Во рту у Мэддокса было сухо от переизбытка адреналина. Он убеждал себя, что Энджи жива – эта помогало не терять самообладания. Сейчас необходима ясность мысли, четкость зрения и общая собранность… Вдруг что-то привлекло его внимание на большой лесной поляне внизу. Сердце замерло: черт, там Энджи. Живая!
С ней какой-то человек. Мэддокс навел резкость, стараясь, чтобы руки не дрожали. Рыжеволосый мужчина массивного телосложения. Каганов. И с пистолетом. Гонит Энджи впереди себя по тропе, оканчивающейся на дальней стороне острова у пристани и каких-то сооружений в виде решетки на воде. Рыбные садки.
– Вижу их. Она у Каганова! – сказал Мэддокс в микрофон. – Можешь сесть на западном берегу, чуть севернее этих… рыбных садков?
– Вас понял, – Беннет заложил вираж, меняя направление полета.
Мозг Мэддокса работал в авральном режиме: внизу все очень напоминало то, что Энджи описывала после сеансов гипноза: старый лес, огромные деревья, бревенчатый дом с зеленой крышей, мостки, формирующие рыбные садки, и водная гладь.
Каганов привез свою дочь домой – умирать.
Каганов толкнул Энджи под низко опущенные кедровые лапы: этот участок тропы был совсем нехоженым. Впереди открылась бухта и пляж. Старые деревянные мостки тянулись над сине-зеленой водой, образуя решетку. Видавший виды сарай – выцветшая голубая краска лупилась на досках – виднелся в конце одного настила, а рядом лежала огромная гора крабовых ловушек.
Теперь Энджи понимала, почему вид деревянных платформ за окном у Джейкоба Андерса так ее растревожил. Они с Милой стояли здесь, на этой тропинке, смотрели из-за листвы на мостки и видели нечто ужасное. Воспоминание заклубилось в памяти черным удушливым облаком.
«Рыжий дядька» в конце самых длинных мостков затолкал худенькую женщину в большую клетку, которыми ловят крабов, и плотно закрыл. Женщина плакала. Мужчина несколько раз ударил ее ножом через ячейки – кровь полилась на доски настила – и столкнул ногой клетку с окровавленной женщиной с края мостков. Клетка упала в воду с громким всплеском. В небе кричали чайки.
Энджи сглотнула, явственно вспомнив эту сцену. Кровь сочилась у нее из рассеченной щеки.
Теперь эти сооружения, видимо, уже не использовались – огромные крабовые ловушки для коммерческого лова ржавели без дела. На мостках, начинавшихся от берега, Энджи узнала тот самый «домик» – сарай, где когда-то чистили рыбу. К стене был прислонен старый багор.
– Спускайся, – Каганов подтолкнул ее в спину.
Она глубоко вдохнула и осторожно пошла по склону к галечному пляжу. Камни, вывернутые сапогами, сыпались на берег. Вот что задумал Каганов – посадить ее в одну из крабовых ловушек и утопить. Может, нанести несколько ран, прежде чем сбросить в море, – кровь привлечет рыб. Она быстро пойдет на дно и будет лежать, как та свиная туша, а ее плоть дочиста обглодают крабы, омары, морские вши и осьминоги. Нужно что-то предпринять до того, как они дойдут до конца мостков, где грудой свалены крабовые клетки.
Благополучно спустившись по скользкой тропинке, Энджи ступила на старый настил – доски прогибались и шатались под ногой. Балансируя, она пошла вперед, к сараю. Внизу, под мостками, плескалась вода. Сзади на настил ступил ее отец – Энджи почувствовала, как сооружение дрогнуло под его весом. Ветер с океана был свежим, холодным и пах солью. Дойдя до сарая, Паллорино остановилась: нельзя, чтобы он гнал ее до самых крабьих ловушек. Нужно действовать. Здесь она примет бой.
– Эти садки… уже не используются, – сказала она хрипло.
