Хищные птицы - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 21

Сэм Боуэлс шел во главе жалкой группы, появившейся из трюма. Пленные моргали, очутившись на солнце. Их отвели на корму и заставили встать на колени, лицом к команде.

Сэр Фрэнсис прочитал их имена, записанные на куске пергамента, который он держал в руке:

– Сэмюэль Боуэлс. Эдвард Брум. Питер Лоу. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите коленопреклоненно перед своими товарищами по плаванию, и вас обвиняют в трусости и дезертирстве перед лицом врага и в нарушении долга.

Матросы мрачно заворчали, глядя на пятерку.

– Что вы ответите на эти обвинения? Являетесь ли вы трусами и предателями, в чем мы вас и обвиняем?

– Пощадите, ваша милость! – заговорил за всех Сэм Боуэлс. – Это был приступ безумия! Мы раскаиваемся! Простите нас, мы вас молим ради наших жен и милых детишек, что остались дома!

– У вас только и есть что те жены, которых вы находите в дурных домах на Док-стрит, – насмешливо бросил Большой Дэниел.

Команда загудела:

– Повесить их на рее! Посмотрим, как они спляшут джигу для дьявола!

– Стыдитесь! – остановил их сэр Фрэнсис. – Разве это английское правосудие? Каждый человек, даже самый низкий, имеет право на справедливый суд.

Предатели зарыдали, а сэр Фрэнсис продолжил:

– Мы решим все должным порядком. Кто выдвигает против них обвинения?

– Мы! – хором рявкнули матросы.

– Кто выступает свидетелями с вашей стороны?

– Мы все! – снова ответил ему дружный хор.

– Вы лично видели их трусливые или предательские поступки? Вы видели, как эти грязные души бежали от сражения, предоставив товарищей их судьбе?

– Видели!

– Итак, – капитан повернулся к обвиняемым, – вы услышали свидетельства против себя. Что вы можете сказать в свою защиту?

– Пощады! – снова заныл Сэм Боуэлс.

Остальные четверо молчали.

Сэр Фрэнсис снова повернулся к команде:

– И каков ваш вердикт?

– Виновны!

– Виновны, черт побери! – добавил Большой Дэниел, как будто у кого-то еще могли оставаться сомнения.

– И каков ваш приговор? – спросил сэр Фрэнсис.

Команда мгновенно взорвалась бешеными криками:

– Повесить их!

– Виселица слишком хороша для свиней! Протащить под килем!

– Нет! Нет! Распять и четвертовать! Заставить сожрать собственные яйца!

– Поджарить свиней! Сжечь у кола!

Сэр Фрэнсис снова заставил всех умолкнуть.

– Я вижу, мнения разделились. – Он махнул рукой Большому Дэниелу. – Отведи их вниз и запри. Пусть денек-другой кормятся собственным дерьмом. А мы с ними разберемся, когда придем в порт. До тех пор у нас есть дела и поважнее.

В первый раз за свою жизнь на борту Хэл получил собственную каюту. Ему больше не нужно было делить каждый момент бодрствования и сна с толпой, в неизбежной близости с множеством человеческих существ.

Галеон обладал простором в сравнении с маленькой каравеллой, и отец нашел Хэлу место рядом со своей собственной великолепной каютой. Прежде помещеньице являлось чуланом слуги голландского капитана, просто крошечная каморка.

– Тебе нужно место, чтобы продолжать занятия, – объяснил сэр Фрэнсис свою снисходительность. – Ты слишком много времени тратишь на сон каждую ночь, когда ты должен учиться.

Он приказал корабельному плотнику сколотить койку и полку, на которую Хэл мог поставить свои книги и бумаги.

Над головой Хэла качалась масляная лампа, покрывавшая копотью потолок каморки, но она давала достаточно света, чтобы различать линии планов и чертежей, и позволяла выполнять заданные отцом уроки.

Глаза Хэла горели от усталости, он постоянно сдерживал зевоту, окуная перо в чернильницу и всматриваясь в лист бумаги, куда он переписывал выдержки из лоции голландского капитана, захваченной его отцом.

Каждый навигатор имел собственное пособие, некий справочник, драгоценный журнал, в который записывал все об океанах и морях, течениях и побережьях, местах возможного подхода к берегу и заливах. У каждого были свои таблицы таинственных капризов компаса и его отклонений в незнакомых водах и карты звездного неба, менявшегося в зависимости от широты. Такие знания каждый мореход кропотливо собирал всю свою жизнь, исходя и из собственных наблюдений, и из опыта других, и даже из матросских баек.

Сэр Фрэнсис ожидал, что Хэл закончит работу до своей вахты на мачте – та начиналась в четыре утра.

Легкий шум за переборкой отвлек Хэла. Он поднял голову, держа перо в руке. Это были шаги настолько тихие, что их почти невозможно было расслышать, и доносились они из роскошной каюты жены губернатора. Хэл прислушивался всем своим существом, пытаясь понять каждый звук, улавливаемый им. Сердце говорило ему, что там – милая Катинка, но он не ощущал уверенности. А если это уродливая старая горничная, а то и нелепый муж? Хэл постарался отбросить такие мысли.

Он убедил себя, что за переборкой находится Катинка, и близость женщины взволновала его, хотя их и разделяли доски переборки. Хэл так отчаянно желал увидеть Катинку, что уже не мог ни сосредоточиться, ни даже усидеть на месте.

Он встал, вынужденный нагнуться из-за малой высоты потолка, и тихо двинулся к перегородке. Прислонившись к ней, юноша прислушался. Он услышал легкий скрип, как будто что-то тащили по полу, потом шорох одежды, потом еще какие-то звуки, смысла которых он не понял, и наконец – булькание воды, льющейся в таз или чашу. Прижимаясь ухом к доскам, он воображал то, что происходило по другую их сторону. Он слышал, как женщина набрала воду в ладони и плеснула себе в лицо, слышал ее короткий вздох, когда холод охватил ее щеки, а потом снова плеск воды, упавшей в таз…

Посмотрев вниз, Хэл заметил слабую полоску света, проникавшего сквозь щель в переборке, – узкую желтую линию, колебавшуюся в ритме движения корабля. И, ни на мгновение не задумавшись о том, что делает, Хэл опустился на колени и прижался к щелке глазом. Щель была совсем узкой, он мало что мог видеть, к тому же мягкий свет свечи бил прямо ему в глаз.

Потом что-то пронеслось между ним и свечой, некий вихрь шелка и кружев… Хэл продолжал всматриваться – и задохнулся, заметив жемчужное сияние безупречной белой кожи. Это был лишь краткий миг, такой короткий, что Хэл едва успел различить линию обнаженной спины, блестящей как перламутр в желтоватом свете.

Хэл крепче прижался к переборке, горя желанием еще раз увидеть хоть на миг такую красоту. Он воображал, что сквозь обычный шум корабля, скрип его корпуса он различает нежное дыхание, легкое, как шепот ласкающего тропического ветерка. Он сдерживал собственное дыхание, прислушиваясь, пока его легкие не начали болеть, и у него закружилась голова от благоговения.

В это мгновение свеча в соседней каюте погасла, лучик света, сочившийся сквозь щель к напряженному глазу Хэла, исчез. Он услышал удалявшиеся тихие шаги, и за переборкой воцарились тишина и темнота.