– Ну-у-у… Он свободно подъехал к озеру и мог выбирать любое место, какое ему понравилось…
– А какое место ему бы понравилось?
Машенька опустила стекло в окошке и выглянула в проем, приставив ладошку козырьком ко лбу:
– Ну-у-у… Самое укромное, я думаю…
– А какое место тут самое укромное?
– Сейчас – во-он то, с птичками, – резонно рассудила практикантка, указав на ту большую нишу в камышах, которую граждане, ее занявшие, домовито завесили ковровым покрывалом с гусями-лебедями: и укромненько и уютненько! – А вообще, даже не знаю, надо смотреть.
– Так чего мы тут сидим? Пойдем смотреть! – решила я и вырулила из очереди.
Оставив «Пежо» одуванчиком желтеть на пригорке, мы с напарницей решительно зашагали к озеру. Боюсь, это было понято неправильно. Машины, мимо которых мы проходили, нам сигналили. Из одной тачки даже высунулся какой-то сердобольный гражданин, спросил сочувственно:
– Что, лесби, так приспичило? Хотите надувной матрас?
Машенька, уяснив смысл непристойного предложения, обиделась и заворчала, что хотеть надувные матрасы не в стиле ее полового поведения, и вообще, она ни разу не лесби, но я крепко взяла ее за руку и, приобняв, с улыбкой шепнула на ухо:
– Молчи, дура, соблюдаем конспирацию! Пусть думают, что мы шагаем в камыши за этим самым, а не за утопленным трупом!
Осознав, что наше-то извращение посерьезнее будет, Машенька замолчала, но хмуриться не перестала. Зря: еще один общительный товарищ проявил беспокойство о ней, крикнув:
– Эй, малышка, если ты с дылдой не хочешь, иди к нам, третьей будешь!
И тут уже я, обидевшись на дылду, хотела было накидать плюх этому порочному идиоту, но Машенька меня удержала, более того – демонстративно погладила по руке и звонко ответила на поступившее предложение:
– Да пошел ты, дешевый развратник!
Мужик, приехавший на «Ладе», смутился и спрятался.
– Вот ведь разворошили мы с тобой это передвижное гнездо разврата, – как мне показалось, с удовольствием отметила Машенька.
Как, должно быть, скучно жила банкирская дочка до нашей с ней встречи!
– Все, сосредоточились! – скомандовала я, когда мы зашагали по подобию гати из смятых и размолотых колесами камышей. – Смотри внимательно, ищи…
– Что?
– Что-нибудь особенное! – Точнее я сформулировать не могла. – Что-то такое, что диссонирует с обстановкой.
– В смысле, труп?
Я обернулась на длинный ряд автомобилей с сидящими в них разнообразными извращенцами и пробормотала опасливо:
– Я не уверена, что он диссонирует…
– Да ладно! – шокировалась Машенька. – Убийца его сюда не для этого привез! О, смотри, обертка от шоколадки. Диссонирует, нет? Пивная бутылка… Коробка из-под пиццы… Еще бутылка… Ну, что за люди, хоть бы прибирали за собой!
– Наш-то как раз прибрал, – напомнила я, тоже внимательно оглядевшись: мертвых тел на виду не было.
Живые тоже прятались, но их можно было услышать, хотя из некоторых камышовых боксов неслись бравурные звуки музыки – разного стиля, но исключительно ритмичной.
– Половинка арбуза. – Практикантка добросовестно озвучивала свои наблюдения. – Банка из-под варенья, кажется, клубничного… Не диссонирует?
– Нет, нормально, вспомни «Девять с половиной недель», – посоветовала я, тоже осматриваясь. – Сигаретная пачка, окурки, смятые бумажки…
– Вот! – обрадовалась Машенька. – Я нашла, что диссонирует!
– Фу, руками не трогай! – крикнула я, но не успела: юная энтузиастка уже подобрала с земли какую-то тряпочку. – Ладно, что это у тебя?
– По-моему, это обрывок простыни! – Машенька победно потрясла в воздухе своей находкой. – Чистой белой простыни, что тут, по меньшей мере, странно!
Я покосилась на покрывало с лебедями, но смолчала.
В принципе, нельзя было исключать вероятности того, что кто-то особенно запасливый, аккуратный и щепетильный приехал за сексом в камыши со своим постельным бельем, но психотип такого человека, мне кажется, исключает разрывание простынки в клочья… А тут у нас был именно клочок. Кусочек ветхой белой бязи с обрывками голубых ниток…
– По-моему, тут что-то было вышито, – предположила Машенька, подергав за ниточку. – Но нитки вылезли и зацепились за…
Она поискала глазами и быстро нашла:
– За этот куст ежевики! О, точно, тут еще ниточка висит!
– Там, где была вышивка, ткань совсем истерлась и от рывка разорвалась. – Я наклонилась, рассматривая дорогу под низко нависшей ежевичной плетью. – Определенно, тут что-то тащили! Видишь, след гладкий, а не рифленый, как от автомобильных шин…
– Что-что, наш труп в простыне тут тащили! – уверенно заявила Машенька и первой вломилась в ближайший камышовый «бокс». – Эх, темновато здесь!
Не сговариваясь, мы включили фонарики в телефонах и дополнили концерт светомузыкой, но ничего нового и днем с огнем не обнаружили.
– Надо бы поискать там, – решила Машенька, заглянув за редкую стену камышей.
Из непроглядно темной воды на нее сурово посмотрело собственное отражение.
– Но страшно, – честно призналась практикантка. – А ты что об этом думаешь?
– Я думаю, что надо сравнить этот клочок с простынями бабы Тоси, – сказала я. – И посмотреть, нет ли на постельном белье нашей старушки вышитой монограммы. Хотя тут, кажется, буква «Г» была, а баба Тося у нас Антонина Храпова…
– Но если все совпадет, то?
– То будем думать дальше. – Я ушла от ответа и предложила уйти уже и от озера тоже.
– Погоди, как это – уйти? – удивилась Машенька. – А как же труп?
– А так же и там же. – Я решительно вывела неудовлетворенную красавицу из камышового будуара. – Если тело действительно лежит в озере, то ему день-другой никакой погоды не сделает, а нам еще нужно придумать, как, кто и, главное, почему его будет вылавливать…
– Полиция, конечно же, кто же еще!
Неопытная моя практикантка говорила слишком громко. При слове «полиция» открытые окошки автомобилей, мимо которых мы шли, с жужжанием закрылись. Одно авто даже задрожало, попятилось, выбралось из общего ряда и с ускорением покатило прочь.
– Конспирация! – напомнила я Машеньке. – Будешь так орать – спугнешь…
– Кого?
– Убийцу! – Мне было все равно, что сказать, лишь бы угомонить энтузиастку. – Знаешь ведь, говорят, преступника тянет на место преступления. Вдруг он и сейчас находится где-то здесь, а ты кричишь о наших планах!
– Где-то здесь?!
Машенька замолчала, но стала с таким пугающим вниманием присматриваться к машинам и людям в них, что еще два автомобиля малодушно сбежали.