Оли Каганов фыркнул:
– Давным-давно. Сейчас разведение лосося – это научный, компьютеризированный бизнес. Мои новые садки в море – на открытой, глубокой воде. Косяки рыб мониторятся через круглосуточную видеотрансляцию… Мои работники проводят на плавучих базах по две недели, потом меняются. Но и в океане, знаешь ли, не без камней – шутка ли, кормить целый мир! Животный белок, то-се… «Зеленые» пытаются предъявлять атлантическому лососю, которого мы выращиваем в Тихом океане, заявляют, что это губит местную рыбу, мешает нересту в реках Британской Колумбии и подрывает всю экосистему. Но у меня прикормлены журналисты и рекламные агенты, они предлагают представителям общественности экскурсии… Это работает на имидж компании… А теперь, когда мы обо всем поговорили, Рокси, пора. Разувайся.
– Зачем? – испуганно спросила Энджи, уже зная ответ.
– А вдруг всплывут! Кому надо, чтобы твою ДНК снова прибило в Цавассене? Дела нужно делать чисто.
Энджи медленно повернулась к своему отцу. За спиной Каганова тянулся лесистый берег, и вверху, среди деревьев, что-то двигалось. Может, ветер шевелит ветки?
Паллорино напряглась, разглядев силуэты в тени под деревьями. Люди. Двое.
С винтовками.
И тут она узнала иссиня-черные волосы. Мэддокс! Да каким же… «Он пришел за мной. Он меня нашел!» Энджи попыталась не выдать его частым, сбившимся дыханием.
Мэддокс рукой показал ей идти вперед, подальше от Каганова: он держал ее отца на мушке и не хотел задеть Паллорино.
– Сапоги, – нетерпеливо напомнил Каганов. – Снимай, быстро!
Глубоко вздохнув, Энджи наклонилась и медленно начала разуваться.
И тут с высокого берега сорвался случайный камень. Паллорино замерла. Каганов резко обернулся. Мэддокс нырнул обратно под защиту листвы, но Каганов успел выстрелить. От выстрела целая стая сосновых чижей взлетела над кронами. Энджи, не распрямляясь, осторожно повела рукой к заржавелому багру, прислоненному к сараю. Пальцы коснулись старой, рассохшейся деревянной рукоятки и плотно обхватили ее.
Каганов, уловив движение, направил на Энджи пистолет. Глаза его снова стали ледяными. Время замедлилось, когда его палец согнулся и напрягся на спусковом крючке. И тут за спиной Оли Каганова появилось розовое сияние – Мила подбежала к папаше, как месяц назад к «Крестителю», когда Энджи, не помня себя, разрядила в маньяка всю обойму.
Мила протянула ручонку к сестре, и в воздухе зазвенел голосок, словно говорил сам ветер:
– Подём… Подём иглать в лощу…
Энджи забыла дышать, не могла думать. Мила подошла ближе, и Энджи увидела, что из ее глазниц льется кровь. Кровавые ручейки текли по бледному личику, промачивая праздничное розовое платье и капая на белые ножки. Ярость шрапнелью взорвалась в мозгу Энджи, перед глазами все почернело. Она видела перед собой только своего отца-преступника.
«Убей его. Убей его. Убей!»
Она рванула багор к себе и, распрямившись, снизу вверх ударила своего противника острым железным концом по лицу.
Крюк пробил плоть, вонзившись в кость. От удара и боли Каганов дрогнул. Энджи перехватила рукоятку обеими руками и дернула вниз, раскроив ржавым крюком щеку от глаза до челюсти.
Взвыв, Каганов выстрелил, но пуля пролетела мимо. Энджи видела только кровь – повсюду дымящуюся свежую кровь. Воспользовавшись шоком Каганова, она пригнулась, прянула вперед и снова ударила его багром. Крюк глубоко пробороздил грудь, кровавя рубашку, и разодрал мышцы до пупка. Каганов ахнул, уронил пистолет и схватился за живот. Попятившись, чтобы избежать нового удара, он поскользнулся на собственной крови и тяжело упал на спину. Энджи подошла и остановилась над ним, расставив ноги. Высоко занеся багор, она концом рукоятки с силой ударила Каганова в лоб. Рыжий гигант забил руками и обмяк. Время остановилось. Энджи успела удивиться, что не стало слышно птиц. Вообще никаких звуков. Будто мир онемел.