь Шаховской. Он заходил слева — поэтому, после разворота ему оказалось выгоднее и удобнее пропахать именно правый склон холма. Что он и сделал, щедро полив его из двух крупнокалиберных пулеметов, два он отключил, экономя боезапас — все же он не ожидал столкнуться с противником, расстреливающим колонну, тут нужна была как минимум пара тяжелых штурмовиков, чтобы все причесать как следует. Вихрем пройдясь над позициями противника, он ушел в зенит, развернулся — и кинулся уже на левый склон, строча из двух других пулеметов. Патроны сейчас кончатся— но казакам, колонновожатым он поможет…