Колыбельная для моей девочки  - читать онлайн книгу. Автор: Лорет Энн Уайт cтр.№ 9

С нелегким существованием единственной женщины в отделе Энджи справлялась просто: если кто-то угрожал или задирал ее, она сразу била кулаком в нос (это эффективно сдерживало женоненавистников вроде Харви Лео). Но как раз поэтому она и не горела желанием делать свой очень личный секрет всеобщим достоянием. Служебное расследование по факту применения чрезмерной силы еще не завершено, и Энджи меньше всего хотелось прослыть воплощением полицейской жестокости: в родном управлении и пальцем не пошевельнут, чтобы ей помочь. Полиция Виктории и без того не знает, как обелить свою репутацию после скандальной утечки в СМИ секретной информации по делу Спенсера Аддамса.

Дженни Марсден скрылась за углом, и Энджи побрела по мощеному переулку, задержавшись перед тускло освещенным служебным входом. Закрыв глаза, она вдохнула запах дождя, впитывая звуки города и стараясь мысленно перенестись на тридцать два года назад, чтобы вспомнить, что случилось перед тем, как ее посадили в бэби-бокс.

Туман и дождевая влага окутывали ее плащом. От мокрых булыжников поднимался своеобразный металлический запах, ассоциировавшийся у Энджи с падавшим снегом.

Но память молчала.

Тогда Энджи поднялась по ступенькам собора и потянула на себя тяжелую деревянную дверь. Внутри собор был огромен и величествен. Мигали свечи, тянясь маленькими золотыми язычками к витражам и густым теням под сводами. Над алтарем распятый Иисус поник головой в терновом венце с длинными острыми шипами; руки и ноги пригвождены к кресту. Энджи напрягала память, силясь услышать чудесное меццо-сопрано, выводившее «Аве, Мария» в тот роковой сочельник, – тот самый гимн, который пела, раскачиваясь на стуле, ее потерявшая рассудок приемная мать в психиатрической лечебнице Маунт-Сент-Агнес. От этого пения у Энджи пробудились непонятные мрачные воспоминания, дремавшие в самой глубине души.

Она начала повторять про себя: «Аве, Мария, грация плена, доминус текум…», но в ушах эхом отдавались странные польские слова: «Утекай, утекай! Вскакуй до шродка, шибко! Шеди тихо! (Убегай, убегай! Забирайся сюда! Сиди тихо!)»

Голос был женский. Значит, какая-то женщина кричала ей, маленькой, забираться в «ангельскую колыбель» и сидеть как мышка, чтоб ни звука? Энджи вспомнился рассказ приемного отца, Джозефа Паллорино:

– На портрете, который мы с твоей матерью увидели в газетах, ты казалась копией нашей четырехлетней Энджи, погибшей в Италии в восемьдесят четвертом году. Такие же темно-рыжие волосики, тот же возраст, а главное, ее – в смысле, тебя – нашли у собора, в котором пела твоя мать, почувствовавшая в молитве некую связь с тобой. Она была убеждена, что это ты, что тебя вернули под Рождество, как Божественного младенца в яслях. Твоя мать увидела в этом знак свыше и сразу поверила, что ангелы принесли нашу Энджи обратно, и мы должны сделать все, чтобы удочерить тебя и с полным правом привести домой…

Энджи передернуло. Приемные родители ничтоже сумняшеся вставили ее в пустоту, образовавшуюся после гибели ребенка, заменив прежнюю Энджи на новую, из бэби-бокса. Они даже назвали ее так же и позволили считать, что она и есть их дочка, а шрам на лице остался от злосчастной итальянской аварии. Вот это так кризис самоидентичности…

Выйдя из собора, Энджи направилась к Франт-стрит, куда манили ярко освещенные витрины. Каблуки сапог гулко стучали по булыжникам, и от этого звука делалось холодно и пусто. В душе рождалось ощущение обреченности, неминуемого поражения. Ей никогда не узнать правды. Раз материалы дела уничтожены за давностью лет, а детективов нет в живых, возможность провести собственное расследование превращалась в мираж.

Остановившись у нового входа в больницу, Энджи снова обратила внимание на «Старбакс» через дорогу. Некоторое время она сквозь пелену дождя вглядывалась в окна кафе, затем обвела взглядом верхние этажи и соседние заведения. В оцифрованной газетной статье были фотографии, сделанные вскоре после перестрелки у больницы. Полиция оцепила собор, и свидетели вместе с кучкой зевак собрались на противоположной стороне улицы – правда, тогда там еще не было «Старбакса».

Спасаясь от дождя, Энджи встала к стене, вынула новый смартфон, купленный после того, как рабочий телефон пришлось сдать вместе с жетоном и пистолетом, – и открыла закладку с оцифрованными газетами. Ага, вот и фотографии. Человек двадцать в теплых куртках и шапках стоят под густым снегопадом в ярком свете прожекторов съемочной группы местных теленовостей, а поперек натянута желтая лента, означающая границу оцепления. В кадр попали и полицейские, и розовая неоновая вывеска: «Розовая жемчужина».

Энджи подняла глаза. Давно ли здесь «Старбакс» вместо ресторана? Что еще было в этом помещении после закрытия «Розовой жемчужины»? Это можно выяснить в следующий приезд в департаменте городского развития и лицензирования коммерческой деятельности, но спросить тоже можно… К тому же она с удовольствием выпила бы горячего сладкого кофе.

Натянув капюшон, Энджи вышла под дождь и пересекла Франт-стрит.

В этот вечерний час в «Старбаксе» было малолюдно: одинокий посетитель с ноутбуком сидел у дальней стены, и две женщины – как показалось Энджи, медсестры из больницы – вели разговор, устроившись в креслах в углу. Тихо играла музыка – что-то из лирического джаза.

Энджи заказала капучино и брауни. У девушки за прилавком было кольцо в носу, металлический штырек в верхней части уха и татуировка в виде большой паутины на толстой шее. Ячейки паутины напоминали чулок в сеточку, едва не лопающийся на толстом белом бедре. Готовый костюм для «Шоу ужасов Рокки Хоррора»… Энджи подошла к концу стойки, где молодой бариста делал ей кофе, и спросила:

– А вы не знаете, давно тут «Старбакс»?

Бариста задумался, гримасничая от усилий.

– Года четыре или пять, – он повернулся к татуированной коллеге: – Мартина, не знаешь, сколько это кафе работает?

Девушка покачала головой без малейшего интереса.

– У нас трубу прорывало полгода назад, – продолжал бариста, сосредоточенно взбивая в чашке пену. – Пришлось все ремонтировать, поэтому выглядит как новенькое.

– А что здесь было до «Старбакса»?

Молодой человек взглянул на нее:

– Китайский ресторан, чуть не с самой постройки дома. – Он улыбнулся: – Я почему знаю – бывший хозяин, старичок китаец, живет над нами.

– А как его зовут? – сразу спросила Энджи.

– Мартина, как старикана из прежней забегаловки зовут, не помнишь?

– Кен Линг… Или Ли, как-то так. – Мартина вытерла руки о фартук, взяла металлическую кружку и начала ополаскивать в раковине.

Бариста подал Энджи чашку капучино.

– Он каждый день спускается в районе двух, газетку полистать. Всегда берет зеленый чай с молоком и садится вон там, если не занято.

– Значит, завтра он тоже будет?

Бариста фыркнул.

– Ну, если ничего не произойдет… По этому китайцу можно часы сверять.