Годунов опустил глаза, прижал руку к груди, к спрятанной под кафтаном ладанке с заветной травой. В голове зазвучали слова колдовского заговора:
«На дворе трава, на траве роса… не простая то роса, то кровь заговоренная, заколдованная…»
– Что ты там шепчешь? – прохрипел царь. – Что ты там такое бормочешь?
– Молюсь за вас, государь, за здоровье ваше! – быстро нашелся Годунов. – Прошу Богородицу, чтобы продлила ваши дни! Прошу, чтобы даровала вам скорую победу над всеми ворогами и супостатами, над всеми предателями и изменниками…
– Врешь небось, змей хитрый! Но не думай – меня тебе не перехитрить! Видишь, ферязь моя бьет твоего слона, а потом и до царя доберется! Обыграю тебя в шахматах – и в жизни обыграю. Разведу Федьку, завтра же разведу, найду ему новую жену из хорошего старого рода…
– Ваша воля, государь!
В голове Годунова все еще звучали слова заговора:
«… кровь трех странников, кровь пяти калик перехожих, семи каторжников заклейменных, девяти колодников…»
– А наврал тот чернокнижник! – проговорил царь. – Вот уж кончается день, а я живехонек и даже лучше себя чувствую, чем утром! А тебе, Бориска, снова шах! Пойди-ка выгляни в оконце – село ли солнце? Коли село, велю его казнить…
Годунов поднялся, подошел к маленькому окну, выглянул в него, повернулся к царю.
– Нет, не село еще!
– Как – не село? Не может быть! А у меня в глазах вроде бы темнеет…
Годунов вернулся к столу, переставил фигуру и проговорил, торжествуя:
– Не извольте гневаться, государь, но вашему царю конец пришел. Шах и мат.
– Как – конец? – Иван побагровел, потянулся к доске, махнул рукой, сбрасывая фигуры, захрипел:
– Как… как конец… не может того быть… никак этому быть не можно…
– Конец! – повторил Годунов.
Царь попытался встать, но вместо этого повалился на пол, задергался, захрипел.
– Врача! – крикнул Годунов стрельцу, стоящему у входа в палату. – Немедленно врача! И… духовника!
Через минуту палата наполнилась людьми.
Появились и оба царевых медика – Эльмс и Якоби, появились ближние бояре, появились думные дьяки и приближенные к царю дворяне. Одним из последних вбежал царевич Федор, увидел лежащего на полу отца, всплеснул руками, упал на колени, воскликнул:
– Что с государем батюшкой? Неужто…
Медики заставили придворных расступиться, подошли к телу царя. По очереди послушали пульс, потом переглянулись, Якоби припал ухом к груди царя, послушал, снова переглянулся с коллегой, обернулся к присутствующим и проговорил с достоинством:
– Сердце государя остановилось. Иоанн Васильевич всея Руси скончался…
Федор кинулся к телу отца, упал на него, восклицая:
– Батюшка, батюшка… на кого же ты меня оставил…
Потом завертел головой, позвал:
– Борис! Шурин! Где ты?
Годунов тут же протиснулся, расталкивая царедворцев, склонился перед Федором и проговорил торжественно:
– Государь Федор Иоаннович, я верный ваш слуга! Батюшка ваш велел мне оберегать вас от всех недругов и изменников, служить вам делом и советом…
– Да, да, Борис, это все так! – Федор Иоаннович махнул рукой. – Я знаю, как ты мне предан… но сейчас я не понимаю, что делать. Как жить без батюшки? Научи меня! Помоги!
– Не беспокойтесь, государь! Я знаю свой долг и буду служить вам, как служил вашему отцу.
Он встал рядом с Федором и проговорил громким, звучным, красивым голосом:
– Государь и самодержец Иоанн Васильевич всея Руси помре. По праву и закону христианскому на престол воссядет законный его сын и наследник Федор Иоаннович. Бояре Бельский и Шуйский, изменой своей сократившие жизнь Иоанну Васильевичу, сегодня же будут под крепкой охраной отправлены в ссылку.
– Что? Как? – князь Шуйский бросился вперед, уставился на Годунова, потом перевел взгляд на Федора, воскликнул:
– За что? Я верой и правдой…
– Борис лучше знает! – отмахнулся Федор Иоаннович. – Борису виднее…
– Схватить Шуйского и Бельского! – приказал Годунов, и стрельцы тут же исполнили его приказ.
Утром Ирина тщательно накрасилась и поехала к следователю на метро.
Он встретил ее сурово.
– Ну? – спросил он. – Что вы можете мне сказать?
– Насчет чего? Вы задаете некорректные вопросы. – Ирина решила сразу поставить его на место, хотя для чего она это делает, не смогла бы ответить.
– Я хотел бы узнать, каким образом ваша машина взорвалась, а в ней, между прочим, погиб человек…
– Это вы меня спрашиваете? – закричала Ирина, потому что ей внезапно все надоело. – Это я должна задавать вопросы! Куда смотрит полиция, если машины взрывают среди бела дня на людном проспекте! Ведь я же сама могла сесть в нее!
– А вместо вас сел другой человек. Совершенно посторонний, – вкрадчиво сказал следователь. – Или нет? Вы его знаете? Кем вам приходится Василий Ящеров?
– В жизни о нем не слышала! – честно ответила Ирина. – И понятия не имею, что ему понадобилось в моей машине. Может, он ее угнать хотел? Скорее всего!
Про оставленные ключи она благоразумно промолчала.
– Разберемся! – пообещал Дятел, сразу поскучнев, но Ирина ему не поверила.
Где уж тебе, Дятлу такому, разобраться, ты и с убийством той тетки пожилой не разобрался, а туда же, новое дело взял. Нарочно подсуетился, небось, чтобы ее, Ирину, закопать.
Очевидно, следователь что-то прочитал по ее лицу, потому что посмотрел строго и спросил, каким образом ее машина очутилась вчера на Загородном проспекте как раз там, где неделю назад случилось происшествие.
– Какое происшествие? – тут же вскинулась Ирина. – Я про происшествие на Загородном проспекте ничего не знаю! Вы меня спрашивали, могла ли там быть моя машина в конкретный день, то есть двадцатого числа. Я говорю – не могла, и охранник паркинга вам подтвердил, что она на месте стояла. А что там случилось двадцатого, вы мне не говорили.
– Это тайна следствия, – важно заявил Дятел, – и вообще, вопросы здесь задаю я! А вы отвечайте, что делали вчера в том районе?
«Дундук какой! – рассердилась Ирина. – Хочешь, чтобы тебе информацию ценную выдали – нужно с людьми по-хорошему разговаривать, а он…»
– Вчера я была в мебельном магазине. Там как раз магазин на углу, – затараторила Ирина. – Я – женщина одинокая, все должна сама делать. Давно хотела комодик в спальню присмотреть, вот и поехала. С работы отпросилась пораньше, мне за командировку отгулы полагаются…